Владимир Мавродин - Рождение новой России

• Название: Рождение новой России
• Автор: Владимир Мавродин
• Издательство: Издательство Ленинградского университета
• Жанр: История
• Год: 1988
• ISBN: 5-288-00114-6

Книга видного советского историка является переизданием трех его трудов «Петр Первый» (1948 г.), «Классовая борьба и общественно-политическая мысль в России в XVIII в. (1725–1773 гг.). Курс лекций» (1964 г.), «Под знаменем Крестьянской войны» (1974 г.). В ней прослеживается история Русского государства на протяжении трех четвертей XVIII в.; раскрывается значимость петровских реформ в деле преобразования всех сторон жизни государства; рассматривается вся совокупность проблем, связанных с анализом развития общественно-политической мысли; рассказывается о грозных событиях крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева.

Для историков, а также всех интересующихся историей нашей страны.

---

В 1772 г. на том же Иргизе запорожец Дударенко вспоминал, как «колиев» «российское начальство на кобылу клало», в ответ на что услышал от казака Заброды: «Всех российских людей, да и казаков донских, також и яицких, буде одной мыслью бунт учинят, на кобылу не положишь».

Заброда был прав. Придет пора, когда поднятое яицкими казаками восстание перерастет в крестьянскую войну, в которой примут участие не только казаки — сыны Седого Яика, но и Дона, Волги, Днепра.

Лекция 9 Движение среди казачества. Восстание яицких казаков

Начиная с первых лет XVII в. в классовой борьбе в России огромную роль играло казачество. Казачество выступало застрельщиком всех трех крестьянских войн. Это обусловливалось и происхождением, и социальной природой казачества. Казаки — плоть от плоти и кровь от крови простого народа, крестьян и работных людей, бурлаков и солдат, посадских людей, потомков «старых служб служилых людей». Казачество породил беглый люд и в первую очередь беглое крестьянство.

Далеко не каждый беглый, устремлявшийся в казацкие земли, на Седой Яик и Терек, на «ясные зори, тихие воды», в Запорожскую Сечь и на Тихий Дон, приют основной массы беглых русских людей, достигал этих обетованных краев, где он мог, наконец, зажить той вольной, казацкой жизнью, о которой мечтал в родной деревушке; не каждый становился казаком.

Но когда все испытания оставались позади и пройден был тернистый путь от какой-нибудь воронежской или тверской деревушки до верховых казацких городков и станиц, вчерашний беглый становился казаком. Здесь он заставал веками складывавшийся казацкий строй, видел претворенный в жизнь свой крестьянский социальный идеал — вольный человек на вольной земле. Правда, на Дону, как и в Запорожье, подлинного равенства вольных людей не было и деление на «дюжих», «домовитых» казаков, «дуков», старшину, с одной стороны, и «голытьбу», «голоту», «нетяг», «серому» — с другой, отражало, как в миниатюре, деление на классы в России или на Украине, но для того чтобы это узреть, понять и почувствовать, вчерашнему крестьянину прежде всего необходимо было сегодня стать казаком. И только тогда, спустя известное время, потомок помещичьего или монастырского крепостного, «хлопа» уже на другой территории и в других условиях — на Дону и Яике, на Тереке и Днепре — продолжал ту борьбу за землю и волю, которую вел его отец, дед, прадед где-то в России или на Украине. Этим и объясняется общность социальных чаяний и стремлений крестьянства и порожденного им рядового, трудового казачества.

В борьбе за волю казачество выступало в своей крестьянской ипостаси, отличаясь от породившего его «мужика» из «Расеи» только тем, что считалось вольным, ревниво, хотя и не всегда успешно, отстаивало свою вольность от покушений со стороны царизма и старшины. Оно было вооружено, имело прочную, традиционную военную организацию и, ведя полную опасностей пограничную жизнь, вырабатывало в себе качества, свойственные его образу жизни: свободолюбие, мужество, независимость, чувство собственного достоинства, инициативу, смелость, настойчивость, складываясь в своего рода профессиональную гвардию трудового народа.

Казаки — не только «бессменная стража на крайних пределах» России, они — «славянские витязи, витязи-мужики, странствующие рыцари русского черного народа».

Но постепенно уходили в прошлое вольности казачества. Не только яицкое, терское, но даже многочисленное и сильное старейшее русское донское казачество все больше подпадало под гнет царских властей и своих старшин. После разгрома восстания Кондратия Булавина Дон притих. С середины XVIII в. правительство усилило организованный нажим на Дон, опираясь на старшину — «домовитых» казаков, превращавшихся в офицерство и чиновничество, награждаемое чинами, званиями и дворянством. Нарождавшееся донское казачье дворянство захватывало земли и угодья, обзаводилось крепостными крестьянами. Землю донского войска разделили на несколько округов, где учреждался сыскной надзор, порученный «верным» казакам: правительство и старшина стремились положить конец бегству на Дон. В казаки стали зачислять беглых только в том случае, если они были «прожиточными». Все казачье население Дона резко отделили от неказаков, обложив их подушной податью, тогда как казаки освобождались от налогов, обязанные государству лишь военной службой. Служба рядового донского казака становилась все обременительней, притеснения со стороны старшин непрерывно возрастали. И снова, как и встарь, «помутился Тихий Дон».

В своих манифестах («ярлыках»), адресованных и донским казакам, и всему народу, он призывал к себе «голутвенных людей», «бесприютных бурлаков» и вообще «всю чернь», обещая им постоять «за старую веру и за чернь», суля казакам облегчение службы.

Одной из форм борьбы донского казачества с крепостнической системой, распространявшей свои порядки на Дои, было уклонение от службы и нарядов и даже бегство. Из беглых казаков, крестьян, работных людей, бурлаков и солдат в землях донского казачества складываются такие же «разбойные», «воровские партии», как в центре России, в Поволжье и т. д. Особенной активностью действий таких казацких «разбойных партий» отличаются 30-е годы XVIII в.

В июле 1737 г. донские казаки Березовской и Малодельской станиц Иван Миренин, Осип Овсов, Иван Шишка и Василий Шаров возглавили отряд «разбойных людей» численностью в 60 человек, состоявший из донских и волжских казаков, беглых крестьян и бурлаков. Старшинским отрядам удалось разгромить отряд. Овсов с 26 товарищами ушел в Россию, где стал нападать на помещичьи усадьбы в Шацком, Козловском и Тамбовском уездах. Отряд Овсова правительственные войска разбили, сам Овсов погиб, но небольшая группа нашла прибежище на реке Медведице, вела себя очень активно и даже распространяла какие-то «ложные письма». Только спустя полтора месяца старшйна разгромила и эту группу.

В мае 1738 г. в Медведицких лесах появились отряды атамана Растегая и Ивашки Журавля, похвалявшиеся идти «на русские поселки» и «разбивать» помещиков. Искоренить «разбои» самих же казаков на Дону оказалось нелегким делом.

В 50–60-х годах «разбоев» на Дону не было, но «отягощения и непорядки» от старшин обусловили «возмущения, побеги и шатости». Среди казаков ходили «возмутительные письма». Казаки жаловались, что их «из лесу с работы не отпускают», что они «оголели и разорились», остается только уйти с Дона, и «все в сомнение пришли».

В 1753 г. на Дон для «секретного следствия» по указу генерал-прокурора был направлен бригадир И. В. Павлов.

Он получил приказ «наискорее забирать» «возмутительные письма», разыскать и арестовать зачинщиков волнений, пресечь «возмущения и шатости». Большинство зачинщиков оказались «люди худого состояния», а некоторые из них, как, например, Подтяжкин, пользовались у властей худой славой как укрыватели беглых. Энергичные действия и жестокость Павлова возымели действие: хотя «казаки все в сомнение пришли», но «шатость» удалось прекратить.

Волнение донских казаков с особой силой вспыхнуло в 1772 г. в связи с требованиями со стороны правительства выслать тысячную команду в действующую армию. Выступление казаков в своих личных целях использовал атаман Войска Донского Ефремов, опасавшийся репрессий со стороны правительства. Когда на Дон приехал с особыми полномочиями генерал Черепов, Ефремов отказался ему повиноваться.

Казачество волновалось, опасаясь «регулярства», т. е. распространения на Дон обязанностей регулярного войска. Поговаривали, что Черепов начнет Дон «делить». Нужно сказать, что выбор кандидатуры Черепова нельзя назвать удачным, даже с точки зрения правительства: Черепов прославился своей жестокостью по отношению к яицким казакам. Казаки кричали: «Это-де не Яицкое — войско Донское!».

Черепова избили, не стали слушать даже Ефремова, выступившего в роли защитника интересов казачества. Казаки укрепляли свои станицы, готовились к сражениям с правительственными войсками. С большим трудом старшинам удалось уговорить казаков принять войсковую грамоту, осуждавшую «бунтовщиков». Черепов приступил к допросам, применяя батоги и розги. В ответ осенью 1772 г. волнение вспыхнуло с новой силой, и лишь события крестьянской войны побудили правительство отказаться от преследования их участников.

Еще в худшем положении оказалось созданное в 30-х годах волжское казачье войско, образованное из переселенных на Царицынскую крепостную линию донских казаков и украинцев, проживавших на Дону.

На Царицынскую линию послали самых бедных казаков. Они голодали, жили в ужасных условиях, в холодных землянках, с трудом находя корм для своих лошадей. С большим трудом осваивали казаки новые места.

В 1770 г. еще одно испытание выпало на долю нищего волжского казачества: правительство переселяло 517 семей волжских казаков в Моздок. Едва успевшие обжиться на Волге казаки должны были бросать все и уезжать в далекие края. Начались волнения.