Анджей Сапковский - История и фантастика

• Название: История и фантастика
• Автор: Анджей Сапковский
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-041511-3

Все, что вы хотели узнать об Анджее Сапковском, но не знали, как спросить.

Откуда приходят к нему идеи для новых книг?

Какова роль истории в его произведениях?

Как зарождалась его сага о Ведьмаке?

Каковы его маленькие (и не очень) творческие секреты?

Что должен знать и уметь автор, желающий написать фэнтези?

Все это — и многое, многое другое — в потрясающем сборнике интервью Анджея Сапковского!

---

— Прежде чем издать «Башню Шутов», вы сообщили, что цикл будет состоять из трех томов, паузы будут полуторагодовые, а последний том будет называться «Lux perpetua», то есть «Свет вечный»[178]. Сейчас вы работаете именно над этим томом. Как выполняется «пятилетний» план? Прав ли я, предполагая, что опыт, полученный при работе над «Ведьмаком», нельзя было механически перенести на новый цикл?

— Ваше предположение справедливо. Пятитомный «Ведьмак» был классическим циклом. Когда пишешь цикл, одна книга в год — непременное требование. В нашей стране читать начинают исключительно рано, книгами увлекаются двенадцати-тринадцатилетние подростки, совсем не так, как, например, в США, где читает в основном университетская молодежь. Поэтому, если даже первый том саги о Геральте заинтересовал того, кто оканчивает восьмилетку, трудно требовать, чтобы он стал ждать эпилога аж до зрелого возраста. Я не хотел быть вторым Альфредом Шклярским. Помню детские увлечения первыми приключениями его Томека, читал, весь горя, каждую новую книжку, но конца цикла, к сожалению, не дождался — то, что было хорошо для двенадцатилетнего пацана, сорокалетнего мужчину почему-то удивительно мало удовлетворяло. Я хотел избежать подобного синдрома и твердо решил издавать очередные тома с паузами, не превышающими год.

С трилогией, начатой «Башней Шутов», как я обнаружил, дело обстоит несколько иначе. Это всего три тома, значит, режим «один том в год» не может быть фетишем. Можно позволить себе делать более длинные перерывы.

— Некоторые начинают писать книги с конца. Вы нe пробовали? Ну и как? Оправдывается?

— Мне уже не раз случалось начинать работу с последней главы либо последней сцены. Некоторых это очень удивляет, но мне такой метод кажется вполне нормальным, тем более если у тебя на столе стоит компьютер, который потом может написанные кусочки сложить. Хуже, когда компьютера нет, листки могут затеряться, поэтому лучше писать последовательно, что, кстати, тоже имеет свои плюсы, потому что, если в домашней кассе обнаруживается недобор, можно в любой момент снять с пачки листов верхние двадцать страниц и продать какому-нибудь журналу в качестве рассказа. Я знаю людей, которые так делали.

— Берясь за работу, вы сразу же устанавливаете крайние границы своего мира или пишете стихийно, без готового плана, держа в голове лишь несколько основных директив?

— Я с упорством маньяка утверждаю, что в моих книгах нет никакого конкретного мира! Что касается онтологии всей описываемой цивилизации, то она фрагментарна, служит фабуле и только к ней подогнана. Я не выполнял какой-либо истинно бенедиктинской работы, как это сделал Толкин, разработавший, еще не начав писать, топографию, географию, религии, даже языки. Толкин мог это себе позволить, у него было время, а работая над книгой, он получал удовольствие. Если у человека есть время и желание забавляться, пусть забавляется. Но я считаю это неоправданной крайностью. Необходимо сформулировать фабулу, потом садиться и писать, немного жаль тратить время на предварительное вычерчивание карт, придумывание предыстории, рисование генеалогических древ царствующих домов. Явным перебором считаю, когда в комнату приносят кучу песка и мочатся на нее, чтобы установить направление течения рек.

У меня никогда не было склонности играть в творца мира, меня поглощали фабула и судьбы героев. По крайней мере так было с рассказами. Правда, позже, когда я засел за второй цикл, мне пришлось разработать хотя бы зачаточную географию, в том числе политическую и экономическую, внимательнее следить за тем, что расположено на севере, а что на юге, и в какой стороне находится море. Но я по-прежнему делал это только в тех рамках, которые требовала фабула и которые для действия были совершенно необходимы. Не больше. Мой мир — это псевдомир, всего лишь фон, передвигаемое воротом ярмарочное полотно. И это оправданно — ведь роман повествует не о судьбах мира, а о судьбах героев, именно мир служит фабуле, а не фабула миру. Он, конечно, является некоей онтологической конструкцией, но выполняет служебную роль для фабулы, а не живет ради своей собственной фантастически необычной онтологии.

— Прекрасно понимаю, но это отнюдь не объясняет мне, все ли у вас распланировано от начала до конца. Или иногда происходит стихийно?

— При работе всегда должен существовать какой-то фабулярный скелет, но это не значит, что историю следует излагать линейно, тем более в фэнтези, жанре, особенно подверженном опасности скатиться в банал. А уж банальностью банальности является линейная фабула, в которой герои идут, что-то убивают, идут дальше, что-то убивают, как говорят военные: «Выстрел номер один — мишень поднимается, выстрел номер два — мишень поднимается, марш вперед, выстрел номер три, мишень поднимается…» и т. д. Любой опытный читатель, видя такую книгу, немедленно проделывает так называемый поворот через левое плечо. У меня всегда имеется некий скелет, но еще ни разу не случалось, чтобы неожиданно что-то начало жить собственной жизнью и, например, герой, которому в соответствии с планом положено сразу же исчезнуть, переродился в первоплановый персонаж. Не думаю, чтобы это было ошибкой или преступлением против искусства фабулы, совсем наоборот. Много героев, много ситуаций и событий, возникавших в моих книгах неожиданно, уравновешивались героями, ситуациями и событиями, которые я при помощи клавиши F8 отправлял в страну литературного небытия.

— Выходит все же, они порой проявляют свою психологическую либо стихийную автономию. Между тем вы не устаете повторять, что они — всего лишь черные буковки на белом фоне... Вы просто не хотите согласиться с тем, что персонажи вызывают у вас какие-то эмоции. Ведь не ко всем вы относитесь одинаково…

— Упомянутые вами черные буковки на белом фоне могут, разумеется, вызывать определенные эмоции, ведь именно для этого такие буковки выдумывают и в определенном порядке расставляют. Есть вещи, которые человека будоражат больше, есть и такие, которые меньше. Книга — не только техническая операция. Если б автор написал книгу без каких-либо эмоций, читатель заметил бы это мгновенно.

Если не испытывал эмоций писатель, то их не будет и у читателя.

— Признаться, я немного теряюсь в этой казуистике. С одной стороны, вы признаете, что буковки на бумаге, которыми являются герои, живут все же какой-то своей жизнью, коли они могут пробиться в романе с задних рядов в первые, а с другой — вот уже несколько раз в нашей беседе вы ссылались на священные, как вы это назвали, требования фабулы. Определенные события должны произойти, поскольку вытекают из фабулярных положений, установленных раньше. В интервью вы даже утверждаете, что все, что вы пишете, очень тщательно запланировано. Следовательно, когда рождается первый том саги, вы уже знаете, что случится в последнем. Как все это примирить?

— Тут нет ни грана казуистики, и я не очень-то понимаю, где здесь можно запутаться? Я говорю о нормальном творческом процессе, а он, кроме конкретной, утомительной и выполняемой в соответствии с до омерзения детальным планом работы, содержит и непредвиденные взрывы «неведомого», примером чего является упомянутая собственная жизнь персонажей. Однако это, как я подчеркнул, исключение. Кроме того, мне кажется, мы все еще не можем понять друг друга относительно некоей достаточно существенной проблемы. Вы почему-то никак не хотите согласиться с тем, что даже самые взрывные эмоции, самые захватывающие дух повороты сюжета, самые слезливые финалы автор планирует холодно и расчетливо, а потом спокойно нажимает клавиши и печатает черные буковки на белом фоне. А если случится непредвиденное, что-то начнет жить собственной жизнью и подбросит эмоций, если от внезапного прилива вдохновения у писателя поднимется температура, то он только возрадуется, потому что произошло счастливое попадание. И не очень частое.

Среди моих читателей есть множество фэнов RPG, фабулярных игр. В этих играх события происходят не потому, что они диктуются драматургией или развитием сюжета. Они являются простым результатом случайности. Компьютер — или игральные кости — создает определенные ситуации и их последствия. Подвергшийся нападению дракон неожиданно оказывается сильнее героя и поедает его, а игрок, управлявший этим персонажем и намеревавшийся играть еще два часа, выбывает из игры. После того, как в свет вышел последний том цикла о ведьмаке, находились люди, подозревавшие меня в том, что я пишу, основываясь на подобном принципе, — то есть иррационально прикончил их любимых героев только потому, что так легли кости. В оправдание этих критиков надо сказать, что действительно есть такие авторы фэнтези, работающие «в реалиях» определенных систем role playing, их произведения в мельчайших деталях похожи на записи хода партии данной игры, а эпизоды однозначно говорят о том, что они сгенерированы случайно. Привыкшие к хеппи-энду в фэнтези читатели ожидали, что и у меня, как у Толкина, все завершится торжественным банкетом на полях Кормаллена, а ведьмак — как Арагорн — будет возведен на трон и женится на Йеннифэр. Фактический же финал «Владычицы Озера» поверг их в ступор. Они решили, что такое не могло быть запланировано, ибо… ну разве ж так можно?! Вопреки канону, вопреки принципам, вопреки публике, жаждущей свадьбы, на которой автор был и пиво пил?! Вывод: Сапковский в работе использует принцип RPG, конструируя действие стихийным, случайным образом, жеребьевкой с помощью игральных костей. Выпали две единички, так называемые snake eyes[179], вот он и прикончил любимых героев. Многие так думают до сих пор, не помогают никакие объяснения! Остаются без внимания и рекомендации прочесть книгу еще раз, да повнимательнее, что наверняка позволит заметить и элементы планирования, и явные указания на то, в каком направлении будет развиваться действие и даже чем закончится. Поворот сюжета никогда не принуждает мен я описывать событие, которое не предполагал бы первоначальный план, если не говорить о каких-то побочных, второстепенных, малосущественных для развития основной линии действиях или моментах. Я не нарушаю генеральной картины развития событий. Если я веду святого Георгия к победе над драконом, то никак не могу неожиданно кинуть кости и заставить его скончаться от поноса.