Борис Березовский - Автопортрет, или Записки повешенного

• Название: Автопортрет, или Записки повешенного
• Автор: Борис Березовский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9524-5084-4

«Автопортрет, или Записки повешенного» – размышления Бориса Березовского о себе и своих близких, друзьях и врагах, о России и мире, народе и элите, вере и свободе, русских и евреях. В сюжетах, представленных автором, читатель найдет живые образы ведущих российских политиков, в их числе Юрия Лужкова и Евгения Примакова, Анатолия Чубайса и Григория Явлинского. В книге подробно рассказано о предвыборной президентской кампании 1996 года, во время которой российские олигархи первой волны, во главе с Березовским, сплотились вокруг Ельцина для предотвращения вероятной победы Геннадия Зюганова; первой и второй чеченских войнах; столкновениях автора со спецслужбами России. Особое внимание Березовский уделяет истории зарождения в России большого бизнеса в начальный период приватизации, участником которой он был вместе с другими олигархами: Владимиром Гусинским, Романом Абрамовичем, Михаилом Ходорковским. Немало страниц в «Записках» уделено двум историческим персонажам – президентам России Борису Ельцину и Владимиру Путину.

И все-таки это прежде всего книга о самом Березовском, неоднозначном и противоречивом, оптимисте и пессимисте, наивном и вероломном Игроке…

---

Католичество сильно по чувствам отличается от православия. Но я нахожу, что для меня лично в православии есть достоинства, которых нет в католичестве. Я думаю, что в основе моего предпочтения лежат глубокие культурологические аспекты: и образы людей, и литература, и природа… Может быть, еще и то, что я себя всегда очень комфортно чувствую среди русских, по существу православных, поскольку в России православие и национальность почти идентичные понятия.

Церковь традиционно имеет колоссальное значение в России. И традиционно церковь разделена на две части: та, которая лижет власть, и та, которая верит в Бога. Так вот, та, которая лижет, она, конечно, с Путиным, а та, которая верит, она, конечно, не с ним, потому что для нее совершенно очевидно, что Путин человек не верующий. Владимир Владимирович не искренен. Веру непозволительно демонстрировать. Про Ельцина говорили, что он свечку держит как стакан, но, когда на экране телевизора крупным планом показывали лицо Бориса Николаевича во время службы, я ему верил. А Путину – нет. Не может государственник быть либералом! Любить ведь надо конкретного человека, а не всю державу скопом. А государственник – это человек, для которого приоритет государства выше, чем приоритет личности.

Та политика, которую проводит государство, каким оно стало при Путине, – это, с одной стороны, насилие над верой, а с другой стороны, это абсолютно неправомочная попытка (которую уже проходили много раз другие страны, вступившие на этот путь раньше нас) внедрять церковь как государственный институт в общество, что абсолютно недопустимо. И несмотря на то что я, как православный человек, должен был бы радоваться этому абсолютно подчеркнутому предпочтению одной конфессии, я считаю, что это унижает именно эту конфессию прежде всего.

Борис Николаевич сдерживал прыть тех, кто носил погоны и одновременно рясу, а потом стал пытаться быть правовернее всех. А Путин, наоборот, подчеркнуто выставляет церковь как элемент государственной власти. Что является прямым следствием того, что он не есть верующий человек. Мне кажется, он играет в это. Все, что он произносит на эту тему, и то, как он все это обставляет, есть глубочайшее лицемерие.

Большие деньги

В России можно хорошо заработать на всем. Основное качество, которым должен обладать человек, решивший делать свое дело, – он должен поверить в свою самостоятельность, в независимость от каких бы то ни было обязательств и других людей. Многие идут в бизнес, не понимая этого, а потом разоряются, сваливают вину на других, не понимая, что дело в них самих. Кто воспитал такую уверенность в своей независимости или кто с ней родился, те будут успешны, чем бы они ни занимались.

Собственность не раздавалась. Она вырывалась зубами, доставалась в тяжелейшей конкурентной борьбе. Просто были люди, которые раньше других поняли, что собственность перестанет быть государственной. Не только поняли, но были готовы сражаться, чтобы она досталась им, и за это сражались в полном смысле слова. Для меня удивительно, что людей, готовых сражаться за большую государственную собственность, оказалось мало. Я не совсем хорошо знаю биографии тех, кого называют сегодня олигархами, но свою-то биографию знаю хорошо. У меня не было никакой «лапы», никакой протекции, никакого «теневого капитала». Я занимался наукой, была зарплата доктора наук. Иногда подрабатывал тем, что помогал писать диссертации. Все предпосылки для того, чтобы стать богатым человеком, создавал я сам. Важно то, что у меня не было никаких комплексов. Не было комплексов по поводу того, что кто-то умнее меня, кто-то сильнее, настойчивее.

Из тех, кого сегодня называют «олигархами ельцинской волны», ни один не был советской номенклатурой. Не знаю, какая «лапа» помогала Гусинскому. Знаю, что его отец был рабочий. Мне кажется, что у всех нас общим качеством является воля и какая-то нереализованность в прежней жизни. Меня иногда обвиняют: «Вы были под чеченской мафией». Олигархи тем и отличились от других, что никогда ни под кого не «легли». Ни под государство, ни под мафию. Тех, кто лег, сегодня уже и не помнят. Есть понятие, которое олигархов объединяет, с одной стороны, а с другой – отличает от многих других сообществ. Это абсолютно жесткий рационализм и последовательность в этом рационализме. Они делают не то, что им приятно или неприятно. Они делают то, что им выгодно.

Новую Россию сделали две объединившиеся силы – реформаторы и олигархи. Правда, здесь необходимо оговориться – олигархи были прямым произведением реформаторов. Только вот родители сами не смогли бы решить проблем. Более того, решающую роль сыграла именно воля олигархов, потому что к тому времени реформаторы уже устали от борьбы. Устал Ельцин, устал Гайдар, устал Чубайс. А олигархи выстояли, жестко противопоставив себя регрессу. Каждый олигарх – это мощная индивидуальность. Но у всех олигархов есть общие черты – это воля, стремление овладеть решающими факторами. Олигархи оказались сильнее всех мафий, сильнее самой власти, перед которой они не прогнулись. Во всяком случае, если иметь в виду только видимую часть айсберга, а не ту, что скрыта под глубокой толщей воды или темноты. Я под властью не прогнулся. Других же винить не хочу. В конечном итоге капиталы олигархов никуда не делись, не растворились. Никто из них никуда не сгинул. Да, власть элементарно справилась с так называемой политической элитой России, выстроив всех по вертикали, подчинила средства массовой информации, с большим трудом выгнав за порог владельцев холдингов – Гусинского и меня. Но все равно тягаться с олигархами для власти – нелегкий крест. Она никак не может забрать наши деньги, ну никак.

Предприниматель – человек, который сам инициирует изменения в жизни. Большинство же людей оказалось перед необходимостью что-то менять, и в этом смысле большинство не является предпринимателями. С другой стороны, именно это большинство признало необходимость перемен, пусть вынужденных, пусть тяжелых. И с этой стороны все являются предпринимателями, но одни – по собственной инициативе, другие – по нужде.

Огромная масса людей оказалась в тяжелом положении. Когда я в 1986 году пришел к своему учителю академику Емельянову и с радостью стал говорить о политических изменениях, он мне сказал: «Борис, посмотрите, с каким удовольствием народ бросил работать!» Вот одна из причин, почему многие не смогли себя найти. Много лет нас отучали работать. И вдруг люди оказались перед реальным выбором, когда можно себя реализовать… Сегодня никому не запрещено открывать ни цех, ни завод, ни палатку. Это все глупые разговоры, что нужно всем давать взятки, – разговоры тех, кому лень работать. Когда я начинал свое дело в 1989 году, у меня было три тысячи рублей. Это половина стоимости автомобиля. И ничего больше. Я и мои приятели рискнули и вложили свои деньги. Нас было всего пять человек, мы проявили инициативу. Мы работали, как и сейчас, по двадцать часов в сутки.

Да, все началось в 1989 году, когда мы с «АвтоВАЗом» стали создавать «ЛогоВАЗ». Переход к бизнесу произошел мгновенный. Началась другая жизнь. Мне говорили: ты сумасшедший. Зачем? У тебя есть перспектива стать директором института. Сейчас бы, наверное, стал…

Понятно, что в 1989, в 1990, в 1991 годах очень мало людей вообще верило в возможность частного предпринимательства в России. Огромное поле было совершенно пустым. Начался развал социалистической экономики, пришли разные люди с разными целями. Некоторые – просто своровать, и в уголок забиться, и доживать жизнь с этим куском. Были те, кто сел на «потоки», чтобы потом стать собственником и заниматься бизнесом в России. Деньги делались очень легко. Но вера в то, что это законно, что тебя не посадят на следующий день, была у очень немногих людей.

Мы, вопреки всем сказкам, начальный капитал сделали на торговле своими мозгами, разрабатывали программный продукт для оценки качества различных проектов и пролоббировали его через Госкомстат по науке и технике для обязательного приобретения этого программного продукта всеми проектными институтами Советского Союза. Тогда мы были уже совместным предприятием, познакомились с чиновниками, поговорили – и пролоббировали. А это миллионы рублей. Но дальше стало ясно, что формула бизнеса: умение зарабатывать деньги легальным путем. Абсолютно не важно, чем заниматься, лишь бы это было то, чего ждет рынок. В тот момент символом свободы для советского человека был автомобиль. И мы стали создавать предпосылки к цивилизованному рынку автомобилей, охватывающему всю технологическую цепочку, от производства и продажи до ремонта, то, на что люди были готовы отдавать последние деньги.

Мы не занимались реэкспортом. Мы зарабатывали на инфляции. Мы честно говорили «АвтоВАЗу», что мы забираем машины и гарантированно платим по сегодняшней цене, но через три месяца. Как был устроен «АвтоВАЗ» в советское время? 300 тысяч машин в год шло на экспорт. Шли через какую-то панамскую фирму, себестоимость машины была тогда 2000 долларов. Дилеру их отдавали по 1700 с рассрочкой оплаты на пять лет. При этом 60 процентов комплектующих «жигулей» были импортные и покупались только с предоплатой.