Луиджи Малерба - Римские призраки

• Название: Римские призраки
• Автор: Луиджи Малерба
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00002-5

Один из крупнейших писателей сегодняшней Италии, романист, драматург, публицист, обладатель международных и национальных премий, Луиджи Малерба занимает видное место в мировой литературе XX века. Начинал он как журналист и кинематографист, был соавтором сценария у Ч. Дзаваттини и А. Моравиа. Первые произведения Малербы — романы «Змея» и «Сальто-мортале» несут на себе отпечаток неоавангарда. Впоследствии он часто меняет стилевые приемы письма, но почти всегда в его текстах присутствуют ирония и гротеск. Роман «Римские призраки» — перекличка двух голосов, Джано и Клариссы, мужа и жены, которые с трудом поддерживают шаткое равновесие своей супружеской жизни, испытывая тяжелые моменты тоски и отчаяния. Однажды исписанная неразборчивым почерком Джано толстая тетрадь, попав в руки Клариссы, оказывается для нее зеркалом, полным призраков, в котором она видит и себя, и свое будущее.

---

А встретились мы в кафе «Рускена» на набережной Тибра и надышались выхлопными газами и смертоубийственной тонкой пылью. Купили сэндвичи с ветчиной и сыром и два пива. Дома у Валерии было полно фруктов, и о кофе она тоже позаботилась. Квартирка у нее маленькая — я уже видел, — состоящая из одной комнаты, разделенной пополам, очень большой ванной, которая когда-то была хозяйской, и кухни, тоже большой, непропорционально большой по сравнению с остальными помещениями. В спальне было только одно окно с двойными стеклами, приглушавшими уличный шум, голубые обои и низкая кровать — старый знакомый японский футон. Наконец-то я спокойно разглядел этот дом, который столько раз видел мельком: глаза мои были заняты одной Валерией.

Я провел с ней в Страсбурге три бездумных дня умеренной камасутры на кровати маленького отеля, но сейчас я впервые проводил у нее вечер и ночь, домашний такой вечер, ужин на скорую руку, немного телевизионной размазни и наконец — постель.

Валерия была женщина, отличавшаяся уймой горизонтальных фантазий, но я плохо ее знал стоящей на ногах. И впервые получил возможность целый вечер рассматривать ее дом. Мебель и почти старинные ковры — достойный, но немного грустный портрет приличной буржуазии, рама для дурной женщины. Новый образ Валерии, который ускользнул от моего внимания во время всех наших встреч, посвященных только сексу; тогда она обнаруживала хватку и уверенность классной пловчихи. А в интимной домашней обстановке, казалось, что все вокруг нее рушится, несмотря на выставленные напоказ приличные предметы мебели, серебро и литографии работ слишком «правильных» художников — от Магритта до Миро, Капогросси и Скифано.

Может быть, я преувеличиваю, но этот дурацкий вечер принес мне совершенно отрицательный опыт. Я плохо понимал, что тут не так. Ее прошлое, которое она сама называет «озорным»? Или настоящее, проходящее в условиях «кондоминиума»? Разве мог бы я жить с такой женщиной, как Валерия? У нее тоже было немало коротких историй авантюрного характера почти всегда с женатыми мужчинами. После сорока лет свободных холостяков не остается, а те немногие, что еще остались, — это отбросы. При удобном случае можно трахнуться, и все, как это было у нее в спальном вагоне с Морпурго. Жизнь грустна, если не познал сути грусти — чувства благородного и в известном смысле утонченного.

Какая ошибка — провести вечер у нее. Уж лучше бы я эти два свободных дня оставался дома и добавил несколько страниц в свою книгу, к которой я начал привязываться, потому что могу управлять людьми, как марионетками, — с ними я живу и встречаюсь, — тогда как сам я часто бываю пассивной жертвой обстоятельств. Роман давал мне чувство власти, почти всевластия, и если у меня возникали сомнения относительно судьбы моих персонажей, я относил это за счет своей неопытности как романиста.

Скажем, материала у меня достаточно, и надо признать, что я испытываю некоторое удовлетворение, освобождаясь в процессе письма от многих заторов, которые мешают думать и путают мысли.

Кларисса

Отель «Колон», что по-испански означает Колумб, выходит фасадом на Соборную площадь — самую благородную площадь Барселоны. Весь первый день Луччо просидел в университете, слушая доклады коллег. Я медленно обошла вокруг Собора, но не стала туда заходить. Интерьеры церквей приводят меня в смятение: кажется, что Бог там затаился и поражает молнией грешников, а на мне, вернее на моей совести, столько грехов… Потом я возвратилась в отель. Вечером мы легли в постель рано. Сразу после легкого ужина. На этот раз наконец занялись любовью голышом. Наконец-то. Четыре оргазма.

На следующий день Луччо предстояло выступить со своим докладом, а потом принять участие в открытой дискуссии. Он предпочел, чтобы я осталась в отеле, и я тоже предпочла остаться.

Мы встали в девять и позавтракали в отеле. Потом Луччо отправился на такси в университет. Между тем на площади несколько музыкантов, усевшись на ступенях Собора, стали исполнять народную мелодию под громкие звуки труб. И словно по их зову из городских дебрей вышли сначала двое мужчин и три женщины, положили на землю свои сумки и затеяли хоровод под белым небом Барселоны, подпрыгивая в ритме музыки. А музыка тем временем привлекала новых и новых людей, и все клали на землю свои сумки и шляпы и включались в хоровод, образуя новый круг. Тут я поднялась к себе в номер, так как поняла, что танец лучше наблюдать сверху. Чудесное открылось зрелище — эти совершенные круговые движения, головокружительный танец под легкую народную музыку на самой прекрасной площади древней Барселоны.

Импровизированные круги расширялись по мере того, как подходили новые танцовщики, складывая в центре круга свою ношу. А на свободных участках площади образовывались всё новые круги. Какая восхитительная игра, какой прекрасный сюрприз для Клариссы, приехавшей из Рима под солнце Барселоны. Сколько мыслей и сколько неожиданных завихрений. Какое кружение в моей бедной голове.

Я стала расспрашивать управляющего отелем, и он сказал, что сардана — очень древний танец, его исполняют весной на многих площадях Барселоны, да и других городов Каталонии. Все начинается с музыки фольклорных оркестриков, которые располагаются по краям площадей. После чего очень быстро образуются эти стихийные хороводы: их число растет, пока танцующие не заполнят всю площадь.

Праздник, неожиданно родившийся на моих глазах, вызвал в моем сердце ужасное беспокойство, и я еще раз почувствовала свою вину перед бедным Занделем: пока я наслаждалась этим зрелищем в Барселоне, он, может быть, умирал. А я была здесь с Луччо. Отношения у нас совершенно другие: слов мало, но произносит он их таким чувственным голосом, какого я еще никогда не слышала, а теперь слушаю лежа, наконец, голышом в постели, в приютившем нас испанском отеле, названном в честь Христофора Колумба.

Этот танец, такой далекий и такой древний, пробудил во мне великую меланхолию (что-то похожее на вселенскую печаль Джано), которая всякий раз заставляет меня глотать таблетку «Ксанакса», а он меня оглушает, но не избавляет от меланхолии. К сожалению, я не положила это вероломное лекарство в чемоданчик вместе с лосьоном, кремами, зубной пастой и щетками для волос, так что буду терпеть, не идти же мне искать аптеку, пока на Соборной площади барселонские мужчины и женщины, образовав круг, танцуют сардану под медленные и легкие звуки оркестрика. Я с радостью присоединилась бы к ним, но у меня не хватает сил, и какое отношение к сардане имеет Кларисса? Кто поверит, что я хотела быть одной из женщин, танцующих в хороводе на самой древней площади Барселоны? Блаженны женщины Барселоны, блаженны.

Джано

Признаюсь, отсутствие Клариссы вызвало у меня тревогу и растерянность. Из чисто супружеского притворства я выразил желание поехать с ней в Барселону, но потом подумал, что ей неплохо бы отдохнуть вдали от Рима и от меня. Кларисса предложила мне присоединиться к ней, а я по глупости отказался — иногда я не умею сделать правильный выбор, а потом пытаюсь оправдать свою ошибку. Я думаю, что путешествие ухудшает плохие отношения, но укрепляет и улучшает хорошие. Хороши ли наши отношения с Клариссой? Конечно хороши, значит, я ошибся, не поехав с ней в Барселону.

Мне позвонила жена (чуть не сказал: вдова) Занделя. Я сразу подумал о дурном известии. Ирина же просто с тысячью извинений попросила вернуть ее мужу «Подлинную историю математики» Джорджа Гевергеза Джозефа, поскольку Зандель изучает методы расчета поверхностей, которыми пользовались египтяне и вавилоняне.

Но почему он сам не позвонил, если хотел, чтобы я вернул ему книгу?

— Я рад, что Зандель вновь взялся за работу.

— Ну, сказать, что это работа, нельзя. Он очень скучает и ищет средство от скуки, но больше всего, мне кажется, его интересуют несоизмеримые соотношения в древней геометрии до Пифагора. Так я это поняла.

Я не знал, что сказать, и не хотел ввязываться в разговор с Ириной о несоизмеримых соотношениях. Кроме того, есть такие математические темы, которые не пролезают по телефонным проводам. Я давно знал, что Зандель вынашивает идею, связанную с иррациональными числами, но никогда не мог понять, что он, собственно, имеет в виду. Его интересовали индийские и месопотамские источники, и книга, содержащая пространные главы об индийской математике, могла ему понадобиться именно для этого, а не для расчетов площадей.

— Математика ему может пригодиться. Завтра я принесу книгу, вот и увидимся.

— Лучше оставить ее у привратника, потому что он еще не хочет никого видеть, даже друзей.

— Но ему уже лучше?

— Нет. Все так же.

— Тогда я оставлю книгу у привратника.

— Спасибо.

— Передай ему мои наилучшие пожелания.