Татьяна Замировская - Жизнь без шума и боли (сборник)

• Название: Жизнь без шума и боли (сборник)
• Автор: Татьяна Замировская
• Жанр: Русское современное

Татьяна Замировская – популярный блоггер, музыкальный критик, живет в Минске, занимается гонзо-журналистикой в независимых изданиях, крутит на радио джазовые пластинки и пишет странные, страшные, смешные, абсурдные и наиправдивейшие рассказы. А теперь подробнее: «Рассказы Татьяны Замировской я читал с превеликим удовольствием, профессиональным уважением и тихим весельем. Эта юная дама, идущая верной дорогой Д. Хармса, Л. Добычина, В. Аксенова, Л. Петрушевской, обладает неповторимым видением окружающего нас мира, в котором абсурд давно уже стал реальностью, покой снится далеко не всем, счастье временно отменяется, но это не значит, что его вообще не существует. Равно как и любви, смеха, света. Она – настоящая. Она – умеет. Она пишет смешно и нежно, без ханжества и хамства. Запомните это новое для русской литературы имя – пригодится» (Евгений Попов, прозаик, эссеист).

---

Это была отличная компания, за которой мы всегда наблюдали с тайной завистью («Держи спину прямо, если хочешь быть нашим R..! – кричали мы друг другу. – Нам всем необходимо одеваться в грязно-салатовое, теперь это имеет особое значение: L. купила вуду-пиджак цвета скошенной травы!»), но через каких-то пять лет все сошло с рельс, валко поперло куда-то в сторону, превратившись в рыхлый подземный ручей. Безысходность нашей злости заставляла нас вести бескомпромиссный в своей убийственной лаконичности дневник распада идеалов на тряпки, бисер, мох и несусветные драгоценности, которые мы все равно никогда не могли бы себе позволить (и это раздражало нас еще сильнее; мы почти нарочно сутулились и бродили по городу в нелепых подростковых майках с мертвыми гитаристами из пропахших мускусом и ладаном девяностых). Они с самого начала были блистательны в своей хищной, животной почти гениальности – мы были уверены в том, что их ждет блестящее, как полная пасть молодых мясных зубов, будущее. И мы оказались чертовски правы, только спасти их уже не было никакой возможности. Когда они действительно многого добились , их попросту не стало . Разумеется, они тут же перестали представлять для нас интерес.

Мы вычеркивали их безжалостно, по одному, перечитывая этот жестокий блокнот только тогда, когда возникала необходимость очередной горизонтальной черты: Нина Сергеевна Щец стала всемирно известной шахматисткой, начала презирать всех остальных за то, что они не умели отличить ферзя от Бонапарта, а юркую бормотливую пешку могли разве что шутя затолкать в рот, вместо того чтобы совершить тот самый победоносный антимонархический реверанс на 45 градусов влево. Вычеркиваем. Афанасий Борисович Сидлецкий стал знаменитым политологом, выпустил пять документальных книг о каких-то чужих, не наших, президентах, принялся несколько свысока смотреть на прочих – они не разбирались в политике, их нелепые кухонные шутки на социальные темы перестали его веселить, реальность была для них заколоченным магазином стеклотары, несколько заносчивых комментариев с его стороны… Всё, вычеркиваем. Божена Марьевна Кокусай, известная на весь мир певица романсов-нуар, не смогла снести дурашливой бесталанности остальных своих товарищей – вычеркиваем. Ермил Микулович Ванцерман начал успешно торговать нефтяными снеговиками и сколотил состояние – естественно, его брезгливость к вопиющему неумению остальных работать так, чтобы выглядеть при этом достойно (дом, дача, яхта, автомобиль, трое детей, минеральная вода Perrier, золотистый лабрадор с персональной нянюшкой-гуляльцем), вознесла промеж ними чугунную стену социальной несправедливости и даже, страшно подумать, тайной зависти. Вычеркиваем Соломон Владимирович Глинский тоже многого добился, как мы и предсказывали, – он ушел в науку, трижды защитился. Общение с соратниками вызывало у него объяснимый скептицизм – их зашкаливающее тупоумие вынуждало Глинского также притворяться идиотом, но хватило его ненадолго, на месяц-два, вычеркиваем. Юлия Сергеевна Липшиц? Редактор журнала «Жуть», богиня некрореализма. Вычеркиваем. Надежда… стоп, подождите – удачно вышла замуж? Вычеркиваем! Ммм? Вычеркиваем? А, что? Вычеркиваем. Совсем скоро список закончился, и разбухший от наблюдений за этимологией чужой брезгливости блокнот благополучно отправился на антресоль.

Мы достали его оттуда лет через десять, когда отец продавал порядком запущенную уже дачу – надо было срочно выплачивать кредит. Воссоздавая эти диковинные и полупустые (скорее всего, из-за навевающих скучные мысли об Апокалипсисе муссонных дождей и прогнившей крыши) имена, мы, разумеется, думали о том, что, конечно, так и не научились им подражать. И по сути, ничего не добились . И наверное, только поэтому остались вместе – никому не нужные (друг другу, скорее всего, тоже), жалкие и лишенные даже малейшей искры, хоть сколько-нибудь значимого миниатюрного взрыва, огненной лавины в полпальца хотя бы величиной – на этом драном, полупроданном, полупродавленном чердаке. Со всех сторон лупил дождь, карандашная мазня тысячелетней давности крошилась и расплывалась под пальцами, дача казалась каким-то гигантским и родным мертвым животным, перед смертью заглотившим нас в знак особой признательности за самоотверженную заботу парализованных о парализованном… «Впрочем, наверное, наши имена там тоже есть», – вдруг сказал Н., ковыряя ногтем обложку блокнота; а Л. ответила ему: «Да ладно, и так всё это понятно»; а я говорю им обоим: «Послушайте, да неужели вы не поняли, что от системы координат вообще ничего не зависело на самом деле?! Вообще не от этого все зависело! Надо было все делать по-другому, бля! » – кричу я им; а они отвечают: «Слушай, вот странно – ты вот уже совсем скоро умрешь, а сутулиться так и не прекратила, выпрямись сейчас же».

Анастасия несмываемая

Думаю, мы практически всегда знаем, чего требуют наши интересы. Но иногда то, что мы знаем, бессильно перед тем, что мы чувствуем.

Стивен Кинг. Сердца в Атлантиде

Анастасия боялась запаха цветов.

Анастасия усиленно травила себя газом.

Анастасия одалживала у соседей магнитофон и слушала на нем три свои кассеты, которые она привезла из родительского дома, далекого и ненужного.

Вот их список:

1. A-HA «Greatest Hits».

2. OUEEN «Jazz».

3. Iggy Pop «American Ceasar».

Анастасия редко мыла голову, потому что в общежитии редко была горячая вода.

Поэтому голова Анастасии просветленно блестела, как корона школьной Снегурочки.

Иногда Анастасия что-то насвистывала по ночам и за несколько картофелин могла научить этому заунывному свисту кого-нибудь еще, поэтому по темным коридорам долго и бесприютно носился печальный привиденческий свист, смешиваясь с гудками полночных чайников и случайными всхлипами старого мыловаренного завода, делившего с общежитием один квартал.

Анастасия различала мышей и тараканов по половому признаку.

Анастасия немного косо ставила правую ногу, но это замечал не всякий.

Поэтому Анастасия очень удивилась, когда в ее комнату пришла уборщица и влажным застенчивым голосом объявила, что внизу, у проходной, ее ждет молодой человек со шрамом на виске. На фразе про шрам она косо поморщилась и присела.

Когда Анастасия отвернулась, чтобы испуганно взглянуть на соседку, кроткую и гордую китайскую девочку Хынь, уборщица незаметно свистнула из пакета картофелину, заработанную Анастасией три дня назад, когда она учила Ивана Коробкина свистеть с диапазоном в три октавы.

Дома уборщица сварила из картофелины суп и ласково сказала приемной внученьке Наденьке:

– Супчику-то покушай. Вот тебе супчик. Наденька ей не отвечала. Она казалась спящей, но лицо ее подрагивало от рано осмысленной ненависти непонятно к чему. Такая ненависть всегда совершенна как чувство, но не имеет смысла, потому что не направлена ни на какой объект.

– Ты же ее украла где-то, – отчетливо произнесла Наденька, которая была наделена ранним даром детского психокинеза и телепатии и по этой причине дожила только до четырнадцати лет, преждевременно растратив весь запас энергии на взрывы голубей.

Странно, но этой девочке нравилось взрывать голубей. Она могла стать красавицей, у нее были тоненькие ножки и кипучее воображение, но она предпочитала смотреть, как взрываются голуби. Они взрывались тихо, с глухим пришлепыванием, как серые мыльные пузыри, и обдавали Наденьку радужными, как ее придуманное детство, брызгами.

Анастасия этого не знала. Через пять лет она станет свидетелем взрывающегося голубя, но подумает, что это от травы, которую она курила день назад на панк-концерте.

Уборщица вдавилась в дверь и как бы перетекла за нее.

Девочка Хынь испугалась и потянулась, как кошка, сумрачно и расслабленно. Она-то точно знала, что к Анастасии не могут ходить молодые люди. Но она вам не скажет почему. Хынь вообще редко говорила, потому что считала себя мудрой и оправданно боялась растерять свою мудрость через пользование природными отверстиями.

Анастасия подошла к зеркалу и открыла глаза.

Анастасия подошла к зеркалу и открыла глаза.

Анастасия подошла к зеркалу и открыла глаза.

Анастасия могла бы прожить всю жизнь в этой секунде, но что-то подсказало ей, что именно эта жизнь была бы неимоверно мучительной.

Вся ее жизнь будто бы врезалась в стену и начала вяло по ней сползать. Куда, Анастасия не заметила, поспешила отклеиться от зеркала и от блеклого призрака собственного тщеславия.

Резюме:

• мускулистые ноги;

• бледная кожа;

• отстающие от волос плечи, похожие на покосившиеся фасады;

• гнилые фасолины внимательных и безучастных глаз;

• пробитая навылет улыбка;

• родинка на виске, как выстрел, маячит и сводит с ума (кого?).