Аркадий Ваксберг - Лиля Брик. Жизнь и судьба

• Название: Лиля Брик. Жизнь и судьба
• Автор: Аркадий Ваксберг
• Издательство: Олимп, Русич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7390-0582-5, 5-313-00016-0

Загадка этой хрупкой женщины, до последних дней своей жизни сводившей с ума мужчин, миновавшей рифы Кремля и Лубянки и устоявшей перед всеми ветрами жестокого XX века, так н осталась неразгаданной. Ее называли современной мадам Рекамье, считали разрушительницей моральных устоев, обвинили в гибели Маяковского. Один боготворили ее, другие презирали и ненавидели. К 85-летнему юбилею Ив Сен-Лоран создал для нее специальное платье, а молодой французский романист признался в любви.

Об одной из самых магических женщин уходящего века рассказывает эта книга.

---

Но душа была неспокойна, и Лиля поспешила обратно. Прошел слух, что к семидесятилетию Брежнева объявят амнистию, — слух был ложным и просто абсурдным. «Хозяин» хоть и был куда могущественней любого монарха, но публично себя изображать таковым, да еще на радость каким-то там заключенным, позволить себе не мог. И главное— не хотел. «Мы вернулись на две недели раньше срока, чтобы быть ближе к Вам, — сообщали Лиля и Катанян Параджанову. <Это было, конечно, слабым для него утешением.> — Подумать только, что мы виделись с Вами только два раза! Мы влюблены в Вас... Никого нет роднее, ближе Вас. Обнимаем крепко, крепко».

Письма Лили, воспоминания близких ей людей неоспоримо свидетельствуют о том, что все это время она неотступно думала о судьбе Параджанова и искала ходы, чтобы как-то ему помочь. В тот рождественский вечер, который я провел в ее доме, она тоже думала об этом. Но ни за столом, ни в передней, когда мы долго-долго прощались и все никак не могли уйти, имя Параджанова не было произнесено ни разу. И это тоже говорило о многом: под водку и закуску не очень-то хочется говорить о самом больном и самом сокровенном.

Через шесть дней после того, как мы у нее были, Лиля (подпись Василия Абгаровича Катаняна тоже стоит под всеми ее письмами Параджанову, но писала их только она) извещала «драгоценного Сереженьку», что «в Москве — мороз. Я его удержать не могу». И в моей памяти тоже остался тот свирепый декабрьский холод, даже в квартире, — спасением от него была не столько водка, сколько присутствие Лили и ее стремление доставить радость своим гостям. Иногда она замолкала, вдруг на короткое время уходила в себя. Не с Параджановым ли в это время она вела мысленный свой разговор?

«БЫТЬ ЖЕНЩИНОЙ — ВЕЛИКИЙ ШАГ...»

Если быть точным, летала Лиля в Париж в тот год не только для того, чтобы обсуждать план спасения . Параджанова. 11 ноября по новому стилю ей исполнялось восемьдесят пять лет. Отметить этот день хотелось среди своих, в веселой и шумной компании близких по духу, чтобы это вернуло ее, пусть только мысленно, в былые годы и напомнило о том, какая необыкновенная жизнь осталась позади. Ее замысел был тем более обоснован, что годом раньше произошло еще одно знакомство, и оно сулило продолжение «сюжета» в Париже и соответственное юбилейное торжество.

Однажды, отправляясь в Париж, Лиля и Катанян ожидали посадки в Шереметьевском аэропорту. Самолет прилетал из Токио и после часовой остановки в Москве продолжал свой путь до Парижа. В группе прибывших из Токио транзитных пассажиров оказался человек, который мельком был знаком с Лилей по ее предыдущим визитам во французскую столицу. Это позволило ему подойти к Лиле, попомним, о прежней встрече и сказать, что один господин, его коллега, хотел бы с ней познакомиться. Пассажира звали Пьер Берже, он работал директором в фирме Ива Сен-Лорана. А «коллегой», пожелавшим познакомиться с Лилей, оказался сам Ив: пожилая дама с огромными глазами неслыханной красоты, так отличавшаяся от аэродромной толпы, не могла не привлечь его внимания. Весь полет они проболтали о модах (любимая Лилина тема!). Разговор был светским и по логике не имел никакой перспективы на продолжение.

И однако — имел! Разыскать Лилю в Париже было, естественно, проще простого. Цветы прибыли еще назавтра, за ними — приглашение на обед, и так едва ли не каждый день. Лиля сразу же вошла в общество Сен-Лорана. Художник Жак Гранж, актер Паскаль Грегори, так называемая «золотая молодежь», или «мальчики Сен-Лорана», — среди этих людей и проходили все ее парижские дни. Арагон как-то отошел на второй план, да и у него теперь была другая жизнь, не зажатая присутствием Эльзы. Дорогие подарки, которые Лиля получала изо дня в день, роскошные приемы, увеселительные поездки — возвращение в молодость казалось уже не мифом, а вполне осязаемой реальностью.

Но был еще один человек из того же самого общества, который не просто весело проводил с ней время, а совсем не на шутку влюбился. Ей было тогда восемьдесят четыре, романисту и драматургу Франсуа-Мари Банье — двадцать девять. Возрастная разница поражала всех, только не Лилю. Она всегда считала, что для увлечений, тем паче для любви, нет вообще никаких условностей, никаких запретов или границ. Жизнь лишь подтверждала справедливость ее суждений. Интервью, которое взял у нее Банье и опубликовал в газете «Монд» 4 декабря 1975 года, сочетало в себе оригинальность и остроту мысли с эмоциональным подъемом и романтической сентиментальностью. Оно точно отражало ее состояние, ее душевный мир в этот момент. Катанян был рядом, но ни малейшей помехой ее увлечениям он не был и быть не мог.

Прощаясь, Банье клялся в «любви до гроба». Казалось, все это не более чем дивное завершение очередного парижского сезона, который доставил ей столько радости и поднял дух. Но не успела она приземлиться в Шереметьевском аэропорту и добраться до дома — телефонный звонок из Парижа! Банье: «Лечу, ждите в Москве». Письма, телеграммы, телефонные звонки следовали один за другим. Какие-то гонцы приносили подарки. Вслед за ними примчался и сам Банье. С утра до вечера он пропадал в Переделкине, которое Лиля теперь в любое время года предпочитала Москве. Эти прилеты повторились еще несколько раз. Лиля чувствовала с ебя снова влюбленной молодой женщиной, подтверждая живым примером хорошо известную истину: женщине не столько лет, сколько указано в ее паспорте, а столько, сколько ей дают влюбленные в нее мужчины.

Направляясь в Париж, чтобы отпраздновать свой юбилей, Лиля хорошо знала, какое блестящее общество ее там ожидает. На этот раз приглашение пришло не от Арагона, а от Банье. Лиле и Катаняну был заказан апартамент в одном из лучших отелей Парижа «Plaza-Athenee» на проспекте Моитеня, который известен тем, что на нем расположены самые дорогие магазины самой высокой моды. Номер по соседству занимал одноглазый израильский генерал, герой Шестидневной войны Моше Даян, соседкой с другой стороны оказалась София Лорен. На обед Лилю сразу же пригласил председатель Национального собрания Эдгар Фор. Затем посыпались новые приглашения, иногда по два на день: Мадлен Рено и Жан Луи Барро, Эмиль Айо, Жюльет Греко, Франсуаза Саган, Жанна Моро... «Мальчики» от Сен-Лорана ежедневно приносили новые наряды вместе с сопутствующей им бижутерией и духами. Дежурившие у отеля автомашины были к услугам Лили в любое время суток.

И ноября 1976 года, в день ее юбилея, Ив Сен-Лоран устроил роскошный пир у «Максима». Пришел Арагон, с которым и в этот приезд — по вполне понятным причинам — она виделась мало. Пришли все, кто теперь ежедневно ее окружал в Париже, и Банье, ясное дело, прежде всего. Пришли владельцы прославленных фирм — законодатели мод, производители лучших запахов в мире. Пришли Ротшильды и другие знаменитости из высшего света. О подобном окружении она не могла мечтать даже в самые звездные свои дни и часы.

К юбилею Сен-Лоран «сочинил» для нее специальное платье. Оно было доставлено ей с величайшими церемониями еще утром того же дня, а вечером она блистала в нем на своем юбилее, поражая всех неувядающей красотой, легкостью движений и острыми шутками на прекрасном французском. Потом ее видели в этом платье на концертах, в театре и в ресторанах: в таком наряде, вопреки ритуалу, было не грешно появиться и несколько раз.

Не уверен, что в тот московский рождественский вечер, который мне суждено было провести вместе с ней — после ее возвращения из Парижа, — Лиля надела то самое — юбилейное — платье, но оно, несомненно, было из той же сен-лорановской коллекции, сделано для нее и ей посвящено. Вечерний наряд сидел на ней великолепно, а на лице сохранился отблеск парижских встреч. Потускнеть ему не дали ни жестокий мороз, ни московский быт, в который она сразу же окунулась.

Декабрь 1976 года. Москва. Запись рассказа Лили Брик за рождественским столом.

«Почему французы так не любят парижских новостроек? Ведь не может же город перестать строиться. И не может все время имитировать прежнюю архитектуру. Каждая эпоха должна оставить в великом городе свои следы. Одна не похожа на другую, значит, и постройки не будут похожи друг на друга. Мне все уши прожужжали: посмотрите, как изуродовали Париж, как он теряет свой прежний облик. В этой ностальгии есть какая-то эгоистичная ограниченность: пусть все останется таким, каким было при моей молодости. Но у другого поколения есть своя молодость, и ему понравится тот город, в котором провел ее именно он, а не тот, в котором ее проводили мы.

Арагон позвал меня обедать на Монпарнасскую башню, на пятьдесят шестой этаж. И что там плохого? Мне говорят: торчит, как гвоздь, подавляя все окрест. Да ничего подобного! Сверху, из ресторана, прекрасный вид, не говоря о кухне, и башня нисколько меня не раздражает. Рядом один Париж, и тут же другой. Непрерывность жизни. По-моему, замечательно.