Джулия Тот - Гном

• Название: Гном
• Автор: Джулия Тот
• Жанр: Русское современное

«ГНОМ» – история немного криминальная, почти реальная, драматично-странная… о людях, которых мы не замечаем, а, замечая, пытаемся отвести глаза как можно скорее… о людях, о которых мы не думаем никогда как о таких же, как мы – мечтающих, желающих получать от жизни, как и мы – ее дары, или просто – жить… нормально…; кто-то – всю жизнь задавая вопрос: «почему?», кто-то – не задумываясь над средствами достижения жизни, придуманной для себя самих, либо – для элементарного выживания, и, научившись выживать – в получении все большего и большего – лишая мешающих того, что уже достигли они, а, зачастую, и жизни… но все это – история «ГНОМА», а пока…

…. «Он сидел на одном конце огромного обеденного стола, сверкающего дороговизной, перед так и не открытой бутылкой водки, иногда поднимая темные серые глаза на фотографию родителей в рамке в тон мебели и столу, с черной лентой в уголке. Он знал и раньше, что будущего у него нет, а теперь, без них, он лишился и жизни вообще».

---

Полина, сделав усилие, резко прошла из кухни в ванную, где долго ледяной водой смывала обиду, пытаясь заменить ее верой, и оставив Сережу впервые в его жизни беспокоиться за родителей: он привык, что в семье не происходило ни конфликтов, ни споров и никогда не случалось ничего плохого. И сейчас у него не было даже предположений о том, что могло привести маму в такое состояние. О проблемах в других семьях он слышал, но рос в уверенности, что это происходит только с другими. Расстроенный, он не знал, что делать: прилично ли спрашивать маму, может быть, это – что-то очень личное и она не захочет говорить, тогда ей придется или врать ему, или обидеть, не сказав ничего. Может, попробовать ее успокоить? Но как он будет успокаивать, не зная, о чем она плачет… И Сережа решил оставить ее одну – он много раз слышал, что людям это помогает, они могут подумать и, может быть, позже случившееся не будет казаться им таким страшным, плохим или болезненным.

Сережа прошел в свою комнату и закрыл дверь так, чтобы мама услышала это и могла не прятаться в ванной, а спокойно побыть с собой, где она хочет.

Полина, глядя в зеркало на искаженное мукой лицо, пыталась решить, что и как она должна делать: сказать мужу или нет. И, прежде всего, как заставить себя понять и поверить, что все это – просто предположение неопытного врача, несуществующая проблема, нереальность! Но столь сильную соломинку, спасительную мысль, за которую она могла бы ухватиться и накрутить на нее доводы в пользу ошибки врача, она не находила, просто зная, что ни формальные диспансеризации в школе, ни медицинское обслуживание дипмиссии, не позволяли никогда присылать врачей-непрофессионалов, с запачканной неудачами и ошибками репутацией, или чьих-то родственников.

То ли от неспособности перемолоть страхи в пыль, то ли – от понимания, что одной с грузом всего этого и молчания об этом ей не справиться, она решила все же рассказать мужу, просто жаждя увидеть хотя бы в его реакции надежду. Она погрузила лицо в ладони с холодной водой еще раз, потом решила, что лучше не быть одной наедине с зеркалом – с этим горестным чужим лицом, и вышла из ванной, подумав на ходу, что Сережа у себя в комнате, – сквозь пелену она слышала, как щелкнула дверь еще минут десять назад, – и объяснять ему, что случилось – не придется.

Только лежа в темной спальне и чувствуя тепло мужа рядом, Полина решилась и полуголосом рассказала все так быстро, что, только замолчав, поняла: Глеб молчал все это время, и почувствовала страх – если муж ничего не говорит, значит все действительно страшно, необратимо.

Неожиданно Глеб включил светильник над кроватью и осторожно взял жену, еще щурившуюся от внезапного света, за подбородок, пытаясь заглянуть ей в глаза:

– Полиночка, это ты из-за этой глупости с кругами под глазами сегодня? Да что ты, мы же образованные с тобой – Сережа действительно маловат для своего возраста, я думал как-то об этом, но мимолетом. Перерастет, не может же он расти каждый год по полметра, нагрузки у него, устает. Ни у тебя, ни в моей семье никаких проблем с генетикой не было, успокойся. И для успокоения сдайте эти анализы, чтобы больше об этой истории не вспоминать, – он улыбнулся жене, нежно поцеловав ее в щеку, потянулся к выключателю и Полина почувствовала, что по-настоящему успокоилась и просто хочет спать – заснуть и, проснувшись утром, не чувствовать страха – чувствовать, как сейчас: что все спокойно, хорошо, счастливо…

Утром Сережа уже почти оделся и копошился у двери, завязывая шнурки ботинок, когда Полина, присев рядом с ним, начала помогать ему:

– Сереженька, ну шнурки хотя бы ты можешь завязывать не с таким серьезным видом, – она улыбнулась и сын, улыбнувшись в ответ, стал перебирать пальцами со шнурками немного быстрее, а Полина поняла, что теперь может продолжить. – Да, и скажи, пожалуйста, в школе, что завтра тебя не будет, мы пойдем сдать несколько анализов, – она знала, что сейчас последуют вопросы и удивление, но, подготовившись, смотрела на Сережу спокойно. Он посмотрел на нее грустно, и, взяв мамину руку, спросил так, что Полина увидела, как будто наяву, как в сердце вколачивают огромным молотком старый ржавый гвоздь:

– Мам, а что он у меня нашел на диспансеризации, врач этот? – Сережа смотрел ей прямо в глаза, не давая возможности ни отвести их, ни скрыть панику.

– Сереженька, он ничего не нашел, просто нужно сдать анализы, – она ожидала вопросов, видя, что сын не поверил, но, уже встав, он просто, словно для него все это было совершенно безразличным, потому что – чужим, сказал:

– Он на меня как на пришельца смотрел, потому что… ничего не нашел, – и, грустно улыбнувшись, попрощался с Полиной, добавив:

– Про завтра в школе скажу, не волнуйся.

Он ушел, оставив Полину полностью опустошенной, виноватой и с нестерпимым чем-то ноющим в груди.

Москва, Катюша

Катя Невзорова весело распаковывала подарки, полученные не то от действительно обожавших, не то – от очень жалевших ее родственников и одноклассников. Гости разошлись, шумно отпраздновав ее двенадцатый день рождения и, оставшись, наконец в своей комнате наедине с этой приятно пахнущей новизной кучей свертков, она медленно распаковывала и рассматривала совершенно бесполезные, и очень нужные вещи, с прикрепленными пожеланиями или без них.

Найдя в одном из свертков модно-красивую кофточку – слишком дорогую и недоставаемую для одноклассников, Катя посмотрела на раскуроченный сверток и вспомнила, что это – подарок маминой сестры, работающей в валютном магазине и балующей родственников невиданностями по случаю рождения и новых годов.

Катя подошла к зеркалу на стене, приложив к себе обновку, решила, что она будет хорошо в ней выглядеть и, глядя на себя, вспомнила, как год назад папа перевесил это зеркало ниже – год назад, когда вся семья, после плачей и скулящей безысходности после поставленного девочке диагноза – «нанизм, вызванный генетическими нарушениями», – совершенно неожиданно, в самой середине причитаний о судьбе Катюши, не увидела входящую в комнату девочку, потрясшую всех строгим спокойствием и просьбой:

– Что вы ревете второй месяц, как будто я умираю? Какая разница – длинной я буду или коротышкой – вы все что, меня будете больше любить, если я дылдой вырасту? – семья застыла от изумления, а маленькая худенькая девочка с огромными карими глазами только повернулась к отцу: – Пап, раз уж я все равно выше не стану, зеркало перевесь, наконец! Второй год обещаешь, теперь уж все равно не дождемся, что я дорасту до него. Не могу же я всю жизнь, чтобы в зеркало посмотреть, на стул залезать… – она вопросительно смотрела на отца так долго, что тот наконец очнулся от шока, внезапно, понял, насколько дочь права, и вскочил с кресла, уже на ходу отвечая ей:

– Конечно, Катюша, пойдем, перевесим, прямо сейчас!

Девочка придвинула к зеркалу стул и, сев на него, глядя в зеркало перед собой, полностью растворилась в воспоминаниях…

4

Москва. Катюша

Сколько Катюша себя помнила, с детского сада – на всех физкультурах, перекличках и «линейках» она стояла в самом конце, будучи самой маленькой и худенькой, но никогда не расстраивалась по этому поводу, имея огромное количество подружек и друзей среди сверстников и будучи любимицей учителей, у которых всегда могла вымолить прощение для плохо себя ведущих или забывших что-то выучить друзей. Она никогда не испытывала отсутствия внимания со стороны мальчиков – им нравилась красивая большеглазая, маленькая как кукла девочка, да еще и дающая списывать в перемены все и всем.

Ненавидя зубрежку, Катя училась очень хорошо, обладая редкой способностью запоминать все услышанное на уроках и, приходя домой, она не сидела с книжками больше часа, убегая потом на все возможные секции и кружки.

В тот день она как раз услышала от подружки, что всего в трех станциях метро от них в бассейне открыли секцию синхронного плавания и можно записаться. Катя, боясь опоздать, зная, сколько девочек сейчас будут пытаться успеть попасть в эту самую секцию, прибежала из школы домой и, на ходу запихивая купальник и полотенце с резиновой шапочкой и пляжными «шлепками», – даже не зная, понадобится ли все это ей сегодня, – звонила маме на работу:

– Мама, я пришла, не волнуйся, мне десять копеек надо на метро, где лежат? – она почти кричала от нетерпения, но мама была строгой, и Катя замолчала на секунду, переведя дыхание, и начала объяснять, не желая терять время на вопросы мамы. – Я в секцию съезжу запишусь, на синхронное плавание.

В телефонной трубке Катя услышала мягкий мамин смех:

– Катюша, ты, конечно, попробуй, только обещай не расстраиваться, если не возьмут – в синхронном плавании девочки обычно крупные тренируются. А деньги в шкатулке возьми, у нас в комнате. Удачи, до вечера!

– Спасибо, мам, пока, – Катя, с по-лягушачьи широкой от счастья улыбкой, повесила трубку, ураганом пронеслась по квартире, распихивая деньги, варежки по карманам, застегивая сумку, и наконец, готовая, бросила в висевшее у входной двери зеркало взгляд на себя, подумав: «Мелковата я, конечно, может и не возьмут», – подмигнула себе и выскочила из квартиры.