Елена Булганова - Мамина дочка

• Название: Мамина дочка
• Автор: Елена Булганова
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3828-6

Сима никогда не знала своего отца. Центром ее вселенной была яркая, неординарная, ни на кого не похожая мама. Она внушала дочери, что женщина должна отводить мужчинам как можно меньшую роль в своей судьбе. Сима была бы рада следовать материнским советам, но однажды на ее жизненном пути появился Марк…

---

В начале августа Андрей позвал всех старичков на свой день рождения. Из новеньких членов секции пригласили только меня и двух моих подружек. Девчонки были просто в восторге, я — так себе. Умом мне хотелось пойти, но тело ломало так, будто я заболела гриппом.

Моя мама всегда все замечала, но не спешила высказываться. На этот раз я так явно маялась, что мама наконец оторвалась от пишущей машинки и задала мне вопрос:

— Ну и чего ты страдаешь?

— Мама, — торжественно начала я. — Я хочу посоветоваться. За мной ухаживает один мальчик, то есть мужчина…

Лицо у мамы как-то затвердело, в глазах появилась тревога.

— …но он мне совсем не нравится. Можно даже сказать, что он мне немножечко противен.

Тонкие мамины брови скрылись под завитками на лбу. Но тревога из глаз не исчезла.

— Он пригласил меня на свой день рождения. И я просто не знаю, что…

— Не ходить, — отчеканила мама.

— Но это как-то неудобно, — заволновалась я. — Он пригласил Риту и Нинку только ради меня, и, если я не пойду, девочки тоже не решатся. А потом, он достал мне снаряжение, просто подарил, и все, а теперь вот я не пойду…

— Что-то я не понимаю, — перебила меня мама. — Неужели какое-то снаряжение или даже твои подружки для тебя важнее твоей собственной судьбы?

— А что моя судьба? — изумилась я и даже пожалела, что затеяла этот дурацкий разговор. — Что такого со мной может произойти? Он же ничего такого мне не сделает…

— Очень на это надеюсь, — усмехнулась мама. — Но не забывай, что на праздниках принято пить горячительные напитки. Я также надеюсь, что у тебя хватит ума себя контролировать. Но знаешь, как сказал Лермонтов: все решает первое прикосновение. Ты можешь ослабить контроль, а он подойдет, обнимет тебя, поцелует, и ты вообразишь, что это и есть твой прекрасный принц. Но через какое-то время страсть пройдет, а неприязнь никуда не денется. И ты возненавидишь тот день рождения, и своих подружек, и свою секцию. Но к тому времени ты окажешься замужем за этим человеком и вдобавок — станешь матерью его детей. Вот что я могу сказать тебе по этому вопросу.

Мама снова с головой ушла в работу. А я осталась сидеть на диване, меня даже трясло от возмущения. Да как такое может быть, чтобы от одного прикосновения я вдруг полюбила Андрюху с его унылым лицом и влажными руками?! Лучше умереть! Может, и есть такие амебные натуры, которые могут растаять от прикосновения того, кто им противен. Но я к таким, слава богу, никаким боком не отношусь!

Минут через пять я поймала себя на том, что на языке вертится вопрос, не имеющий к данной теме никакого отношения. Это был вопрос о моем отце. Может, потому мама не говорит о нем, что у нее все так и получилось? Был неприятен, потом вроде полюбила, а потом вообще возненавидела? Но ведь мама родила меня совсем не в юном возрасте, взрослые люди не совершают подобных ошибок. Или совершают?

Об отце я спросила один-единственный раз, когда мне было лет девять или десять. Я долго думала, как задать вопрос, и получилось у меня следующее:

— Мамочка, как ты думаешь, мой… отец, он сейчас живет в нашем городе?

Слово «отец» я произнесла с заминкой, таким непривычным оно для меня было. Кажется, до того случая я ни разу не сказала его вслух. Про себя же — миллионы раз.

Мама накрывала в тот момент на стол, она коротко глянула на меня и ответила еще короче:

— Я не знаю.

Но я уже осмелела и поспешила со следующим вопросом:

— А… кто он вообще?

— Тебе назвать фамилию? — ровным голосом осведомилась мама. — Она тебе ничего не скажет. Так что не забивай себе голову.

— Но, мамочка, — заныла я.

— И имей в виду на будущее: всякий раз, когда ты будешь спрашивать меня об отце, я стану подозревать тебя в предательстве, — невозмутимо закончила мама и опустила на стол кастрюлю с борщом.

Я просто обалдела от таких слов:

— Почему в предательстве?

— Я буду думать, что жизнь со мной перестала тебя устраивать и ты начинаешь поиск новых вариантов. Иначе как еще объяснить, что тебя волнует имя человека, которого ты никогда в жизни не видела.

Иногда мама бывала просто невыносима. Когда у нее делалось вот такое отстраненное лицо, мне хотелось рыдать. Хорошо хоть, она была отходчива, и стоило заговорить о чем-то другом, мама будто оттаивала и становилась родной и веселой. Снова можно было общаться с ней, как с самой близкой подружкой, дурачиться и хохотать до слез. Но в этом таилась и некоторая хитрость: никогда не удавалось поговорить с ней о том, о чем она говорить не хотела.

Больше я об отце не спрашивала. Но думала о нем каждый день. Я создавала его портрет из тех черт, которые были у меня, но отсутствовали у мамы. Мама была невысокого роста — а я росла как на дрожжах. Волосы у мамы были светлые и пушистые — мои темнее и гуще. Мама терпеть не могла сладкое — а у меня, если за день не съем десяток конфет, могла начаться истерика. Мама прекрасно пела — меня с первого класса определили в художественную школу. Я решила тогда, что мой отец наверняка какой-нибудь известный художник, и с тех пор не пропускала ни одной художественной выставки. В моей комнате над кроватью висел портрет отца, созданный мной методом вычитания маминой внешности из моей. Правда, портрет этот был как бы невидимкой: он прятался за фотографией двух играющих котят в металлической рамке.

Иногда, когда мы шли с мамой по улице, я представляла, что с другой стороны идет мой отец. Я сжимала свободную ладонь так, как будто держала его за руку. И воображала, что родители поссорились перед выходом из дома, и теперь, чтобы не огорчать меня, молчат или разговаривают со мной поочередно. Я отвечала на мамин вопрос, а потом поворачивалась к отцу, подмигивала, улыбалась и разговаривала с ним одними губами. Наверное, прохожие принимали меня за идиотку, потому что иногда я ловила их сочувственные взгляды.

И еще я ждала. Каждый день, когда подходили к концу уроки, я представляла, что сейчас спущусь в раздевалку, там ко мне подойдет мужчина с удивительно знакомым лицом и скажет: «Сима, я должен тебе кое-что сказать. Пойдем посидим на скамеечке в сквере».

В то время нам еще не так упорно внушали, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. Да и маньяков, на мое счастье, было гораздо меньше. С годами, конечно, тоска по отцу перешла в другое качество. Я все чаще стала думать о нем с досадой. Ведь, как ни крути, он бросил меня и маму. И до сих пор так и не удосужился меня отыскать.

После обеда маму вызвали на работу. За ней в срочном порядке примчалась редакционная потрепанная «Нива». Уж не знаю, что такого произошло в стране — очередной путч или Ельцин отмочил какую-нибудь штуку. После ее ухода мне стало совсем тоскливо. В голову полезли мысли о том, что я, наверное, какая-то не совсем полноценная женщина. Например, моя подруга Нинка всегда говорила торжественно: «Я полюблю того, кто полюбит меня! И плевать на его внешность, главное, чтобы человек был хороший». Вот это мне казалось истинно женской позицией. А у меня что? Одни капризы. Еще через полчаса мне начали названивать подружки, взволнованные вопросом, пойду ли я на день рождения к Андрюхе. Особенно волновалась Нинка. Недаром я подозревала, что ей понравился какой-то парень из секции.

С Нинкой мы дружили с первого класса. Она была смешной девчонкой, немного похожей на бурундучка. Вроде и не толстая, но пухлые щечки торчали, будто за ними было что-то припрятано. Маленький носик совсем проваливался между ними, а большие темные глаза выглядывали из-за щек, как два солнышка из-за холмов. Из-за щек Нинку постоянно дразнили, и когда она сидела за партой или за столом, сильно сжимала щеки ладошками, будто хотела придать им более симпатичную форму.

Нинка была самой доброй девочкой на свете, к тому же отличница и гордость школы. Имея такую подружку, как она, можно было вообще не учить уроки. Но меня волновало Нинкино будущее. Я понимала, что ей не так просто будет встретить человека, который полюбит ее. За себя-то я не беспокоилась: знала, что мое счастье где-то на подходе. Но я поклялась себе, что, даже если рано выйду замуж, все равно не оставлю Нинку и постараюсь найти ей кавалера. Вот почему, услышав в трубке взволнованный Нинкин голосок, я решила пойти на день рождения.

Ох, лучше бы я отключила телефон и залезла с книгой в постель! Идти пришлось сначала через весь город, потом пересечь железнодорожные пути и топать еще минут двадцать по бездорожью. Конец лета выдался сухой и горячий, стоило сойти с асфальта — земля разлеталась под ногами облачками пыли. Пыль оседала везде, даже на языке. В мои новенькие туфли на вполне солидном каблучке очень скоро набились песок и камни, ступни саднило, будто с них содрали кожу. Рита свалилась в овраг и теперь оплакивала свое выходное платье с дыркой на бедре. И что самое удивительное, винила во всем меня, потому что в момент ее падения я как раз передавала слова о первом прикосновении, и подружки громогласно не соглашалась с Лермонтовым и моей мамой.