Фридрих Незнанский - Мечта скинхеда

• Название: Мечта скинхеда
• Автор: Фридрих Незнанский
• Издательство: АСТ, Олимп
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-020308-Х

Четырнадцатилетний подросток «постригся» в скинхеды, ушел из дома и погиб во время погрома. Его младший брат сбежал следом — мстить. Чтобы найти его, мать готова свернуть горы, она добралась до главы парламентского комитета по делам молодежи, и в результате… Депутат погибает, а убитая горем мать арестована по обвинению в убийстве. Все улики против нее. Кто способен помочь ей? Только детективное агентство «Глория».

---

Боголюбов слушал не столько ушами, сколько глазами. Он любил ее. Как соратника, как боевого товарища. И может, еще чуточку больше.

Своей решительностью она напоминала ему мать. Отец — мягкотелый либерал и вонючий интеллигент — бесконечно колебался и взвешивал. Даже там, где и думать было нечего. Все нудил зажеванные штампы о всеобщем равенстве, человечности, правах и свободах. Из-за таких амебообразных черные и расплодились!

— За нами Святая Земля Русская, пролитая кровь лучших сыновей великой Руси! На нашем знамени — Крест, олицетворяющий нашу борьбу!

В комнату, широко распахнув дверь, вошел Лидер. Все вскочили со своих мест. Он вскинул руку в приветствии, и они ответили ему тем же. Он позволил им сесть и сказал:

— Сегодня у вас будет внеплановое занятие по военной подготовке. Через несколько дней мы проведем акцию. Мы научим черных уважению к Хозяевам! Наш товарищ, убитый хачами, до сих пор не отмщен. Смерть инородцам!

Все трижды повторили:

— Смерть!

Лидер вскинул руку и вышел.

Она снова выступила вперед и заговорила о кровном братстве. Боголюбов смотрел на нее, почти не слыша слов. Он сравнивал ее с Лидером. У него, конечно, не было такого права, но он сравнивал. Лидер, безусловно, заслужил право называться лидером. Но Боголюбову он представлялся слишком прагматичным и рациональным, не было в нем самоотверженности и фанатизма. А в ней были. Не таким ли и должен быть лидер? Самоотверженным фанатиком.

Вождь с портрета над ее головой взглянул на Боголюбова гневно и осуждающе. Боголюбов смутился и опустил глаза. Все читали молитву. Молитвой заканчивалось каждое занятие.

После военной подготовки все пошли в бар. У них, у Хозяев, был свой бар, где на входе висела надпись «только для белых», и об каждого черномазого или узкоглазого, не умеющего читать, все посетители имели право по очереди вытереть ноги, а потом его выбрасывали в помойку. Бар назывался «Белый крест», и обычно Боголюбов приходил туда каждый вечер, потому что Шаповал тоже туда приходила. И пусть сидела с Лидером или его личной гвардией, Боголюбову нравилось смотреть на нее хотя бы издалека.

Но сегодня ему не хотелось пива. Белов опять сделал из него котлету: разбил губу и швырнул о стену так, что до сих пор болела спина.

Боголюбов пошел к метро, глядя под ноги и думая о том, что акция — это здорово. Это то, что надо. Акция — это повод проявить себя. Потому что не мускулы главное, главное — вера и преданность. Может, и есть у Боголюбова кое-какие грехи на душе, но с верой у него все в порядке. И за убитого Влада Пухова, которого Боголюбов и видел-то два раза в жизни, он будет мстить как за брата. Будет рвать глотки — Пухов был ему и правда братом уже только потому, что был русским.

От этих мыслей Боголюбову стало намного лучше. Он поднял голову и поглубже вдохнул.

И откуда только взялся этот урод, когда на душе так хорошо?!

Прямо на Боголюбова шел какой-то помятый ниггер в сереньком драповом пальтишке и вытертой нутриевой шапке. В руке он нес бесформенный рыжий портфель, и на ногах у него были дурацкие дерматиновые полусапоги.

А может, потому и взялся, что хорошо. Чтоб стало еще лучше!

Боголюбов выверенным движением сбил шапку ниггера прямо в лужу. Вода только-только начала покрываться тонким льдом, и ниггер растерянно смотрел, как лед ломается под тяжестью его шапки и она погружается в грязь.

— Катись обратно в свою Нигерию, понял?! — Боголюбов ткнул его в грудь и пошел дальше, не оглядываясь. — Беженцы! Приехали просить, снимайте шапку, когда просите!

Он зашел в метро, прохожие изредка бросали косые взгляды на его оранжевую куртку и армейские ботинки. Эскалатор был забит битком, но вокруг него образовался вакуум, две ступеньки, выше и ниже той, где он стоял, так и остались пустыми.

Ну и правильно, пусть боятся. Пусть знают. И боятся.

Подошел поезд, народ, перестав обращать на него внимание, ринулся к дверям, его оттерли локтями и спинами. Боголюбов не сопротивлялся. Он снисходительно взирал на суетящихся людишек.

Они еще ни о чем не подозревают. Они ничего не чувствуют.

А он чувствовал. Кожей чувствовал приближение Нового Времени. Нового Времени, когда наступит Новый Порядок вещей.

Николай Щербак

12 ноября, Бусиново

Пуховы жили в Бусинове. Дом стоял в глубине квартала, большого и по окраинным меркам вполне приличного, окна его выходили на школьный двор, а соседняя такая же точно панельная шестнадцатиэтажка смотрела уже на Кольцевую дорогу. Спортплощадка граничила с пустырем, почти незамусоренным, ближе к дому он был покрыт укатанной щебенкой, пятачок почище занимал грузовик, с которого торговали овощами, а в стороне, чуть поодаль, облюбовали себе место пацаны.

Николай, не выходя из машины, понаблюдал за ними. Пацанов было пятеро, компания как раз для Руслана Пухова: младшему лет восемь, старшему — десять (на нем в отличие от остальных не было куртки, только легкая безрукавка поверх свитера, не сковывавшая движения, и шапки тоже не было — несомненный признак независимости). Играли они в игру, которая во времена Николаева детства звалась «Пекарь». Четверо по очереди метали палку из-за черты, целя в пивную банку на кирпичном постаменте, пятый, «пекарь», охранял ее. Когда все отправились подбирать метательные орудия, «пекарь» бросился наперерез, пытаясь дотронуться до кого-нибудь палкой — «припечь», или, как говаривали когда-то, «запекарить», и тем самым сдать свой малопочетный пост. Догнав одного из убегавших, «пекарь» под всеобщий хохот ощутимо ткнул его в зад. Но правила требовали, чтобы вся процедура совершалась, пока банка стоит на месте, после чего «пекарю» полагалось сбить ее, а старший и самый юркий из пацанов успел уже подхватить свой дротик и держал на замахе, готовый в последний момент приложиться к банке не хуже настоящего гольфиста или хоккеиста. «Пекарь», однако, тоже оказался малый не промах: вроде остановился, потом неожиданно наддал, и они ударили одновременно. Разгорелся спор.

Не дожидаясь, пока дело дойдет до драки, Николай вылез из машины.

— Привет, молодежь!

Дернув еще по разу друг дружку за ворот, спорщики расступились.

— Кто Руслана Пухова знает? — спросил Николай.

— А-а-а, вы тоже из милиции? — разочарованно протянул тот, что был с непокрытой головой.

Восьмилетка, ужаленный в мягкое место, но по молодости лет участия в дискуссии, решавшей его судьбу, не принимавший, с трудом выпростал из рукава часы, пожевал губами и объявил:

— Ого! 17.15 — четверть шестого! А я еще природу на завтра не сделал. Пока, чуваки.

— А мне что, за тебя еще круг стоять?! — возмутился водивший, но его никто не поддержал.

— К нам уже пятьсот двадцать раз из милиции приходили, — продолжил старший, — и тетя Настя еще тыщу раз. А Пух за Влада отомстить грозился. Потом совсем крыша поехала: взял и из дома смылся. Уже достали из-за него. Мелочь пузатая, что с него возьмешь?!

— Ага! Сам ты мелочь пузатая! — буркнул его оппонент, глядя под ноги и нервно ковыряя палкой землю. — Когда Пух летом еще тя камнем по башке съездил, ты только сопли размазывал. Потому что зассал! Ссал, что Влад тя отловит и какашку из тя слепит.

— Брэк, — скомандовал Николай и поймал за шкирки обоих, не позволяя драке вспыхнуть снова. — Скажите-ка лучше: Руслан когда-нибудь прежде из дома сбегал?

— Не-а, не сбегал, — ответил старший.

— Ага! — снова возразил другой. — А кого на железке выщемили?

— Так то ж он не спецом…

Пацаны замолчали. Теперь и старший опустил глаза.

— Давайте-давайте, договаривайте! — потребовал Николай.

— В общем, мы шашки ходили делать.

— Шашки?

— Сабли в смысле. Из арматурных прутьев. Кладешь на рельс, поезд расплющит, потом еще надо заточить, и будет сабля. Вот. Сабли сделали, а Пух нашел гнилой арбуз, кто-то из окна поезда выкинул, и говорит: «Ездят всякие к нам в Москву» — и в электричку бросил. А потом стал кусками глины в пассажирский швырять.

Рассказчик снова замолчал. Николай кивнул:

— Понятно.

— А я по окнам не кидал, — ни с того ни с сего начал оправдываться мальчуган, — это Пух по окнам, я только по колесам. Потом видим — патруль. Я на вагон подцепился и Пух тоже. Нас на Ховрино сняли. Говорил ему: «Прыгай», а он: «Пусть затормозит». В общем, до восьми утра продержали, до смены, мы не признавались, кто такие. Потом по ушам надавали и выгнали. Все из-за Пуха! Мне б лично ничего дома не было, а ему мама — тетя Настя — запретила на железку ходить, после того как бомжонка одного задавило. Он раз пришел в мазуте, так она его лыжной палкой по спиняке.

— Ясно. А кому конкретно он мстить собирался?

Все дружно пожали плечами, а старший добавил с досадой: