Юрий Любопытнов - Огненный скит

• Название: Огненный скит
• Автор: Юрий Любопытнов
• Издательство: Сергиев Посад
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002
• ISBN: 5-7394-0015-5

Публикуется на сайте «Хотьково в сети» http://hotkovo.net.ru

© Юрий Николаевич Любопытнов

© Оформление электронной версии - ПавелЪ

Об издании

Роман «Огненный скит» (в первом издании «Золото викингов»), написанный на основе легенды о поисках клада, зарытого на одном из островов Соловецкого архипелага, охватывает целый исторический пласт жизни Российской империи.

Ведь поиски клада, волею судьбы оказавшегося в подземелье старообрядческого скита среди болот Русского Севера, начавшиеся чуть ли не в ХI  веке, продолжаются по сей день. По преданию, опасаясь нападения русских, викинги спрятали награбленное золото, зарыли в земле, решив для себя: «Будем живы – вернёмся за сундуком. Погибнем – он не достанется никому». Но именно этого последнего довода не пришлось никому узнать... Мысль о возможности разбогатеть вдруг, сразу будоражит умы. И вот уже Изот, владеющий тайной клада, гибнет от рук спасённого им Антипа, но тайну не выдает....

Сюжет романа захватывает и увлекает ещё и потому, что написан он простым и доступным языком, с характерными для того или иного персонажа особенностями речи. Живое слово героев, их искренность легко соотносятся с временем, когда происходят события. Все это придаёт роману в целом своеобразный колорит, отличающий творчество автора.

Перед вами первый том Собрания сочинений, в который входят роман «Огненный скит», рассказы и литературные портреты Ю. Казакова и А. Чикова.

В рассказах автор сумел создать ёмкий, народный, своеобразный характер своих персонажей. Люди, которых он изображает, по преимуществу работяги-мужички, народ мастеровитый, привыкший экономить и выгадывать, а то и подработать, потому что лишний рубль никогда не помеха. И – русская душа! – почти все любят провести время повольготней, языки почесать, выпить, побалагурит, подразнить кого-то».

О творчестве Ю.Н. Любопытнова

«Юрий Любопытнов из плеяды тех писателей, голос которых не сразу услышишь, как не сразу услышишь пение пеночки в многоголосом лесном хоре», — писал в свое время о творчестве молодого Любопытнова писатель Владимир Мирнев. И действительно, Любопытнову чуждо стремление выделиться, заявить о себе эпатажно. Он делает своё скромное дело — описывает жизнь, быт, характеры, поступки наших земляков, жителей Радонежья, неоднозначные, комичные и драматичные, порой доходящие до трагизма, но не противоречащие укладу их жизни.

Разнообразие жанров — от эсcе, лирической зарисовки, до рассказа и повести, — преданность теме любви к малой родине, к историческому прошлому родного края, отличает творчество писателя. А трилогия «Золото викингов», состоящая из романов «Огненный скит», «Мурманский сундук», «Озеро призраков» является подтверждением того, что и эпический жанр ему по силам. Что предшествовало написанию трилогии? Какими путями пришёл к теме, включающей в себя далекое прошлое и современность, как объединил героев непростой сюжетной вязью? Размышляя об этом нельзя оставить в стороне творческий путь писателя, особенности его художественного восприятия мира.

После службы в армии, окончив факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, он работал в периодической печати, но никогда не оставлял занятий литературой. Увлечённый магической силой художественного слова, много времени уделял творчеству. Опубликованный в районной газете рассказ «Гамаюн» — один из первых таких опытов, привлекший внимание читающей публики к начинающему прозаику. Мужественно переживая критику своих творений, он с упорством и вдохновением работал над новыми рассказами…

Известно, что многократно маститыми писателями разных эпох воспеты были подмосковные места. Однако, когда свои рассказы стал публиковать М. М. Пришвин, сколько нового вдруг открылось для всех в описании природы Подмосковья.

Так и рассказы Любопытнова о людях Подмосковья, о замечательных окрестностях Хотькова, Абрамцева, где каждая деревенька, село, поселок — целая россыпь интереснейших исторических фактов, заставляют нас по-новому открыть для себя окружающий мир, наше замечательное Радонежье. Взглянуть и вдруг ощутить свою причастность к нему, ощутить на себе дыхание давно минувших дней. И именно такие чувства возникают, когда читаешь историческую повесть «Сеча на Клинском лугу». События, описанные в ней, разворачиваются здесь, неподалёку от Хотькова, в местах, где все освящено именем Сергия Радонежского. Автор обладает качеством видеть всё, как впервые, без груза привычки, и это делает его рассказы, повести по-особому привлекательными. Каждая книга его — своеобразная экспедиция в неведомую удивительную страну, где ждут нас новые открытия. Именно такой воспринимается и трилогия «Золото викингов».

Первый роман «Огненный скит» (в первом издании «Золото викингов»), написанный на основе легенды о поисках клада, зарытого на одном из островов Соловецкого архипелага, охватывает целый исторический пласт жизни Российской империи. Ведь поиски клада, волею судьбы оказавшегося в подземелье старообрядческого скита среди болот Русского Севера, начавшиеся чуть ли не в ХI веке, продолжаются по сей день. По преданию, опасаясь нападения русских, викинги спрятали награбленное золото, зарыли в земле, решив для себя: «Будем живы — вернёмся за сундуком. Погибнем — он не достанется никому». Но именно этого последнего довода не пришлось никому узнать… Мысль о возможности разбогатеть вдруг, сразу будоражит умы. И вот уже Изот, владеющий тайной клада, гибнет от рук спасённого им Антипа, но тайну не выдает.

Год за годом идут десятилетия, но мысль о сундуке с богатством не оставляет Антипа Маркелыча и на смертном одре он сыну на прощание говорит: «Так вот о главном. Не хочу умирать, не сказав тебе… Ты у меня один остался… В том скиту большое богатство зарыто — сундук мурманский, древний, найденный в Соловках во время раскола, с тех пор и сохранился. В нём большое число монет старинных, каменьев разных самоцветных и другого. Весом он в три с лишком пуда… Я всё искал его, да не нашёл. Видно, тебе придется».

Перипетии, доставшиеся на долю Степана — сына Антипа Маркелыча, являются своеобразным продолжением преступного пути, на который однажды ступил отец. Вряд ли ждёт сына удача, ведь он тоже пошёл на убийство, ничем не оправданное, ведомый лишь стремлением спасти собственную жизнь…

Сюжет романа захватывает и увлекает ещё и потому, что написан он простым и доступным языком, с характерными для того или иного персонажа особенностями речи. Живое слово героев, их искренность легко соотносятся с временем, когда происходят события. Все это придаёт роману в целом своеобразный колорит, отличающий творчество автора.

Говорят, что золотой запас писателя — это его мысли и наблюдения, сделанные им в течение жизни. Иными словами — биография автора. Писатель неизбежно опирается в своём творчестве на собственный опыт, знания, почерпнутые из жизни, из общения с современниками, земляками.

И ответы на многие вопросы, касающиеся личности Юрия Любопытнова, условий, сформировавших мировоззрение и мироощущение, тоже в его биографии. Родился он в простой семье: отец работал шофером, мать бухгалтером в ахтырской артели. Когда началась Великая Отечественная война, и отец воевал на фронте, мать с годовалым сыном взяли к себе в деревню Кудрино в пяти километрах от Хотькова её родители, дедушка и бабушка Юры Ворносковы Алексей Дмитриевич и Любовь Николаевна. В этой знаменитой деревне и прошло его детство. После возвращения отца из госпиталя, в 1946 году в Хотькове был выстроен бревенчатый дом, в котором и прошла жизнь писателя. Однажды отец принёс толстую тетрадь и сказал: «Пиши, сынок, дневник. Ты уже большой, записывай, что за день произошло». Юре тогда шёл девятый год, он послушался отца и стал вести дневник. Оказалось, что это было не простое дело, дальше записей о том, когда встал, умылся, куда и с кем ходил гулять, какая погода, дело не пошло. Позже в середине пятидесятых годов, став постарше, он вел дневник постоянно, в нём и мысли кое-какие появились. Теперь интересно бывает в него заглянуть…

«Не знаю, — говорит Юрий Николаевич, — возможно дневник сыграл свою роль — приобщил к «писательскому» труду, а, может быть, то, что я рано начал читать и читал много, как говорится, запоем. Любил, как многие мальчишки, приключенческие книги, рассказы о географических открытиях, путешествиях. Прочитал как-то Робинзона Крузо, сюжет так захватил меня, что захотелось знать, как сложилась судьба героя книги по возвращении с острова. Выяснил, что у книги есть продолжение, но нигде его так и не смог раздобыть. И вдруг подумал: чего искать? Попробую-ка я сам написать продолжение. И тогда же, классе в пятом, стал писать стихи. Годам к пятнадцати кое-что получилось, на мой взгляд, и хотя никому о своем увлечении не говорил, в школе как-то узнали о моих стихах… Уже тогда писал я много, пробовал себя в разных жанрах. Пожалуй, только драмы не писал».

Конечно, всё это отнимало массу времени, вполне естественно, что не столь горячо любимые предметы, вроде математики, физики, выпадали из поля зрения юного литератора. Ругали в школе, поругивали дома, но в целом родители относились с пониманием к увлечению сына и даже поощряли…

Еще, наверное. дом Ворносковых — деда с бабушкой, где жил маленький Юра с матерью, пока отец был на фронте, — та жизнь, запечатлевшаяся в сознании, как на фотопленке, не могла не повлиять на дальнейшее творчество. Дед был резчиком-ковшечником. И не только ковши резные, но и невиданной красоты лебеди и диковинные птицы выходили из-под его рук. А запах свежих стружек, дерева наполнял тогда избу, придавая сказочность всему происходившему.

Может быть, в Кудрине военных лет и были истоки того, что позже, в зрелые годы, выльется в рассказы о жизни и людях деревни, об их заботах, радостях. И сегодня, нет-нет, да и вспомнится Любопытнову кудринское детство со скотным двором, поездки на лошади с бочкой за водой, престольные праздники, что так широко и безоглядно отмечали всей деревней, тогдашние песни и разговоры резчиков-артельщиков…

И контуры небольшого подмосковного Хотькова невольно угадываются в современных его рассказах. Города, тяготеющего к деревне. Это с годами он стал промышленным центром, настоящим городом, но основа, опора и крепость его — всё же деревня. И в основе характеров нынешних хотьковцев — характеры предков, что жили в Мутовках, Кудрине, Ахтырке. Об этих людях — рассказы Любопытнова. Его сборник «Три месяца лета» — рассказ о людях нравственно чистых, трудолюбивых, умеющих ценить хорошую шутку и добрый разговор. Книга была издана в 1988 году в издательстве «Советский писатель» 30-тысячным тиражом.

Ещё будучи студентом факультета журналистики МГУ, начиная с 1963 года, Любопытнов много печатался в районной газете «Вперёд». Тогда-то читатели и познакомились с его стихами, рассказами, повестями. Это был поиск жанра, поиск своего места в литературе. Но предпочтение в творчестве Юрий Любопытнов стал отдавать рассказу. Постепенно он вытеснит остальные литературные пристрастия. И хотя поначалу из «толстых» журналов приходили лишь доброжелательные рецензии с вежливым отказом в публикации, Любопытнов не сдавался, с завидным упорством продолжая работать. Правда, иногда у писателя закрадывались сомнения: «Уж не графоман ли я? Пишу, пишу, сколько лет уже посылаю свои рассказы, и никак их не принимает «большая» литература», — досадовал, скорее, сам на себя, чем на кого-либо молодой литератор. И, как нередко бывает, помог счастливый случай…

Пришел в районную газету «Вперёд» в 70-х годах новый редактор А. В. Диенко, прочитал рассказы Юрия Любопытнова и предложил ему познакомиться с писателем, что живет в Абрамцеве. Что, мол, в своём соку вариться? Пусть настоящий писатель оценит твоё творчество! Так состоялось знакомство с Юрием Казаковым, известным писателем, чьими рассказами зачитывались тогда не только у нас в стране, но и далеко за пределами тогдашнего Советского Союза.

Это Казаков в одном из писем-рекомендаций назвал Любопытнова «рассказчиком чистых кровей», разглядев в нём тот дар, что отличает человека, просто владеющего пером, от настоящего писателя. И ещё назвал Любопытнова «писателем перспективным». Лестные характеристики подтвердились в дальнейшем, в 1982 году, когда в «большой литературе» — журнале «Москва» — был опубликован первый рассказ Любопытнова «Заступник Кузьма Лычков», и в 1983 году, когда Любопытнов — участник Y общемосковского Совещания молодых писателей — был отмечен в числе лучших. Тогдашний секретарь правления Московской писательской организации О. Попцов назвал его и нескольких других авторов «подлинным открытием совещания». А год спустя, кому дорог был писатель Ю. Казаков, увидели его глазами Ю. Любопытнова, написавшего в «Литературной России» очерк «Дом в Абрамцеве», посвящённый памяти безвременно ушедшего из жизни Юрия Казакова. И тогда многие смогли убедиться, что Любопытнов оказался достойным учеником. Его «Дом в Абрамцеве» — прекрасно написанный рассказ об одном из интереснейших писателей-современников, чьё творчество развивалось и совершенствовалось на просторах Радонежья.

Рассказы Юрия Любопытнова, его лирические миниатюры не раз печатались в издававшейся для соотечественников за рубежом газете «Голос Родины», в журнале «Юный натуралист», в других изданиях.

Его рассказы не спутаешь с другими, они написаны у нас, в Абрамцеве, Хотькове. Радонежье стало для писателя с самого начала творческой жизни тем чистым родником, откуда черпает он вдохновение. Интерес к историческому прошлому, желание узнать больше о том, как жили предки в этих удивительных местах, побудили Юрия Любопытнова к поиску фактов, подтверждающих догадки. Почему, например, здесь, вблизи Хотькова, — урочище Казаково? Что прячется за этим названием? Вот уже рождается замысел исторических повестей «Радонежская засека» — одна из них — о том, как отбивались от нашествия ордынского наши предки, отрезая путь врагу огромными лесными завалами-засеками.

Немало тропинок исходил Юрий Любопытнов по нашему краю, немало книг переворошил, прежде чем написал свою «Сечу на Клинском лугу», закончив ее словами: «До сих пор под Кудрином известны места, связанные с битвой, прошедшей между казаками и мужиками в 1609 году. Луг под деревней, где сошлись два отряда, до сих пор зовется Клинским. Рядом с ним склон прозывается Сеча, а поляна у ведущей в село Озерецкое зарастающей теперь дороги, где была стоянка сечевиков, зовется Казаково».

Он несколько лет возглавлял краеведческий отдел Государственного музея-заповедника «Абрамцево». Буквально физически соприкасался с прошлым Радонежского края​, знакомясь с историей экспонатов, уже собранных и поступающих.

Изданную в 2004 году книгу «Хотьково и его окрестности» автор закончил послесловием — призывом к землякам пополнить музей материалами из домашних архивов. «Всё это не только интересно, но и крайне важно сохранить для наших детей и потомков, чтобы они выросли людьми, ведающими свою родную отечественную историю».

Последняя книга, получившая лестные отзывы читателей — повесть «Свет над Маковцем» — о юности Варфоломея, будущего Сергия Радонежского. Книга задумывалась, как первый шаг на пути к празднованию 700-летия со дня рождения православного святого.

Любопытнов полон творческих замыслов, он много и увлечённо работает, всё глубже осваивая новый для себя жанр исторического романа.

Писатель, казалось бы, далекий от проблем современности, увлечённый творчеством, по-своему участвует в жизни родного края и страны. Своими произведениями он прокладывает пути от прошлого к настоящему и будущему. Без такой связи времен трудно выстоять в том бесконечном потоке преобразований, что захватывает наше общество и порой ведет к утрате достойных жизненных ориентиров.

Многое уже сделано, написаны рассказы, повести, исторические романы, эссе. Поиск «золота викингов» продолжается. Продолжается и творческий поиск писателя. Он ищет ответы на сегодняшние вопросы, пристально вглядываясь в прошлое. Он рассказывает о прошлом так, чтобы каждый почувствовал себя ответственным за происходящее сегодня. Ведь и оно, это сегодня, неизбежно станет прошлым.

Ксения Кальянова

---

Очнулся он под утро. Ярко светило солнце, пели птицы. Он осторожно раздвинул ветки, поозирался по сторонам и вышел к воротам. Вошёл во двор. Было тихо. Вода плескалась в берега плотины, чистая, почти прозрачная, в отдалении, как всегда распластали по воде широкие листья жёлтые кубышки, над пригретой солнцем осокой летали утренние стрекозы, отсвечивая изумрудно-синим, нечто вроде лёгкой белесоватой дымки расходилось в дальних омутах. Не выпряженная лошадь, таская за собой телегу, мирно щипала траву… Антип посмотрел на телегу и чуть не обмер: крышка с гроба была сорвана и домовина была пуста… Тело Василисы исчезло. Значит, его зрение не обмануло — в доме была Василиса! Он вытер внезапно вспотевший лоб. Что-то странное творилось в последнее время. Он не мог свести концы с концами…

Антип вытер рукой лицо, будто снимал сон, затаённый вздох вырвался из груди, и он побрёл к дому. Остановился на крылечке, не в силах взяться за ручку приоткрытой двери. Набравшись решимости, потянул дверь на себя. Пройдя через гулкие сени, где каждый шаг отдавался дрожью в груди, вошёл в дом. И тут опять кошмар прошедшей ночи встал перед глазами, и он понял, что прошедшее ему не приснилось.

В передней вещи были разбросаны. На столе кучкой был собран пепел из трубки, которую курил один из ночных пришельцев, пепел покрывал пол возле лавки, на которой сидел человек в треуголке, на сундуке валялась замусоленная треуголка и особенно его поразил тесак, воткнутый в фотокарточку Антипа, которую он сделал не так давно будучи в городе. На подоконнике обнаружил маленькую ладанку, которую Василиса носила на груди. Сомнений быть не могло — это была её ладанка. Как она сюда попала и куда исчезло тело Василисы. Голова разрывалась от прилива крови. Антип чувстовал, как кровь наполняет её жилы, и она вот-вот лопнет от напора. Он стиснул голову руками, сознание готово было покинуть его, дрожали ноги, как у обессиленного человека, но он сдержался и, выйдя в прохладные сени, присел на порог.

Никак не совладав с ознобом, бившем его, и в то же время готовой от наряжения взорваться головой, не в силах больше оставаться в доме, и даже на мельнице, он побрёл куда глаза глядят.

Сутки он провёл в лесу, сидя на берегу Язовки и бессмысленно глядя перед собой. Голод и жажда не мучили его. Он был как бы отстранённым от самого себя. Только утром следующего дня он начал мало-помалу соображать и вернулся на мельницу. На дворе протяжно мычали коровы, кудахтали голодные куры, визжали осатаневшие без еды поросята.

Антип накормил скотину, прибрался в доме, сготовил себе обед, только сейчас осознав, что более суток ничего не ел и не пил. Дня через три он окончательно пришёл в себя, но не мог без дрожи во всём теле вспомнить ужасную ночь и пропажу покойной Василисы.

Выкопав зарытые в лесу скитские сокровища, наняв батрака, чтобы тот приглядел за скотиной в его отсутствие, запряг лошадь и поехал в город продать золотые вещи. На мельнице он не остался бы ни за какие деньги: здесь всё напоминало кошмар той ночи. Он уже решил, что будет делать. На вырученные от продажи вещей деньги, он приобретёт невдалеке отсюда землю, поставит дом и обзавёдётся хозяйством. Будет жить на хуторе, чтобы ничто не напоминало ему о старой нечистой мельнице.

Часть пятая Неведомой тайгой

Глава первая Поздний гость

Вечером, когда роса обильно смочила траву, а деревья слились с ночной темнотой, в окно большого дома богатого хуторянина Антипа Маркелыча Загодина постучались условным стуком. Хозяин, приготовившийся спать, отдёрнул занавеску. Через стекло смутно различил знакомое лицо. Махнул рукой, давая знак, что сейчас выйдет. Прошёл в сени, спустился по ступенькам во двор, мощёный осиновым мостовником, откинул широкую дверь на кованых петлях, обильно смазанных дёгтем, чтобы не скрипели, вышел и огляделся.

Из-за угла прируба возникла фигура человека средних лет, коренастого, в сапогах и галифе, в рубашке полувоенного покроя навыпуск, с накладными карманами. На поясе, охватывающем тонкую талию, висела кобура. В руке темнел наган.

Антип Маркелыч ещё раз посмотрел по сторонам, сказал сердитым шёпотом:

— Сказывал я тебе, Бредун, не наведывайся ко мне без надобности великой. Ведь договорились, где встречаться.

— Да я без надобностев и не встречаюсь. Милиционеры хазу обложили. Еле утекли. Какой-то сучонок заложил нас…

— Поэтому надо быть осторожнее.

— Пожрать дашь и я уйду.

— Ты один? — ещё тише спросил хозяин, осторожно шагнув в сторону и заглянув за угол.

— Петька с Тарасом в овине прячутся.

— Нелёгкая вас принесла! Мой дом на примете…

Пришедший криво усмехнулся, хотел вложить наган в кобуру, но раздумал.

— Они верят тебе. А когда ты меня за твоего жеребца костерил везде — приняли за своего. Расписал хуже не бывает…

Антип Маркелыч сплюнул:

— Ты о властях что ли?

— Ну, а про кого же…

— Надолго ли сочтут своим?

— Имущество в колхоз отдал. Это же надо! Кулак решил обществу голоштанному помочь! Теперь ты свой в доску. Так что тебе нет резону пугаться.

— У деревенских столько глаз…

— Вот это верно, — тихо рассмеялся Бредун. — Каждый мнит себя гэпэушником.

— Проходи! — Хозяин пропустил гостя впереди себя. Задвинул засов. — Осторожно, здесь ступеньки.

— Знаю. Не в первый раз.

Антип Маркелыч проводил Бредуна в горницу, служившей и столовой.

— А где Степан? — осведомился Бредун о сыне хозяина, пялясь глазами во все углы, хотя в густом полусумраке ничего не было видно.

— В чулане спит. Там прохладнее.

— Чего не отпустишь его к нам?

— Ещё чего! Хватит того, что помогаю.

— Да я так — к слову. Проку от твоего сына, что от козла молока.

Антип Маркелыч недовольно посмотрел на Бредуна:

— Ты вот что… Ты мне его не осуждай. Молод он…

— Ну не кипятись. Ты знаешь, я всегда правду в глаза говорю.

— Подковырнуть ты любишь, а не правду сказать.

— А пёс твой, Ахметка, — не слушая хозяина, опять спросил Бредун. — Ахметка где?

— Ахметка на сеновале. Всё спросил?

Бредун ничего не ответил. Он без приглашения сел на лавку за стол, имея по правую руку от себя оконце. Хозяин хотел зажечь керосиновую лампу, но гость воспротивился:

— Не надо огня. Ночь на дворе, может, кто не спит. Свет приметен.

— Дело твоё…

— Мимо рта не пронесу твою жратву. Чем угостишь? — Бредун проглотил слюну в предвкушении предстоящей еды и положил наган на столешницу.

— Дам молока, хлеба, солонины.

— Неси всё. Я голодный. Живот к хребту подтянуло. — И тут же спросил: — Выпить есть?

— Брага. Наверно, уже сбродилась.

— Нацеди!

Несмотря на предостережение гостя, Антип Маркелыч зажёг огарок свечи и при нём копошился на кухне. Налил из жестяного бидона в кринку светло-коричневой с сильным дрожжевым запахом браги, поставил на стол. Принёс в чугунке холодной неочищенной картошки, положил на полотенце высокий каравай хлеба, толсто нарезал взятой в сенях густо посыпанной солью свинины, кусок холодной баранины с жёлтым застывшим жиром.

— Не обессудь…

— Ништо. — Бредун налил в глиняную кружку браги, мотнул головой и выпил медленно, словно цедил сквозь зубы. — Не подошла ещё, — сказал он, поставив кружку на стол. — Отрезал толстый ломоть хлеба. — Жалко лука нет.

— Сходить на огород пера нарвать?

— Сиди, куда по темноте. Да и недосуг мне. Обойдусь.

Антип Маркелыч присел на табурет рядом с Бредуном.

— Теперь с двоими таскаешься по сёлам?

— Пока с двоими, — с полным ртом ответил Бредун, счищая с сала крупную соль.

— А говорил — дай срок, будет у меня отряд. Где он, твой отряд? Не идут к тебе люди. Остались двое, но и они скоро убегут.

Бредун принялся за баранину, отрывая мясо от кости вместе с сухожилиями крепкими зубами.

— Молчишь, — продолжал хозяин. — У меня вот-вот остатки скотины, дом реквизируют, а ты обещал перемену власти…

— Ты ж всё Воронину в колхоз отдал, чего у тебя реквизировать?

— Осталось ещё кое-что. — Антип Маркелыч задумался: — Несдобровать здесь. Надо уходить.

— Куда пойдёшь от своего дома, хозяйства?

— А на кой шут мне дом! Всё одно, что бросить его, что отнимут.

— Хватит тебе ныть, Антип! Распустил нюни. Согнула тебя советска власть. А какой ты ершистый раньше был. Согнула.

— Да ещё не согнула. Хотя года берут своё. Мне бы твою молодость — ушёл бы с хутора в один час.

— Ну вот заладил — ушёл бы. Куда б ты ушёл?

— Место у меня есть. Можно переждать там.

— Это в болоте что ли. Ты говорил как-то давно, что у тебя богатство там зарыто.

— Может и говорил. На жизнь мне хватит.