Владимир Нечволода - День первый

• Название: День первый
• Автор: Владимир Нечволода
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

---

Корытов бросил кисть в банку с водой, крутнулся на месте, поджал под себя по-казахски ноги и медленно вытянул из кармана коробку «Герцоговины Флор». Постучал мундштуком о крышку, озабоченно закурил.

— Левый, который длинней, будет красить с того конца, — указал он папиросой. — Крест-накрест, чтобы полос не было. Ты, — черные бусинки уперлись в Славу. — Вон у той лампы — прожектор называется.

Корытов помедлил, затянулся, выпустил сизое колечко дыма, ловко поймал его шляпой и продолжил:

— А ребетенок, значит, на подхвате. Такие пироги.

В воздухе тоненько забренчал его смех.

Машинисты молча достали «Джебл». Колёк не курил. Он зажмурился, приоткрыл один глаз и на цыпочках обошел рубку. Потом с недоумением развел руками:

— Нету.

— Чего нету? — заинтересовался Гена.

— Ребетенка твоего нету, — сокрушался Гвоздик. — Смылся, пока ты рот разевал. Он какой? Черный, рыжий? И тоже в шляпе?

Алепта подошел к ребятам, выудил сигарету из протянутой пачки, стряхнул табак в консервную банку, что держал Вадик. Повернулся к Славе:

— В Ишиме сейчас яблони цветут…

— Нет еще, — Слава мотнул головой. — Через пару недель. Где жил?

— На Маркса.

— Я у Серебрянки.

— Давно на пароходе?

— Третий год. Уже в помощниках хожу. А они, — он подбородком указал на друзей, — масленщики. Я, понимаешь, земеля, назад было собрался, на Ишиммаш. А тут нефть пошла. Не везет мне.

— Ну, предположим, нефть не пошла, — тенорком взвился Вадик. — Она пойдет, когда мы первую баржу зальем и отбуксируем на Омский нефтеперерабатывающий.

— А почему — не везет? — Алешка вопросительно сдвинул густые темные брови, которые жили, казалось, отдельно от его белобрысой головы. «Такой уродился, бровастенький», — говорила мама. Сдвинул брови и выжидающе замолчал.

Слава крякнул.

— Понимаю, земеля. Хочешь сказать — рунучок на плечо и айда на берег. А спросят меня приятели: какая она, нефть, и где ты, Станислав, шастал, что по усам текло, а в рот не попало? У меня дядья секретари райкомов, кореш в газете корреспондентом. Пока не поручкаюсь с самим Урусовым, домой дороги нет. Семен Урусов у нас в Ишиме воду искал, его бригада в полукилометре от завода стояла. А интереса у меня к буровому делу не было. Фрезеровщик Петуня к ним ушел. Может, вместе нефть и открыли. А что? Мы — ишимские.

— Во дает! — Вадик жирафом выгнулся над другом и принялся собирать и сдувать с берета мусоринки. — Эта на темечко не давит? А эта? Трансциндентальный эмпириокритицизм, гуманизм с анасигоровыми науменами и пифагоровыми финонинами… Все!

Скрестил на груди руки.

— Будет жить. От Славы слава не уйдет!

— Да иди ты, — отмахнулся Станислав. — Покурим?

— Некогда. Капитана ждем.

— Ну, бывайте, — дружно приподнялись береты. — У вас — палуба, у нас — машина. Но если что — зови!

Гвоздик тоже вежливо кивнул: поможем, мол.

Рулевые двинулись вслед за ними: капитан уже поднимался по трапу. Все-таки прозевали они его появление.

— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, — он пожал руки «салажатам», быстро окидывая взглядом каждого и чуть шевеля губами, словно повторяя произнесенное имя.

Было капитану никак не больше тридцати лет. Белокурый, сероглазый, с мягкими чертами слегка курносого лица, полными улыбчивыми губами — ну, никак не походил он на созданный Алешкиным воображением суровый образ прославленного орденоносца. Голос глуховатый, уговаривающий.

— Александр Ионович, что с «Командором»?

— А ничо — кра-асям.

Капитан покосился на «салажат», хохотнул:

— Команда все еще на карантине?

— Уже нет, пообвыкли за полдня.

— Тогда почему «кра-асям»? — передразнил Бажин. — Ну, ну… «Командор» приведем в порядок на марше. И будет у нас на это всего неделя. Завтра в семь ноль-ноль — большой сбор. В семь тридцать — заправка. С двенадцати до пятнадцати личное время для прощанья с Тюменью. В шестнадцать ноль-ноль уходим. Кто из команды отсутствует?

— Нет третьего штурмана, — старпом мял пальцами снятую с головы шапку. — Без Паши в этот раз поедем, Николай Петрович?

Лицо Бажина съежилось.

— Был у него вчера. Согласился на операцию. Но ты же знаешь, Саша, — рак… Новый третий нагонит нас в Хантах.

— Нет еще радиста и кока.

— Радист придет утром. А кока ты опять проглядел, старпом!

И капитан, и Шаликов засмеялись.

— Не расплатиться тебе за рейс. Давно на борту Максимовна.

Анатолий положил руку на плечо растерянного старпома.

— Ну, друг, как же ты так? С нижней командой прошла. В робе.

Алешка переглянулся с Соломатиным — они ничего не понимали. Они тоже кока, вернее, кокшу не видели. Завершался какой-то веселый спор. И, видно, не в пользу Корпикова.

— Товарищ капитан, — Алешка вытянулся в струнку. — Разрешите ночевать на «Командоре».

Капитан задумчиво оглядел ребят, заложил руки за спину, вспоминая свое, давнее, без улыбки сказал:

— Приказываю ночевать на «Командоре».

И к штурманам:

— Александр Ионович, организуй им потом душ. А ты, замполит, — Шаликову, — зайди ко мне с Колей Кольцовым и вот Алексея прихватите. И еще: через сорок минут пойдем к пристани.

Каюта Бажина, со спальней, огромным письменным столом, глубокими креслами по обе стороны, пришлась по душе рулевому. Только вещи он разместил бы немного иначе: стопку бумаги нужно положить слева; вот сюда — карту, и не только Иртышского и Обского бассейнов — атлас всех морей-океанов. Рядом на цветном штативе с подставкой (их из плексигласа выпиливают, мелкой наждачкой и сукном полируют) — встанет колба с юганской нефтью.

Алексей сделал молниеносную корректировку обстановки, расставил среди мебели вошедших, привычно глянул на себя со стороны (а неплохо он тут вписывается в тяжелом узорчатом халате бордово-коричневых тонов, с длинной трубкой в углу рта), взял на заметку нервозность команды. (Вы, чиф, как понимаю, для контраста деревенского увальня взяли? Я полагаюсь на вас, чиф, ценю ваше умение такие корыта в ялики превращать).

— Да, кэп… есть, кэп…

— Новички нервничают, Анатолий Спиридонович, будто их с насиженных мест половодьем сорвало. Будьте их лоцманом. Молодые мужчины ждут от первой навигации самоутверждения. Нужно укрепить их надежды, наполнить паруса свежим ветром выучки. Нефть — это почище индийской корицы и африканских слоновых бивней. Черное золото принесет нам удачу. И — да семь футов нам под килем!

(Ах, да — еще масленщик. Его следует вздернуть на рее за хамство и наградить отпуском за остроумие. Крепкие молодые зубы пригодятся нашей посудине. Такие укусы омолаживают кровь… В путь! Старику Бажину непременно дайте радиограмму. Пусть потешится старый морской волк известием о полученном приказе. Порадуется. Его юнги стали капитанами. Скрывать не будем…)

— Скрывать не буду, — дошел до рулевого глуховатый капитанский голос. — Приказ сегодня получил. Мы будем первыми. Из Шаима нефть возьмет танкер 351, Костя Третьяков его ведет. В Усть-Балыке — мы. В Омск пойдем вместе. Транспарант, товарищи, нужен. Яркий. Громкий.

— Есть! — выдохнул Алексей.

— Ну-ну, какой? Я тут кумекал… Может — «Сибирскую нефть — Родине!» или «Да здравствуют советские геологи!».

— Нет, — торжественно покачался на пятках Алеша. — Надо: «Даешь тюменскую нефть!»

— А что, Николай Петрович, — поддержал его Шаликов. — Здорово! Мостик от революции к нам.

Бажин задумался.

— Очень уж просто… Там будут корреспонденты, начальство…

— Самое то! — усмехнулся старпом. — А на чем писать? Кумача пет.

— Сурик есть. Простыни дашь.

— Простыни? Не… не дам.

— Дашь. Пять штук. На случай брака. Они же не художники.

«Они» — это значит Алексей и Коля.

— Не дам.

— Александр Ионович, — рассердился капитан, — вы почему в день отдыха в облезлой шапке и в зековской фуфайке на судне? Да еще у меня в каюте. А ну, переодеться по форме. Простыни самые новые дадите, чтобы хрустели! Ясно? Плюшкин…

Корпиков выскочил из каюты. Ребята переглянулись, и Алексей от понимающего Колькиного взгляда вдруг ощутил горячий толчок в груди. Будто брел он, уставший, полуночным и пустынным городом, и вдруг знакомое окно вспыхнуло. И ждут его там за освещенными стеклами. II верят в него. А ему есть на кого положиться, раз друг ждет…

— Погоди, Алексей Владимирович, — перехватил капитан их взгляды, и ранние морщинки весело сбежались в уголках капитанских глаз. — Тебе письмо. Какая-то девушка принесла в отдел кадров. А я, понимаешь, еще не знал, где кто. Пригласил бы на «Кохмандор». — Бажин развел руками. — Вот. Держи.

На конверте крупный отцовский почерк. Принесла письмо, наверное, Зиночка. Кто еще? Как чувствовала, что они могут сегодня отплыть.