Федор Раскольников - В плену у англичан

• Название: В плену у англичан
• Автор: Федор Раскольников
• Жанр: Историческая проза

- видный русский революционер, большевик с 1910 г., активный участник гражданской войны, государственный деятель, дипломат, публицист и писатель. Внебрачный сын священника Ф. Петрова (официальная фамилия Ильин — фамилия матери). После гражданской войны на дипломатической работе: посол (полпред) СССР в Афганистане, Эстонии, Дании, Болгарии. В 1938 г. порвал со сталинским режимом. Умер в Ницце.

---

Вскоре вышли на траверз острова Вульф. Чтобы выяснить, сколько кораблей стоит в Ревельской гавани, нам предстояло пройти мимо Вульфа. Но для безопасности этого предприятия необходимо было обнаружить, нет ли там батарей. При царизме на Вульфе и Наргене стояли двенадцатидюймовые батареи, но в 1918 году, во время немецкого наступления, они были взорваны нашими войсками. Однако отдельные орудия могли сохраниться, другие противник имел возможность восстановить. Не исключалось и то, что немцы во время оккупации воздвигли новые батареи.

Мы открыли по Вульфу огонь из стомиллиметровых орудий. Наш вызов остался безответным. По-видимому, на Вульфе не было артиллерии. Это придало нам большую смелость, и мы с увлечением продолжали смелую разведку. Но едва поравнялись с траверзом Ревельской бухты, как в глубине гавани показался дымок, затем другой, третий, четвертый, пятый. Мы развернулись на 180 градусов и, взяв курс на ост, полным ходом направились в сторону Кронштадта. Но пять зловещих дымков приближались к нам с большой быстротой. Вскоре показались резкие очертания военных кораблей. На наших глазах они сказочно вырастали, дистанция между нами стремительно сокращалась.

Мы без труда определили, что нас преследуют пять английских легких крейсеров, вооруженных 6-дюймовой артиллерией и обладающих скоростью хода, превышающей 30 узлов. Послали радио «Олегу» с призывом о помощи. Но англичане уже сблизились с нами до пределов орудийного выстрела и первыми открыли огонь. Мы отвечали залпами из всех орудий, за исключением носового, у которого предельный угол поворота не позволял стрелять по настигавшим нас английским кораблям.

Боевая тревога обнаружила, что наш миноносец был совершенно разлажен. Пристрелка велась до такой степени скверно, что нам самим не было видно падения собственных снарядов. Однако и англичане стреляли не лучше. Они лишний раз подтвердили свою старую славу хороших мореплавателей, но плохих артиллеристов.

Чувствуя, что дела наши плохи, мы пустили обе турбины на самый полный ход. Машинисты и кочегары работали не за страх, а за совесть. На пробном испытании, когда миноносец принимался от завода, он дал максимальную скорость в 28 узлов, а теперь под угрозой смертельной опасности его механизмы выжали 32 узла.

Дистанция между нами и вражескими кораблями как бы стабилизировалась. На душе сразу отлегло. Значит, есть шансы благополучно вернуться в Кронштадт и привезти ценные сведения о силах английского флота.

Вдруг случайный, шальной снаряд, низко пролетев над мостиком, шлепнулся в воду вблизи от нашего борта. Он слегка контузил Струйского и сильным давлением воздуха скомкал, разорвал и привел в негодность карту, по которой велась прокладка. Это временно дезорганизовало штурманскую часть. Рулевой, стоявший у штурвального колеса, начал непрестанно оборачиваться назад, следя, где ложатся неприятельские снаряды.

IV

Раздался оглушительный треск, и наш миноносец резко подбросило кверху. Он завибрировал и внезапно остановился. Мы наскочили на подводную каменную гряду. Все лопасти винтов отлетели к черту.

Позади нас торчала высокая веха, обозначавшая опасное место.

— Да ведь это же известная банка Девельсей, я ее отлично знаю. Она имеется на любой карте. Какая безумная обида! — с горечью восклицал Струйский.

Осознав полную безвыходность нашего положения, я послал «Олегу» радиограмму с приказанием возвращаться в Кронштадт.

Английские матросы рассказывали потом, что адмирал, находившийся на головном корабле, уже поднял сигнал к отступлению: отогнав наш миноносец от Ревеля, он считал свою миссию законченной. Но при виде нашей аварии английские суда опять пошли на сближение. Ни на минуту не прекращая огня, они не сделали ни одного попадания, хотя расстреливали нас почти в упор. Сидя на подводных камнях, наш миноносец продолжал отстреливаться из кормового орудия. Но никакого вреда неприятельскому флоту тоже не причинил.

Заметив наше беспомощное положение, английская эскадра решила захватить миноносец «живьем». Я предложил открыть кингстоны, но это приказание не было выполнено. Инженер-механик Нейман ответил, что кингстоны не действуют.

Вскоре английские крейсера окружили нас и спустили на воду шлюпки.

Военморы из команды «Спартака» увели меня в кубрик и переодели в матросский бушлат. Впопыхах сунули мне в руки первый попавшийся паспорт своего товарища, оставшегося на берегу. Я превратился в эстонца, уроженца Феллинского уезда. При моем незнании эстонского языка это было как нельзя более неудачно, но в этот момент некогда было думать. Кок миноносца тов. Жуковский взял на хранение мои часы.

Не успели мы оглянуться, как на борту нашего миноносца появились английские матросы. С проворством диких кошек они устремились в каюты, кубрики и другие жилые помещения и самым наглым, циничным образом на глазах у нас принялись грабить все, что попадалось под руку. Затем стали перевозить нас на свой миноносец.

Сидя в шлюпке, я прочел на ленточках надпись «Wakeful» («Бдительный»). Обратил внимание на внешнюю интеллигентность физиономий наших конвоиров, на яркий румянец их щек и сперва принял этих грабителей за гардемаринов. Но это была ошибка. Все они оказались матросами.

На миноносце «Wakeful» нас посадили в кормовой трюм. Кормили галетами и крепким чаем. Со школьной скамьи я вынес плохое знание языков и лишь с грехом пополам разбирал английскую речь. Но все же многое мне было понятно. Матросы, приносившие нам еду, рассказывали о высадке в Риге английского десанта. Захлебываясь от шовинизма, они ликовали по поводу поражения Германии: «Germany is finished. German fleet is in British ports» [1].

V

На следующее утро миноносец «Wakeful», ставший для нас плавучей тюрьмой, снялся с якоря и отправился в поход. Прильнув к иллюминатору, я тщетно старался определить направление корабля.

— Кунда-бей, — угрюмо произнес приставленный к нам английский матрос с винтовкой.

Я знал, что бухта Кунда находится на восток от Ревеля. В мозгу промелькнуло: «По всей вероятности, они везут нас в глухое место, чтобы там расстрелять».

Вдруг совершенно неожиданно над моей головой раздался оглушительный орудийный выстрел и послышался мягкий звук сжатия компрессора, как бывает всегда при откате пушки. Мы жадно прильнули к круглым иллюминаторам, но, так как находились глубоко в трюме, поле нашего зрения оказалось невелико. Ничего, кроме других английских миноносцев, шедших в непосредственной близости от нас, увидеть не удалось. Стрельба затихла так же неожиданно, как началась. Машина внезапно перестала работать. Наступила странная тишина. Миноносец «Wakeful» остановился. Нас вывели на прогулку на верхнюю палубу.

Тяжелое зрелище предстало здесь нашим глазам. В непосредственной близости от нас стоял миноносец «Автроил» со сбитой набок стеньгой. Он был уже захвачен англичанами, но на нем еще развевался красный флаг. Английская эскадра обошла «Автроил» с тыла и. отрезав от кронштадтской базы, погнала на запад, в открытое море. Английское командование приказало вывести нас на прогулку в момент капитуляции «Автроила» для того, чтобы уязвить наше революционное самолюбие. Я намеренно прекратил прогулку и вернулся в трюм, в нашу общую камеру, где помещалось 20 пленных. Остальные моряки из команды «Спартака» были размещены по другим кораблям. Комсостав увезли на берег.

Мои спутники по несчастью, матросы «Спартака», сохраняли исключительную бодрость духа и мужественно смотрели в лицо смерти. Мы все были уверены, что англичане нас расстреляют.

VI

Утром 28 декабря нас снова вызвали наверх. Рядом с трюмом помещалось крохотное отделение рулевой машины. Для того чтобы спастись от возможного опознания, матросы посоветовали мне не выходить наверх, а спрятаться в этом помещении. Я последовал этим советам, но вскоре был обнаружен в своем укрытии и выведен на палубу.

Наши «спартаковцы» были выстроены на левых шканцах. Англичане вместе с белогвардейцами усиленно разыскивали меня. На все их вопросы спартаковские матросы отвечали, что в Кронштадте перед выходом миноносца в море его действительно посетил Раскольников, а затем он будто бы сошел на берег и в походе не участвовал. Однако англичане продолжали свои поиски, повидимому имея точные сведения о моем нахождении на борту «Спартака».

Меня поставили во фронт — на левом фланге спартаковской команды и отобрали паспорт. Ввиду того что по паспорту я значился эстонцем Феллинского уезда, ко мне подошел какой-то матрос боцманского вида и стал разговаривать по-эстонски. Ему не стоило большого труда уличить меня в незнании языка.

В свое оправдание я солгал, что давно обрусел и уже забыл родной язык. Но в этот момент на шканцах появилась группа белогвардейских офицеров, и среди них я тотчас узнал высокую, долговязую фигуру моего бывшего товарища по выпуску из гардемаринских классов — бывшего мичмана Феста. Оскар Фест принадлежал к прибалтийским немецким дворянам. Вместе с другими белогвардейски настроенными офицерами он остался в Ревеле. На английском корабле Фест был единственным одетым в штатское платье. На нем ладно сидели элегантный, с иголочки темно-синий пиджак и тщательно отутюженные брюки. Несмотря на морозный день, он оказался без пальто и без шляпы — очевидно, только что вышел из кают-компании. Остановившись против нас у правого борта корабля, Фест медленно провел взглядом вдоль всего фронта, и его широко раскрытые голубые глаза буквально застыли на мне. Обычный для него румянец с еще большей силой залил продолговатое лошадиное лицо. Он сказал что-то своим белогвардейским спутникам, и меня тотчас изолировали от всей команды, раздели донага, подвергли детальному обыску.