Федор Раскольников - В плену у англичан

• Название: В плену у англичан
• Автор: Федор Раскольников
• Жанр: Историческая проза

- видный русский революционер, большевик с 1910 г., активный участник гражданской войны, государственный деятель, дипломат, публицист и писатель. Внебрачный сын священника Ф. Петрова (официальная фамилия Ильин — фамилия матери). После гражданской войны на дипломатической работе: посол (полпред) СССР в Афганистане, Эстонии, Дании, Болгарии. В 1938 г. порвал со сталинским режимом. Умер в Ницце.

---

XVII

Зима в Лондоне мягкая. Туманы, дожди, мокрый снег, быстро тающий на земле. Больших морозов там не бывает. Но когда падали крупные хлопья влажного снега, то краснолицые, жирные, задыхающиеся от полноты тюремщики, громыхая связкой ключей, открывали мне дверь на двор и, потирая руки от холода, с ужасом восклицали: «Сайбирия, Сайбирия!» По-английски это означало Сибирь. Я смеялся и отрицательно качал головой. Несчастные, они не подозревали действительных холодов нашей Сибири, не сравнимых ни с какой лондонской зимой.

В Лондоне тюрем не топят, а если топят, то очень плохо. Во всяком случае, в камере было холодно. Все время приходилось носить бушлат. Моя камера находилась в первом этаже, и снизу с каменного пола распространялась сырость.

В ту зиму в Англии свирепствовала жестокая испанка. Ежедневно в газетах приходилось читать о вымирании от болезни целых семей. Я тоже простудился. На мое счастье, в Брикстонской тюрьме не было эпидемии гриппа. Все же пришлось записаться на прием к врачу. Английский доктор, выслушав меня, выдал лекарство и, узнав, что тюремной пищи мне не хватает, прописал усиленное питание. Оно состояло в том, что ежедневно вместе с утренним чаем мне стали подавать «порридж», иначе говоря густую овсянку.

Денег у меня было мало. Поэтому я был вынужден довольствоваться тюремным столом. Но, как и в царских тюрьмах, в Брикстоне за особую плату давались обеды лучшего качества. Такой обед стоил один шиллинг. Однажды для пробы я взял его. Он оказался вполне приличным: состоял из супа и английского ростбифа с зеленью.

В буржуазном обществе классовое различие существует повсюду. Состоятельным людям неплохо живется даже в английской тюрьме.

XVIII

Когда мои знания английского языка окрепли, я решил передать их моему товарищу Нынюку. Ускоряя свой шаг по кругу и обгоняя его, украдкой от тюремщика бросал ему: «Кошка — кэт, рыба — фиш». Быстрой походкой, согревающей тело, обегая круг, я снова подходил к Нынюку и шептал ему:

— Кошка — кэт, рыба — фиш. Повторите!

— Кошка — фиш, рыба — кэт, — неизменно отвечал он.

Из моих с ним занятий английским языком ничего не вышло. С гораздо большим успехом он усваивал политические новости, которые я тоже ухитрялся передавать ему на прогулке.

Когда выводили других арестантов, главным образом уголовных, нас как «опасных большевиков» старательно изолировали от них и заставляли гулять взад и вперед по прямой линии, касательной к кругу. Однажды вместе с нами был выведен на прогулку невысокий, горбатый человек без шапки, с копной густых волос на голове. При встречах с ним я начал переговариваться. Мне удалось выяснить, что его фамилия Кирхан. Он был членом Британской социалистической партии и сидел в тюрьме уже четыре года за агитацию против войны. Узнав, что мы — русские большевики, он отнесся к нам с явной симпатией. Когда тюремный надзиратель отвернулся в сторону, он, поравнявшись со мной, бросил на землю какой-то сверток. Я быстро подобрал его. Сверток состоял из нескольких номеров левых рабочих журналов: «The Call» («Колл») и «Herald» («Геральд»). Из этих журналов я узнал, что вождь английских рабочих Джон Маклин освобожден из тюрьмы и восторженно встречен рабочими. Эти же журналы помогли мне понять, какую энергичную кампанию против интервенции вел английский рабочий класс под руководством своих коммунистов. В огромном лондонском зале «Альберт-холл» состоялся многотысячный митинг под лозунгом «Руки прочь от России!». Английские рабочие не только протестовали, но и активно боролись против пособничества белогвардейцам, против интервенции английских войск. С этими настроениями рабочего класса Англии был принужден считаться даже Ллойд-Джордж.

XIX

Население тюрьмы было обширно и разнообразно. Подавляющее большинство ее обитателей составляли уголовные. Как-то на прогулке я познакомился с одним русским, который родился в Канаде, вместе с канадскими войсками участвовал в войне, а теперь за какое-то преступление попал в тюрьму. Он уже совершенно «инглизировался». На родном русском языке говорил очень плохо, с сильным акцентом, но зато свободно писал и разговаривал по-английски.

Как во всякой тюрьме, состав «Брикстонпризн» был текучим. Иногда к нам привозили и «политических». В то время в Англии шли массовые аресты русских, подозревавшихся в большевизме. Как нежелательные иностранцы, они высылались из Англии.

Миновала зима, и наступили весенние месяцы. На тюремном дворе пробилась чахлая травка, а я, словно забытый, все еще продолжал сидеть. Заключение мне порядочно надоело. Весна тянула на волю.

Пришла мысль о побеге, но ее сразу пришлось откинуть. Высокие кирпичные стены и зоркая стража тюремщиков ставили непреодолимые преграды. Вспомнился недавний побег из английской тюрьмы ирландского буржуазного революционера де Валера. Но его освободила организация «синфейнеров» [4]. А у меня не было в Англии никаких связей.

Вдруг как-то вечером в начале мая мне предложили взять все вещи и на автомобиле повезли в «Скотланд-ярд». Тов. Нынюк ехал вместе со мной. В «Скотланд-ярде» нам сообщили, что так как режим английских офицеров, находящихся в Москве, в настоящее время смягчен и они пользуются относительной свободой, то и мы будем поселены в гостинице под наблюдением полиции и с условием не отлучаться из Лондона. После этого в сопровождении какого-то шпика нас отправили в «Миллс-отель» на Гауэр-стрит, недалеко от Британского музея. Нам была предоставлена маленькая, скромно обставленная комната во втором этаже. В ней мы прожили двенадцать дней.

Сперва у нас не было денег. Но потом явился какой-то детектив из «Скотланд-ярда» и сообщил, что в датском посольстве на мое имя получены деньги из Москвы. Сыщик взялся сопровождать меня. По подземной железной дороге с какими-то сложными пересадками мы поехали в отдаленный аристократический квартал Лондона, где помещалось датское посольство. Через нарядную, как бонбоньерка, гостиную меня провели в строгий и деловой кабинет посланника. Высокий и седой мужчина передал мне пятьдесят фунтов стерлингов, полученных от Наркоминдела через посредство датской миссии Красного Креста, кажется, единственного иностранного представительства, находившегося тогда в Москве.

Навязчивый шпик снова проводил меня до самого дома. Затем мы с тов. Нынюком пошли в магазин готового платья на Оксфорд-стрит и переоделись в приличные костюмы. В шляпном магазине купили мягкие фетровые шляпы, которыми тотчас же заменили матросские фуражки без ленточек, выданные нам на «Кардифе».

За эти двенадцать дней почти полной свободы я успел ознакомиться с Лондоном и его достопримечательностями. Прежде всего осмотрел Британский музей, который богатством своих археологических и художественных коллекций произвел на меня грандиозное впечатление. Затем побывал в Зоологическом саду. В театре «Ковент-Гарден» мне удалось послушать оперу «Тоска» в исполнении первоклассных итальянских певцов.

В один из этих дней я посетил Центральный комитет Британской социалистической партии. Он ютился в темных и грязных комнатушках где-то на Друрилэн.

Меня там приняли вежливо и корректно, однако без признаков радушия.

Зашел и в адмиралтейство, чтобы узнать, когда же наконец нас отправят в Советскую Россию, куда я страстно стремился, чтобы снова принять участие в гражданской войне. Офицер во френче защитного цвета сказал, что переговоры о времени и месте обмена уже заканчиваются и в ближайшие дни, вероятно, через Финляндию я буду отправлен в Россию.

И вот наконец к нам явился какой-то молодой человек в штатском пальто и предложил собираться в отъезд. Он пояснил, что будет сопровождать нас до Руссайфа. Мы наскоро связали свои вещи и сами вынесли их на улицу. На автомобиле нас отвезли в «Скотланд-ярд». Здесь снова принял сэр Базиль Томпсон. Он объявил, что мы отправляемся в Россию через Финляндию, причем обмен на английских офицеров состоится на финско-советской границе.

На том же автомобиле в сопровождении молодого шпика мы были доставлены на вокзал. Там происходили проводы английских добровольцев, уезжавших в Мурманск и Архангельск на помощь русским белогвардейцам. В нашем купе оказался длиннолицый английский офицер. Из разговора выяснилось, что он тоже в качестве добровольца отправляется воевать против нас.

Постепенно сгустились сумерки. Наступил вечер. В вагоне стало прохладно. Нынюк дрожал от холода. Тогда английский офицер снял с себя пальто и предложил его моему товарищу, хотя отлично знал, что имеет дело с большевиками. Что это? Джентльменство или рисовка классового врага, играющего в великодушие? Вернее, последнее. Но во всяком случае, это был красивый жест.

XX

В Руссайф мы прибыли рано утром. Шпик проводил нас до корабля «Гринвич» и, передав морским властям, тотчас откланялся. На «Гринвиче» мы были сданы под надзор круглолицему унтер-офицеру из морской пехоты, выполняющей на английских военных судах роль жандармерии.