Василий Немирович-Данченко - Удача Незамай-Козла

• Название: Удача Незамай-Козла
• Автор: Василий Немирович-Данченко
• Жанр: Прочие приключения

Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»). Из них особое внимание обратили на себя «Соловки», как заманчивое, крайне идеализированное изображение своеобразной религиозно-промышленной общины. Позже Немирович-Данченко, ведя жизнь туриста, издал целый ряд путевых очерков, посвященных как отдельным местностям России («Даль» — поездка по югу, «В гостях» — поездка по Кавказу, «Крестьянское царство» — описание своеобразного быта Валаама, «Кама и Урал»), так и иностранным государствам («По Германии и Голландии», «Очерки Испании» и др.). Во всех этих очерках он является увлекательным рассказчиком, дающим блестящие описания природы и яркие характеристики нравов. Всего более способствовали известности Немировича-Данченко его хотя и не всегда точные, но колоритные корреспонденции, которые он посылал в «Новое Время» с театра войны 1877 — 78 годов (отд. изд. в переработанном виде, с восстановлением выброшенных военной цензурой мест, под заглавием «Год войны»). Очень читались также его часто смелообличительные корреспонденции из Маньчжурии в японскую войну 1904–1905 годов, печат. в «Русском Слове». Немирович-Данченко принимал личное участие в делах на Шипке и под Плевной, в зимнем переходе через Балканы и получил солдатский Георгиевский крест. Военные впечатления турецкой кампании дали Немировичу-Данченко материал для биографии Скобелева и для романов: «Гроза» (1880), «Плевна и Шипка» (1881), «Вперед» (1883). Эти романы, как и позднейшие романы и очерки: «Цари биржи» (1886), «Кулисы» (1886), «Монах» (1889), «Семья богатырей» (1890), «Под звон колоколов» (1896), «Волчья сыть» (1897), «Братские могилы» (1907), «Бодрые, смелые, сильные. Из летописей освободительного движения» (1907), «Вечная память! Из летописей освободительного движения» (1907) и др. — отличаются интересной фабулой, блеском изложения, но пылкое воображение иногда приводит автора к рискованным эффектам и недостаточному правдоподобию. Гораздо выдержаннее в художественном отношении мелкие рассказы Немировича-Данченко из народного и военного быта, вышедшие отдельными сборниками: «Незаметные герои» (1889), «Святочные рассказы» (1890) и др.; они правдивы и задушевны. Его эффектные по фактуре стихотворения изданы отдельно в Санкт-Петербурге (1882 и 1902). Многие произведения Немировича-Данченко переведены на разные европейские языки. «Избранные стихотворения» Немировича-Данченко изданы московским комитетом грамотности (1895) для народного чтения. В 1911 г. товариществом «Просвящение» предпринято издание сочинений Немировича-Данченко (вышло 16 т.). Часть его сочинений дана в виде приложения к журналу «Природы и Люди».

Василий Иванович многие годы путешествовал. В годы русско-турецкой, русско-японской и 1-й мировой войн работал военным корреспондентом. Награжден Георгиевским крестом за личное участие в боях под Плевной. Эмигрировал в 1921 году. Умер в Чехословакии.

---

Аслан с удовольствием слушал юношу. Он стал даже поверять ему, что имам, взяв крепость с этими проклятыми гяурами, — передаст ему управление ею, и что здесь, в долине Самура будет передовой ведёт Чечни и Дагестана, что на окрестные вершины Шамиль перебросит всё, что у него есть наиболее смелого и храброго, — и тогда этот край будет потерян для русских…

— А что он решил сделать с защитниками крепости? — спросил Амед.

— Что делают с бродячими собаками, не знающими хозяина, когда они начинают кусаться… И их перевешают и перестреляют…

— Там есть девушка.

— А её отдадут в рабыни к Хатхуа. Молодой наиб заслужил такого подарка. Пусть она ему варит просо.

— Он сам просил её у Шамиля? — с сильно, до боли, бьющимся сердцем ждал Амед ответа Аслана.

— Да, сам. Он видел её на стенах… Их бы всех следовало сжечь живыми…

Вдруг вдали из-за выступа скалы блеснул тускло штык, другой… Аслан широко раскрыл глаза, но он не успел ещё сообразить, в чём дело, как одновременно послышались два выстрела… Амед бросил один из пистолетов Мехтулину, и оба веденца — Аслан и сидевший рядом с татарином — ткнулись лицами в горячую золу костра. Точно пламя, вспыхнуло «ура» — нескольких голосов… Защитники орудий, растерявшиеся, не успели ещё и вскочить, как большинство из них уже вздрагивало и билось под штыками старых солдат…

— Бей их! — хрипло звучал голос Незамай-Козла.

— Не уйдут! — весело отозвался Левченко. — Всем одно решение…

Трое веденцев сбилось к орудиям и, защищённые ими, навели дула ружей на нападающих… Очевидно, они решили дорого продать жизнь. Они ждали, не стреляя. Левченко недолго думал. Он снял шапку, перекрестился и кинулся туда… Другие за ним. Послышался чей-то крик, другой, третий… «Бей ещё!» — опять тем же резким и хриплым голосом крикнул Незамай-Козёл, но тут вдруг его точно палкою ударили в ногу… Другою — в плечо. Он только и почувствовал в первую минуту… И опять было ринулся вперёд. Но ноги подкосились, и он тяжело рухнул… В ноге, в плече стало жечь… Он дотронулся до них рукою, сквозь его пальцы побежало что-то влажное, липкое, тёплое… «Вот оно зеркало-то!.. А Степан Фёдорович ещё смеялся»… И вдруг на минуту что-то заслонило ему тёмное, ночное небо. Точно между его глазами и этими выступами скал надвинулась серая, густая туча… Когда он очнулся, — слышался стук молотов… Левченко орал что-то… Незамай-Козёл собрал последние усилия и крикнул его… Старый солдат подбежал…

— Прощай, брат!.. Что, как?

— Ранили, ваше благородие?..

— Да!.. В плечо и в ногу… Вот оно… зеркало-то. Пушки что?

— Заклепали. Сейчас сбросим их… Вниз… Пущай их… А что ранены — так унесём на руках… Снимем с гололобых (всех побили) чуху и на чухе…

И, не продолжая, Левченко подошёл к солдатам. Одну за другою пушки подкатили к обрыву скалы и скинули вниз. Послышался треск ломавшихся лафетов, звон искалеченного орудия… Амед спокойно сунул себе за пояс пистолеты Аслана, снял с него дорогой кинжал и шашку… Левченко стащил с громадного веденца чуху, — Незамай-Козла подняли на руках и переложили на неё… Вдали слышались крики тревоги. Пора было спускаться вниз… Амед и Мехтулин выждали, пока сошёл последний солдат, и только тогда, не сходя общей тропой, а цепко, как кошки, пользуясь во тьме каждою щелью скалы, быстро и смело ползли по самому её отвесу… Внизу они опередили солдат…

— Как же теперь быть с лошадью Шамиля? — спросил елисуец у татарина.

— Посмотри!..

Кругом далеко-далеко, насколько хватало глаз, вспыхивали факелы. Очевидно, орда подымалась на тревогу. В темноте мелькали уже всадники, точно сослепу кружившиеся по долине… Куда-то проскакал конный отряд… Другой ему наперерез. Встретились, перебросились несколькими словами и рассыпались по побережьям Самура… Очевидно, в непроницаемом мраке лезгины и чеченцы хотели нащупать врага… Несколько всадников пронеслось мимо Амеда и Мехтулина… Они остановились было перед скалою… проехали вдоль и, заметив обоих юношей, живо поскакали на утёс… Солдаты шли тихо… Амед догнал их и угрюмо следовал за ними… Ему досадно было, что сегодня он не исполнил своего намерения. Теперь, поди, Шамиль сам уже в седле и ждёт донесений от узденей… Вон какая-то лошадь без всадника несётся мимо… С невероятною ловкостью Амед вскинулся ей на спину и схватил сильными руками её шею… Лошадь остановилась, оглядываясь… Амед погнал её прямо на всадника, мчавшегося за нею, и сильным ударом рукоятки кинжала в лоб свалил его…

— Мехтулин! — крикнул он.

Татарин подбежал и сел… Оба они тотчас же подъехали к отряду.

— Где раненый офицер?

Его несли посредине.

— Левченко! Давай его сюда, мы его скорее довезём до крепости… А вам ещё отбиваться придётся…

Левченко огляделся. Тревога шла как круг по воде — всё шире и шире… Кое-где даже вспыхивали выстрелы…

Незамай-Козёл почувствовал себя вдруг в чьих-то руках, сидящим на крупе лошади…

— Мехтулин! Я его повезу, а ты защищай… Нападать будут…

— Аллах Экбер!.. Если пророк захочет — он поможет нам. Он лучше знает, кто прав, и кто виноват…

— И Исса тоже… Бог, которому верит Нина, помоги нам, — тихо проговорил Амед и погнал коня по направлению к крепости…

В старое время Кавказской войны — рассказываемые здесь подвиги не составляли исключительного явления… Практика горных экспедиций и набегов создавала героев на каждом шагу, даже не героев, потому что, назови кто-нибудь героями Левченко и его товарищей, они первые изумились бы этому.

— Какие мы герои? — ответили бы они. — Мы просто Бога помним, — царю служим, а там уже не наше дело…

И в самом деле, прочтите воспоминания старых офицеров, — к сожалению, их так мало напечатано, — люди в то время много дрались и мало писали. Да и печататься негде было!.. Послушайте рассказы о былях того эпического времени, и вас не удивит отступление горсти солдат, ощетинившихся штыками, от в нескольких сот наседавшего на них отовсюду неприятеля. Точно дикий кабан, выставив вперёд клыки, отходит в сплошные заросли сырого ущелья, — так и Левченко со своими медленно и спокойно подвигался по направлению к крепости… Кабардинские всадники скоро открыли наших. Огнем выстрелов они дали знать своим, что враг, наконец, найден, и отовсюду на эти выстрелы понеслись с дикими выкриками чеченцы, с бешеным рёвом потревоженных горных медведей — дидойцы, с тихою и сосредоточенною злобою — лезгины ближайших округов… Шамиль на первых порах ничего не понял, — ему показалось, что русские отвлекают его внимание горстью смелых охотников, а сами хотят где-нибудь прорваться сквозь железное кольцо, которым он обложил крепость отовсюду. Солдаты то и дело строили каре, отстреливаясь в упор, но Шамиль ещё не двигал на них пехоты. Он ждал, где именно русские, куда они ударят. Эта ошибка пока спасала два десятка охотников.

— Отобьёмся! Не впервой! — ободрял своих Левченко, хотя они вовсе не нуждались в этом ободрении.

Старые кавказцы только хмурились, молча принимая на штык и коней, и всадников — кто попадался… Отойдя шагов пятьдесят-шестьдесят и видя, что кругом опять начинается дикий визг и гомон налетающей горской конницы, — они сбирались в каре, выжидали её на себя и, по команде Левченко «пли», били, прямо в самые лица джигитам. Один, встретивший их, отряд мюридов хотел было врубиться в каре, но штыки сделали своё дело, — и солдаты только дорубили трёх молодцов, перескочивших через их ряды в середину каре… Были раненые, — но не в ноги, и потому они шли молча, не выдавая своих страданий, чтобы не смутить товарищей… Полдороги уже прошли наши таким образом. Раз перед ними вырос точно из-под земли пеший отряд джарцев… Должно быть, случайно, бродя по Самурской долине, наткнулся на них. Наши не растерялись, и такое грозное «ура» крикнули в самые лица врагов, с такою неистовою стремительностью кинулись на штыки, что те дрогнули и побежали прочь… А тут как раз кстати на помощь накинулись сторожевые собаки. Чего не мог доделать, кого не мог нащупать штык, на того бросались они остервенелой стаей. Скоро все дрались вместе — и собаки, и люди. Солдаты работали прикладами и штыками, собаки — зубами.

— Сам шайтан у них! — кричал какой-то наиб, которого они отбили.

К счастью, позади сообразили, в чём дело, и человек двадцать из секретов выбежало вперёд и присоединилось к каре, которое в эту как раз минуту отбивалось от Хатхуа с небольшим отрядом.

— Джансеид! Скажи своим, чтобы залегли кругом за конями… Эти будут как в ловушке! — предложил Хатхуа.

Тот живо кинулся назад. Салтинцы были недалеко, они вихрем налетели на русский отрядец… Засвистали особенным образом, понятным только их коням, которые по этому сигналу рухнули наземь. Салтинцы залегли за ними и, поставив дула ружей на головы лошадей как на сошки, открыли убийственный огонь по нашему отряду.