Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

• Название: Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
• Автор: Андрей Марченко
• Издательство: Литагент «Снежный Ком»9ebea33f-2a93-102a-9ac3-800cba805322
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-904919-57-3, 978-5-4444-1481-1

Империя не заканчиваются в один момент, сразу становясь историей – ведь она существуют не только в пространстве, но и во времени. А иногда сразу в нескольких временах и пространствах одновременно… Кто знает, предопределена судьба державы или ее можно переписать? И не охраняет ли стараниями кремлевских умельцев сама резиденция императоров своих августейших обитателей – помимо лейб-гвардии и тайной полиции? А как изменится судьба всей Земли, если в разгар мировой войны, которая могла уничтожить три европейских империи, русский государь и немецкий кайзер договорятся решить дело честным рыцарским поединком?

Всё это и многое другое – на страницах антологии «Империум», включающей в себя произведения популярных писателей-фантастов, таких как ОЛЕГ ДИВОВ и РОМАН ЗЛОТНИКОВ, известных ученых и публицистов. Каждый читатель найдет для себя в этом сборнике историю по душе… Представлены самые разные варианты непредсказуемого, но возможного развития событий при четком соблюдении исторического антуража.

«Книга позволяет живо представить ключевые моменты Истории, когда в действие вступают иные судьбоносные правила, а не те повседневные к которым мы привыкли».

Российская газета

«Меняются времена, оружие, техника, а люди и их подлинные идеалы остаются прежними».

Афиша Mail.ru

---

Полина молча провела рукой по его щеке.

– Разве мы телохранители? – спросил он. – У него есть свои филеры, гвардия, жандармерия.

– Всё это неважно, – Полина смотрела куда-то в угол комнаты, в сумрак, где еще дремала душная июньская ночь.

– Я не хочу, чтобы ты рисковала жизнью. Одно дело подкупать чиновников и перевозить через границу чертежи в зонтике – и совсем другое лезть под пули.

– Нет никакой разницы, дорогой мой. Разве ты еще не понял?

Женщина всё так же смотрела мимо, и Фогт почувствовал нарастающую волну раздражения. Что за темные демоны занимают ее внимание, вместо него – живого и любящего человека?

– Я не хочу потерять тебя, Полли. С запада идет… надвигается что-то страшное, темное и жестокое – буря, равной по силе которой мы еще не видели. Не хочу встретить ее в одиночку. Счастье начинается тобой и тобой же кончится.

Она внезапно обняла его, прижалась всем телом – и теплый запах из его сна вернулся. Оливер ощутил укол стыда. Возможно, там, во тьме, она всё еще слышит голоса погибающих родителей и братьев, виновных только в принадлежности к «вредному классовому элементу»?

Вдалеке ударил колокол на звоннице храма Святого Фомы.

– Ты умеешь быть убедительной, – Фогт покачал головой. – Придется вспомнить войну. Да и мог ли я забыть ее когда-нибудь?

Товарищ Миллер сохранял внешнее спокойствие, но редкие седые волосы его под плюшевым кепи намокли, а рука, сжимавшая трость, едва заметно дрожала. Он боялся, что не сможет владеть собой и дальше. Либкнехт, который всегда был против любых контактов с реакционными русскими властями, сперва язвительно высмеял поступившее приглашение на коронацию… но спустя несколько дней «передумал». Он вызвал Миллера к себе и лично дал указание ехать в Константинополь; он же сам и назвал двух других членов делегации – и приказал держать всё в тайне до последнего.

Чертова коронация. Чертовы русские. Чертов старик Либкнехт с его интригами.

В гостинице немцы переоделись с дороги и сразу вышли в город. Миллер предпочел бы просидеть в четырех стенах всю неделю, но под нажимом товарищей сдался – впрочем, его любопытство к жизни за «железным занавесом» перевешивало страх перед неизбежным. Миллер боялся, что кто-то из его товарищей воспользуется возможностью и сбежит. Нойер казался слабым звеном. Нойер из молодых, он не сражался на баррикадах в восемнадцатом году, не проливал кровь. Его может привлечь вся эта дребедень вроде джаза и красивой жизни. Впрочем, его выбирал в делегацию сам старик, ему и отвечать – вытирая пот, думал товарищ Миллер. Куда больше пугал черноволосый, черноплащный Хесслер с глазами фанатика. Нет, этот вряд ли сбежит. Зачем его-то Либкнехт прислал сюда?

Эти мысли, тяжелые и липкие, как пальцы мясника, преследовали дипломата, не давали сосредоточить внимание – а ведь вокруг было на что посмотреть. Чуть в стороне от набережной кипел настоящий восточный базар (в ССДРЕ, где частная торговля была под запретом, рынков не существовало). На углу улицы возвышался над толпою усатый городовой с позолоченной бляхой на белой парадной гимнастерке. Он с хитрой улыбкой проводил взглядом троих гостей, рука его при том покоилась на рукояти шашки. Вдоль набережной, громко цокая, проехал казачий патруль на гнедых донских скакунах – и немцы невольно прижались к гранитному парапету. Огромный скакун выкатил на товарища Миллера яростный, размером с кулак, влажный глаз: ты что еще за тип?

Здесь было опасно, дико.

На площади у дворца Топкапы, превращенного в городскую управу, проносились сверкающие автомобили, развевались трехцветные флаги. В парке оркестр играл вальс. Специально устроенные к церемонии фонтаны искрились серебром, словно на сказочной картинке. А над площадью величественно парила в золотистой дымке фантастическая громада древнего Софийского собора.

– Хороший бассейн на его месте будет, – громко сказал Хесслер, – или Дворец Советов, к примеру.

На обед отправились в кафе «Вологда», пересчитывая в уме командировочные деньги. Нойер заказал русского пива, и товарищи последовали примеру.

– Отменное пиво, надо признаться, – Нойер утер пену с усов.

– Кислятина, – возразил Хесслер, но осушил кружку до дна.

– Смотрите, в меню есть «Хофброй»! Неужели казаки варят наше пиво?

– Закажите, Конрад. Будет о чем посмеяться в Берлине.

Взяли по кружке «Хофброя», попробовали. Смакуя, выпили до последней капли.

Долго сидели молча.

– Ja-a-a, – только и сказал, наконец, Нойер мечтательно.

Теперь точно удерет, с жалостью подумал товарищ Миллер. Он ждал какой-нибудь колкости от Хесслера, но тот только поднял руку, подзывая кельнера.

– Еще три «Хофброя».

В голове приятно зашумело, и Миллер подумал внезапно, что всё не так уж страшно. В уютном кафе негромко играла музыка, за столиками под расписными сводами (самовар, баранки, удалой купчина с ковшом браги весело подмигивает из-под потолка) обедали за тихой беседой всего шесть-семь человек, ароматно дымил кальян, с кухни долетали дразнящие запахи жареной рыбы, гречневого масла, розмарина, пряностей и ванили. Может, всё еще обойдется, расслабленно возмечтал дипломат.

– Простите, вы немцы? Коммунисты?

Товарищи переглянулись.

Он прошел к ним через весь зал, от дальнего столика в углу, где остались его газета и белая фетровая шляпа. Уверенные движения, круглое чистое лицо в обрамлении седых волос, любопытный взгляд. Дорогой костюм-тройка. Правая рука застыла на поясе светлых брюк, в левой – трость.

Три выстрела – и мы трупы, похолодел товарищ Миллер. Момент – лучше не придумаешь.

– Мое имя Александр Кейзерлинг. Фон Кейзерлинг.

Он говорил по-немецки прекрасно, с небольшим акцентом.

– Эмигрант? – скучным голосом уточнил Хесслер.

– Нет, из остзейских немцев. Здесь по делам, я поставщик двора… но в Германии я много бывал до 1914 года, для меня это вторая родина…

Надо было гнать его сразу, думал потом Миллер, но пиво сделало свое дело: притупило пролетарскую бдительность.

– Скажите, для чего вы приехали? – спросил фон Кейзерлинг. – Между Коминтерном и цивилизованным миром будет наконец диалог? Или вы прибыли сделать нам какую-то гадость?

– Вам? Вы считаете себя русским? – презрительно процедил Хесслер.

– Я русский германец, как и наш император. А вот что за нация ваш Коминтерн?

– Недолго вам осталось распускать павлиний хвост, дворянское отродье, – глаза Хесслера превратились в черные щели, – и вашему клоуну-монарху тоже.

Миллер вскочил на ноги. Просто невероятно, как быстро разговор перешел в злобную перепалку!

– Хельмут, я очень прошу вас, – начал он, – не начинайте…

– Знаете, что общего у коммунистов и гомосексуалистов? – невозмутимо продолжал рижанин. – Вам необходимо всё время собираться вместе и кричать друг другу, что вас много, что вы везде. Это дает вам иллюзию, что вы не ошибка природы. Ваш гимн, Интернационал – попытка убедить самих себя, что вы явление всемирного масштаба… а не кучка бесов, насилующих труп великой Германии.

Хесслер прыгнул вперед. С жутким грохотом полетели на пол кружки, брызги драгоценного «Хофброя» усеяли костюм фон Кейзерлинга. Нелепая, но сияющая в своем одиночестве мысль пролетела через внезапно опустевшую пещеру миллерова мозга – пиво! Мы уедем обратно – и когда еще сможем попить такое пиво! А этот дворянский хлыщ может хлестать его в России каждый день литрами!

Вдвоем с Нойером они схватили брыкающегося, изрыгающего проклятия Хесслера и силой потащили вон из кафе.

– Пустите меня! – рычал тот. – Я заставлю его жрать дерьмо!

За углом взвилась трель свистка.

– Быстрее отсюда, ну же, бегом, – прошипел Нойер.

Они бросились в боковую улицу, долго бежали, спотыкаясь о камни, затем долго пытались отдышаться в тихом зеленом дворике над каналом.

– Это провокатор, – сказал наконец Миллер, – я же вас предупреждал…

– Упекли бы нас в каталажку за пьяный дебош, – Нойер поджег папиросу, закашлялся в дыму, – и продержали б до конца недели… хорошенький скандал! А царь бы уже уехал.

Хесслер выплевывал сквозь зубы ругательства.

Поминутно оглядываясь, оправляя одежду, они вернулись на площадь и растворились в толпе.

Оливер в задумчивости шагал по верхней галерее Софийского собора, разглядывая потемневшие тысячелетние фрески. Невольно он забыл о том, что должен исследовать храм на предмет укромных мест, где мог бы спрятаться злоумышленник. В колоссальном по размерам зале стояла торжественная тишина – лишь у дальней стены негромко переговаривались за работой несколько реставраторов из Львовской императорской Академии Русской живописи.

Со скрипом приоткрылась одна из огромных золотых створок, и на мраморный пол собора упала тень. Два высоких человека в штатском перекрестились у входа и медленно, будто робея, зашагали вперед – и вскоре замерли с поднятыми вверх головами. Оливер удивился: кто пропустил штатских в храм, закрытый охранкой на всю коронационную неделю?