Мэтт Дикинсон - Другая сторона Эвереста

• Название: Другая сторона Эвереста
• Автор: Мэтт Дикинсон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009

Перед нами перевод книги английского восходителя Мэтта Дикинсона о штурме Эвереста с севера. Автор книги не профессионал. Он отправился в горы по предложению одной из телекомпаний снять фильм о восхождении на высочайшую точку Земли и планировал подъём до той предельной высоты, которая будет ему доступна, как неопытному высотнику. Съёмку на большой высоте должны были вести другие операторы. Однако сложившиеся обстоятельства неожиданно предоставили возможность автору книги стать одним из покорителей Эвереста.

---

Мое воображение поднялось на недосягаемую высоту. Даже, несмотря на то, что нас окружали другие восьмитысячники, такие как Лхоцзе, Нупцзе[2], Эверест был вне конкуренции, он полностью доминировал над всем.

Но всё же, вид был неполным, на востоке горизонт на треть был закрыт вздымающимся облаком из ледяных кристаллов, формирующих флаг. Вблизи флаг обладал гипнотическим свойством. Наблюдая за облаком ледяных кристаллов, я скоро понял, почему на вершине так тихо. Ветер ударяется о северную сторону, затем завихряется подобно гигантскому ротору над нашими головами, прежде чем снова обрушивается на стену Канчунг.

Я поставил одну ногу на южный склон, а вторую на северный, уселся верхом на вершинный гребень и воткнул свой ледоруб как можно глубже в снег. Фактически я сидел точно на границе, отделяющей Китай от Непала.

Передо мной был вершинный сделанный из сплава шест, украшенный разноцветными молитвенными флагами и шарфами. Я наклонился к нему, где были какие-то забавные, гоже из сплава, панели, возможно, это были отражатели от прошлой высотной топографической съемки, и два оранжевых пустых кислородных баллона.

Зная, что запас кислорода тает с каждой минутой, я извлёк видеокамеру у Мингмы и достал из своего рюкзака литиевую батарейку. Мне пришлось снять рукавицы, чтобы подключить её. Затем, затаив дыхание, я щелкнул выключателем. Подняв очки на лоб, я посмотрел в маленький, размером с почтовую марку, видоискатель, и там, как это и должно было быть, была картина, которую я с нетерпением желал увидеть.

Камера работала превосходно. Я нажал на запись и увидел, как замигала красная лампочка REC. Эврика! Съёмка на Вершине Мира!

Все ещё сидя, я начал с двух широких панорам, охватывающих вид от покрытого облаками массива Лхоцзе до трех шерпов. Затем я приблизил и дал крупным планом Лакру, который связывался с базовым лагерем по рации.

Когда Лакра закончил разговор, он передал рацию мне. Я отложил камеру, чтобы взять уоки-токи, и услышал восторженный крик Джайалтсена. Посмотрев по направлению его вытянутой руки, я увидел Ала, идущего к нам по предвершинному гребню.

Я обменялся несколькими словами с Барни и тут услышал восторженный голос Брайана, идущий из рации.

— Мэтт? Мы тут все изволновались внизу. Не забудь сказать несколько слов для Далай Ламы.

Внезапная мысль осенила меня.

— Уверен. Кис все снимает с вашей стороны.

— Кис как раз сейчас делает это.

— Отлично.

Я вернул уокн-токи Лакре и снова взял камеру. Это было здорово. Я смогу отснять, как Ал появляется на вершине и затем его разговоре Брайаном. На другом конце, в базовом лагере Кис снимет другую половину разговора, и мы сможем смонтировать уникальный репортаж с вершины.

Держа камеру, как можно устойчивее, я направил её на Ала, который медленно тащился к нам. Как и мы, через каждые несколько шагов он останавливался, чтобы отдышаться. Было видно, что ему пришлось нелегко. Мое сердце рвалось из груди и не только от недостатка кислорода, эти несколько мгновений съемки были восхитительными, самыми волнующими в моей жизни. Я сидел на вершине Эвереста и снимал фильм о том, как одни из лучших альпинистов мира преодолевает последний снежник на пути к этому священному месту.

Здесь не было наигрыша, это был кадр, делающий фильм об Эвересте, мой фильм об Эвересте, особенным, в котором зритель становился участником событий.

Осознав это, я не ограничился общим планом, я приблизил ноги Ала, бьющие ступени на склоне, и несколько секунд держал на них камеру. Затем я зафиксировал его и приблизил лицо, на котором чётко были видны сосульки на кислородной маске.

Когда Ал преодолевал последние несколько метров, я снова дал общий план и заснял, как шерпы поздравляли его.

— Молодец, Ал. Мы сделали это! Всё-таки сделали. Мы на вершине мира.

Ал остановился и глубоко вздохнул. Его плечи были опущены, он казался предельно изможденным, но речь его была связной. Лакра вручил ему рацию.

— Брайан, вы меня слышите? Я на вершине. Я на вершине и шарф Далай Ламы со мной.

— Это ты, парень из Йоркшира? Как ты это сделал? — Рокочущий голос Брайана несся по радиоволнам.

— Я в базовом лагере. Ты видишь меня? Я машу тебе.

Ал повернулся и посмотрел вниз на ледник Ронгбук. Расстояние было столь огромно, что мы не могли различить даже монастырь, не говоря о крошечных палатках, до которых было добрых шестнадцать километров.

— Не совсем. Но я могу представить.

— Мы все очень гордимся. Вы оба настоящие герои, и шерпы тоже. Возвращайтесь целыми и невредимыми и не забудьте помолиться о мире во всем мире за Далай Ламу! Не забудь. «О мане падме хум».

Ал вернул рацию Лакре и размотал шарф на шее. Когда шерпы поняли, что он собирается делать, раздались приглушенные возгласы восхищения. Ал определил середину белого шелка и привязал шарф к вершинному шесту, оставив концы свободно развевающимися на ветру.

Он прочел короткую молитву о мире, как просил его Брайан.

Я долго удерживал шарф в объективе, затем передал камеру Алу, чтобы он отснял наш короткий разговор с Брайаном по рации. Я поблагодарил его за тот импульс, которым он запустил экспедицию, и фильм. По крайней мере, это идея Брайана собрала нас здесь, и я не хотел, чтобы он думал, что мы забыли об этом.

Осталось сделать кадр крупным планом, в котором мы все на вершине. Ал взял камеру, отступил метров на десять вниз по гребню и сфокусировал её там. Когда камера пошла, мы, радуясь, замахали в воздухе ледорубами. Все. Работа сделана.

— Пора валить отсюда.

Мы провели на вершине почти пятьдесят минут, больше чем кто-либо из нас предполагал. Кислорода оставалось мало.

Мы поспешно сделали фото, меня сняли с пластиковой камерой, которая до сих пор успешно работала. Казалось, что температура решительно падает, возможно, это ощущение возникло из-за долгого пребывания без движения на вершине. Мои руки и ноги замерзли и начинали неметь. Пора было идти.

Вдруг я вспомнил о рождественском пудинге, который с любовью приготовила моя мама, и который я сохранил для этого драгоценного случая. Мне понадобилось немного времени, чтобы найти его на дне рюкзака. Фольга немного порвалась в пути, по, тем не менее, пудинг хорошо сохранился. Я удалил верхнюю часть обертки и взял большой кусок.

Он был замерзшим и потому твердым как гранит. Раздосадованный тем, что я занес на высочайшую гору лишних бесполезных полкилограмма веса, я чуть не сбросил пудинг вниз со стены Канчунг.

Но как я объясню это своей маме?

Рискуя серьёзно повредить зубы, я пытался символически отгрызть изюминку, затем спрятал пудинг до лучших времен обратно в рюкзак. Бросив последний долгий взгляд на Непал, мы начали спуск в лагерь 6.

***

Для меня спуск стал самой изматывающей нервы частью этого кошмара. Проведя последние пятнадцать часов в холоде и без отдыха (и совсем без сна последние тринадцать часов), я боролся с предельным утомлением. Необходимость лезть выматывала последние силы больше всего. Мы целых четырнадцать часов, весь день восхождения, были без воды, и это означало, что Ал и я были на грани тяжелой горной болезни, угрожающей воспалением легких и отеком мозга. Кроме того, для меня теперь становилось неизбежным обморожение.

Спускаться всегда опаснее, чем идти вверх. На спуске не видно, куда наступать, что делает вероятность срыва намного больше, чем при подъёме. Проклятые кошки лязгали по живым замерзшим скальным плитам, я несколько раз был близок к срыву в пропасть глубиной 3000 метров.

Шли часы, мы преодолели третью и вторую ступени, прошли мимо тел индийских альпинистов и затем спустились по верёвке с первой ступени. Траверс осыпных полок казался бесконечным. Если на подъёме гора казалась чертовски большой, то на спуске просто невероятно огромной. Готовясь к спуску на «восьмёрке» на одном из вертикальных участков, я сосредоточился на технической части и умудрился потерять равновесие. Меня качнуло «маятником», я сильно ударился коленом о скалу, и думаю, что пару секунд был без сознания.

Трое шерпов наблюдали снизу, не в силах помочь, как я неуклюже болтался на верёвке, ругаясь от боли. Мое падение задержал ледовый крюк, закрученный над скалой. Я не знаю, кто его закрутил, но, тем не менее, он сослужил добрую службу. Через несколько минут, я вышел из затруднительного положения и смог продолжить спуск.

Мы останавливались на отдых все чаще и чаще. Каждый раз, когда я садился, мои глаза слипались, и сознание погружалось в манящую темноту сна. Затем следовала красная тревожная вспышка, и я заставлял себя вставать и идти дальше. Все чаще мой мозг забирался в самые отдаленные уголки воображения, и я не помню, как Ал обогнал меня на гребне и ушел вперед.

Шерпы шли быстрее нас, и пришли в лагерь 6, по крайней мере, на час раньше. Последняя часть чертовых желобов «жёлтого пояса» измотала мои последние силы, и, думаю, только сила гравитации влекла меня вниз. Ал оставался со мной на всем пути, поджидая меня в конце каждой верёвки.