Александр Ферсман - Три года за полярным кругом

• Название: Три года за полярным кругом
• Автор: Александр Ферсман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1924

---

По узкой долине Рисиока, мимо живописных высоких водопадов, поднимались мы вверх к центральному ущелью.

Я должен здесь оговориться, что реку, по которой мы шли, мы прозвали Рисиоком. Такое крещение местных орографических и географических элементов нам приходилось делать не раз, и мы широко использовали или имена исследователей, потрудившихся над Хибинами (ущелье Рамзая, гора Петрелиуса), или очень звучные лопарские слова: куэль — рыба, поач — олень, вум — долина, чорр — гора, гор — ущелье, иок — река и т. д. Так, например, описанный нами выше скалистый перевал, который оказался единственным удобным путем из Имандры через хребты в долину Куниока, мы прозвали Чорргором и т. д. Итак, по реке, названной нами Рисиоком, мы поднимались вверх по довольно открытой долине с отдельными цирками. Погода хмурилась, но подъем был нетрудный, хотя нужно было подниматься на высоту в 700 метров. Порода — крупнозернистый хибинит с большими кристаллами элеолита — не предвещала нам хорошего минералогического сбора. Да и самый вход в ущелье, занесенный снегом, оказался гораздо менее живописным, чем мы ожидали. Ущелье в виде узкого коридора тянулось прямо в широтном направлении и постепенно спускалось вниз к востоку. Это широтное направление повторялось во всех основных ущельях и перевалах Хибинских Тундр и, несомненно, связано с процессами разломов, что можно видеть из продолжения одной и той же линии и совпадения ущелий в двух самостоятельных хребтах.

По мере того, как мы подвигались к востоку, стены ущелья поднимались; ширина ущелья в 20 метров казалась ничтожною перед почти отвесными стенками в 150 метров. Крутые склоны этого коридора были покрыты плотным, смерзшимся в фирн снегом; вдали, как в рамке, все более и более расширявшейся, виднелось далекое озеро Умпъявр, высоты Ловозерских Тундр и низовья Тульи. Мы были у восточного выхода ущелья, и крутое снежное поле, блестевшее от солнечных лучей, разогнавших тучи, спускалось вниз к голым осыпям — верховью речки Каскасньюнаиока.

Спуск по скользкой поверхности снега был нелегок, и с большою осторожностью но краю поля мы спускались вниз; ущелье было за нами, но на высоком южном обрыве мы заметили непривычное нам бурое пятно, выделявшееся на фоне столь знакомого нам серого элеолитового сиенита. Огромные буро-желтые обломки покрывали крутую осыпь; скоро нам выяснилась и причина окраски: это была огромная жила, мощностью до 4 метров, породы, богатой магнитным колчеданом, содержащей корунд и аномит. Находка была интересна, мы тщетно искали здесь следов каких-либо более редких металлов, но, к сожалению, их не было; а между тем такое огромное скопление магнитного колчедана в Хибинском массиве представляется нам совершенно исключительным; достаточно сказать, что во всех остальных частях массива каждое мельчайшее зернышко сернистого минерала нами собиралось и даже описывалось. А здесь огромная масса магнитного колчедана томпаково-серебристого цвета на протяжении многих десятков метров! Это бурое пятно настолько типично, что в хорошую погоду его легко можно различить в бинокль даже с берегов Умпъявра (около 25 километров).

Ниже начиналось верхнее течение Каскасньюнаиока; то в глубоких коридорах под сводом, покрытым снегом, то в узких ущельях течет этот бурный поток. Мы быстро спускались вниз, то собирая в осыпях блестящие пластины астрофиллита, то добывая из жилы белый, молочный альбит с черными, как уголь, редкими гастинкситами.

Мы шли почти без отдыха 12 часов, а лесной зоны не было. С большим трудом, совершенно усталые, с тяжелым грузом прекрасного материала подтянулись мы поздно вечером к слиянию двух ручьев Каскасньюнаиока, и на высоком сухом берегу, среди отдельных елочек, мы разложили костер и стали готовить себе навес из брезентов. Наш трехлетний опыт экспедиции в Центральной Лапландии научил нас в экскурсии в 5—7 дней не брать палатки, а лишь легкие двухфунтовые брезенты, из которых мы легко могли в любых условиях соорудить шатер, используя природные условия: то это была нависшая скала, к которой можно было подвязать брезенты, то прекрасная раскидистая ель, то целая группа деревьев; в каждом данном случае форма шалаша видоизменялась, и у нас выработались опытные «спецы», на обязанности коих было, немедленно по приходе к стоянке, разбивать шатер. А как это надо было, когда в дождливую погоду хотелось на ночь иметь сухое местечко, где можно было бы просохнуть и, не боясь дождя и порывов ветра, спокойно отдыхать!

Место нашего лагеря было весьма живописно: около него спокойно бежали в зеленых берегах извивающиеся протоки Северного Каскасньюнаиока, мягкие склоны предгорий создавали непривычный для нас ландшафт, и только на западе высились громады гор с их обрывами и ущельями: мы ведь находились в той центральной низине Хибин, по большей части покрытой осыпями и элювиальными россыпями, в низинах одетой сплошным лесным покровом, с более спокойными реками и своеобразно неровным моренным рельефом, который так много трудов нам доставил в наших дальнейших странствованиях в этой области.

Мы скоро убедились, что как раз на нашей площадке останавливались лопари: следы костров и оленьи тропы говорили нам об этом; да это и понятно, так как, как это потом оказалось, эта долина Северного Каскасньюнаиока является самым лучшим путем для движения с запада от Имандры к востоку на озеро Умпъявр.

На следующее утро погода испортилась, с 4 часов ночи с запада надвинулись тучи, поднялся сильный юго-западный ветер; мы не любили этих «южных» ветров с Белого моря, ибо они нам всегда приносили дождь и туман, но в них была и своя хорошая сторона: они никогда не длились больше трех дней и не были так грозны, как те северо-восточные бури, которые пришлось нам позднее испытать.

Медленно, подхлестываемые мелким дождем, мы стали подниматься по зеленым лужайкам довольно широкой долины Северного Каскасньюнаиока. Карта служить нам больше не могла: все долины и высоты в ней были перепутаны, и мы шли наугад, тем более, что вершины горы скрывались за нависшими тучами.

Каскасньюнаиок стекает по каменному ложу элеолитового сиенита; сквозь прозрачную воду вырисовываются пегматитовые жилы[8], то как по ниточке вытянутые с севера на юг, с большими черными кристаллами эгирина и арфведсонита, то извилистые, менее правильные альбитовые белоснежные прожилки тоже меридионального направления, но несколько изменчивых румбов.

Рис. 4. Лопарская вежа около озера Вудъявра.

Рис. 5. Центральное плато Кукисвумчорра.

Мы шли по воде реки, любуясь этими жилами, и перед нами вставали картины из прошлого этой огромной магматической области…, но о них речь впереди — в последней главе.

А между тем погода портилась, сильный дождь хлестал нас в спину, все усиливаясь, пока мы постепенно, втягивались в чудный перевал, названный нами Умпъявргором, то-есть перевалом к Умбозеру, так как это оказался лучший и самый живописный к тому же перевал всей гряды гор, соединявший долину Кукисвума с восточными предгориями. Его высота всего лишь 430 метров над Имандрой и около 350 над долиной. Три живописных озера расположены на самом перевале, обрамленном высокими горами Рисчорром с юга и Партомчорром с севера.

Большие водопады скатываются по уступам цирков Рисчорра, а мелкие зеленые лужайки доходят почти до самой высокой точки, отделяясь лишь небольшою каменистою грядою с озерком. По этому перевалу обычно проходят лопари со своими стадами оленей, но в тот день безжизненна была сама природа под сумрачным покровом нависавших туч.

Совершенно промокшие и прозябшие спустились мы в долину с чудным сосновым лесом; направо заблистало озеро Кунъявр и, цепляясь за склоны скал Партомчорра, направлялись мы к восточному берегу большого озера — туда, где мы заранее на карте наметили место лагеря. Ветер переходил в бурю, и мы с огромным удовлетворением остановились на сухом берегу между двумя бурными потоками, вливавшими свои воды в Кунъявр — Лявоиоком и Северным Лявоиоком. Быстро соорудили шалаш, с трудом при диких порывах ветра натягивая брезенты, шинели, одеяло, все что у нас было с собою, лишь бы защититься от дождя и ветра. Костер согрел нас очень быстро, и мы стали готовиться к тому своеобразному состоянию дневки, когда никуда не надо идти, ни беспокоиться о выборе пути, не волноваться перед кручами или карнизами, а спокойно сидеть у костра, записывая дневник, помешивая кашу или просто беседуя о прошлом и о планах на будущее.

В дождливые, ненастные дни такие дневки являлись естественными, но как трудно было насильно удержать отряды для отдыха в хорошие дни, заставляя всех заняться неизбежными вопросами хозяйства, подогнать свой дневник, проэтикетировать образцы и заготовить топливо!