Вячеслав Фомин - Варяго-Русский вопрос в историографии

• Название: Варяго-Русский вопрос в историографии
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: Русская панорама
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93165-272-6

В сборнике представлены монографии и статьи русских историков разных поколений - кроме новых исследований публикуются также работы русских историков, составивших золотой фонд отечественной исторической науки. В публикуемых работах затрагиваются практически все аспекты сложнейшего и столь важного для русской исторической науки варяго-русского вопроса и показываются истинные истоки Руси, тенденциозно трактуемые норманистами.

---

На с. 203 археолог говорит, что «теперь антрополог С.Л.Санкина дотошным анализом показала наличие среди древнерусских черепов определенно скандинавских...». Но Санкина в 2000 г. опубликовала результаты исследования черепов не IX-X вв., т. е. времени активнейшей деятельности варягов на территории Киевской Руси (последний раз они упоминаются в летописях под 1030-1040-ми гг.), и чей этнос уже несколько столетий вызывает в науке жаркие споры. А результаты исследования черепов XI—XII вв. из христианского кладбища на Земляном городище Старой Ладоги, которые, по ее предположению, могут быть отнесены к норманским, и черепов «скандинавского облика» из курганного могильника первой половины XII - второй половины XIII в. Куреваниха-2 в бассейне реки Мологи. Но даже если все эти черепа и окажутся «определенно скандинавскими», то, понятно, данный факт никак нельзя экстраполировать ни на время призвания варягов - 860-е гг., ни на следующие за ним почти сто сорок лет. К тому же в этом факте не будет ничего сверх необычного: среди древнерусских черепов обнаруживаются, в силу сложения древнерусского народа на полиэтничной основе, разные типы.

И для ученого, стремящегося решить варяжский вопрос, в конечном счете все же важны не черепа, а, как Санкина справедливо подчеркнула, выделив тем самым два главных вопроса, на которые вообще-то и должны отвечать археологи, беспрестанно жонглирующие якобы норманскими артефактами IX-X вв., «сейчас невозможно установить, к какому этносу причисляло себя население, оставившее могильники Земляного городища Старой Ладоги и Куреванихи-2, на каком языке оно говорило»[28]. Как известно, антропологические типы были основательно перемешаны Великим переселением народов, охватившим огромные пространства Азии, Европы и Северной Африки. К тому же неславянские народы, в том числе германцы, уже будучи ассимилированные славянами, проживали на Южной Балтике. Затем полиэтничное население последней, часть которого носила неславянские имена и молилась неславянским богам (например, в середине XI в. в земле славян-лютичей жило племя, «поклонявшееся Водану, Тору и Фрейе», а до XII в. «население бранденбургской марки состояло из смеси славян и саксов»[29]), но говорила на славянском языке и считала себя славянами, в своем движении на восток захватило Скандинавию, вовлекая в переселенческий поток ее жителей с их оружием, предметами быта и, конечно, традициями, что дополнительно объясняет наличие неславянского налета на варяго-русских древностях.

Убеждая в норманском происхождении варягов и руси, Клейн апеллирует к данным шведки К.Тернквист, которая указала на якобы около 150 заимствований в русском языке «из языка северных германцев» «(включая даже "щи"), из них надежно установлено около 30» (а от себя неприминул добавить, что норманны «"осчастливили" славян княжеской династией и одарили некоторыми полезными вещами, каковы, например, варежки и щи») (с. 72, 85). Но И.П.Шаскольский в 1965 г. отмечал, что эта шведская исследовательница «собрала 115 русских слов, относящихся различными учеными к числу скандинавских заимствований (кстати говоря, абсолютное большинство этих слов - диалектные слова XIX в...)», и что более 20 из выделенных ею 30 слов «впервые упоминаются лишь в сравнительно поздних источниках - XIV- XVII и даже XVIII в. и никак не могут считаться заимствованными у древних норманнов»[30] (так что «щи», щедро подаваемые Клейном к столу от имени науки, давно уже прокисли и к употреблению негодны).

И если Фомин пишет, выявляя причины позднего появления имени Рюрик среди древнерусских князей (а этот факт породил у многих ученых скептическое отношение к Сказанию о призванию варягов как историческому источнику и к тем событиям, которые в нем излагаются) и проводя тому аналогию, что имя родоначальника династии Романовых Михаила Федоровича появляется среди его потомков лишь в 1798 г., т. е. через 153 года после его смерти, то Клейн этот срок почему-то увеличивает в два раза: «у Михаила Романова тезка появился только через три века - в конце династии» (с. 50-51). Он же утверждает, что тот же автор в монографии «Варяги и варяжская русь» «всячески подчеркивает легендарность» Сказания о призвании варягов (а этот памятник, по мысли археолога, создали, «естественно, норманны»), «его удаленность от реального хода дел» (с. 217). Но там громко и много говорится обратное[31], что «глухота» и «слепота» Клейна объясняются лишь полным отсутствием понимания тех вопросов, о которых на ее страницах ведется речь, в том числе летописеведческих.

И ни в одной работе Фомина читатель, конечно, не найдет приписываемые ему Клейном слова (экий выдумщик, и это несмотря на свой весьма почтенный возраст), что норманист - это, «безусловно, антипатриот». Как не найти и у А. Г. Кузьмина инкриминируемое ему желание представить норманистов сторонниками «зловредного подрывного учения с политическим подтекстом» (с. 9, 208). Клейн, признавая «дотошность» Фомина, например, в показе возникновения норманизма в шведской донаучной литературе XVII в., превратившего историю Швеции в череду мифов, а ее саму в рассадник цивилизации по всему миру, включая Русь, настолько сильно желал его «уесть», что не нашел ничего лучшего, как увязать с ним нелепый вывод названия Изборска от «избрания» и сослаться на сомнительный интернетовский сайт, где какой-то неадекватный «автор», красуясь почему-то в камуфляже (все играет в «войнушку»), потоками изливает на меня грязь, которую археолог, говоря о своем стремлении к «научной этике» и призывая к тому антинорманистов («Желательно дать им понять, что для них же лучше избегать брани и политических обвинений в адрес своих оппонентов, даже если позиции последних неизмеримо сильнее»), именует «рецензией» и даже приводит ее в библиографии (с. 90, 204,216-218,367).

Но главные «научные доводы» Клейна заключаются в том, что, во-первых, Фомин не археолог, ибо, по его убеждению, варяго-русским вопросом должны заниматься только археологи-норманисты, да еще филологи-норманисты. «Раскопки, - пророком выступал он в 1960 г., - принесут новые открытия, обработка материалов выявит новые факты, грядущие исследования филологов откроют не известные ранее связи...». Во-вторых, говорит он уже сегодня, «ведь антинорманизм существует почти исключительно в России, тогда как «норманизм»... - и там, и тут», т. е. и на Западе, и в России, при этом особо заостряя внимание на «отсутствии антинорманистов в Скандинавии...» (с. 88, 187, 202-204,212).

С такими «аргументами» в разрешении чисто исторического вопроса начала Руси, когда археология и филология должны играть лишь подсобную роль и не сводить возможности его разрешения лишь к своим возможностям, спорить, конечно, нет смысла, да еще тогда, когда Клейн постоянно передергивает и извращает факты, перевирает цитаты, путается в определениях «норманисты» и «антинорманисты», ставит археологические данные, точнее их произвольную интерпретацию норманистами, выше письменных источников, уверяет вопреки фактам, что «некоторое количество скандинавских названий на Руси все-таки есть...», снисходительно советует мне, чтобы продемонстрировать читателю, насколько он в «теме», почитать работы, на которые я без него ссылаюсь и о которых он вообще-то узнал из моей монографии (с. 218— 219). Причем его особенно раздражает то, что в работах Кузьмина и Фомина много сносок (он их даже сосчитал, словно ему нечем заняться; признаюсь, боюсь и сейчас его разгневать), т. е. все их позиции, в отличие от тех, которые представляет Клейн, не голословны, а имеют твердую доказательную базу, с которой они знакомят читателя (впрочем, никто археологу смолоду не мешал и сейчас не мешает читать побольше), что Фомин заостряет внимание на неприкрытой тенденциозности в трактовке Клейном и его учениками славяно-русских древностей как норманские и пр. (с. 202-203, 214).

Показательна в этом плане его реакция как ученого на критику Фоминым филолога Д.С.Лихачева за абсолютно ненаучное предложение, высказанное в 1989 г. и в 1994 г. развитое в специальной статье, помещенной в «толстом» журнале «Новый мир» (она затем неоднократно переиздавалась), называть Древнюю Русь «Скандославией» (и что не в последнюю очередь было навеяно археологами-«славистами», прошедшими школу Клейна и работающими «честно, профессионально и тщательно»). Горячо заступаясь за академика и тем самым солидаризируясь с ним в желании вычеркнуть из истории Русь, а именно так называют источники это государство, Клейн «уточняет», что данное предложение «было направлено против именования нашей страны "Евразией" и планирования для нее некоего особого пути развития (обычно совпадающего с азиатским). Он отстаивал для страны путь европейской цивилизации» (с. 212). Так и видишь, как какие-то злоумышленники (наверняка, патриоты) на протяжении IX-XX вв. не только предпринимали попытки переименования Руси в «Евразию», но и планировали перевести ее, катящую по «скандославянским» рельсам к европейской цивилизации, на азиатский «путь развития». И это «уточнение» Клейна, что-то некстати вспомнившего из дискуссий по «азиатскому способу производства», есть уточнение из серии «любой ценой защищать наших». И сделано оно по тому же принципу, что и известный анекдотический «фаргелет», т.е. наобум.