Вячеслав Фомин - Варяго-Русский вопрос в историографии

• Название: Варяго-Русский вопрос в историографии
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: Русская панорама
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93165-272-6

В сборнике представлены монографии и статьи русских историков разных поколений - кроме новых исследований публикуются также работы русских историков, составивших золотой фонд отечественной исторической науки. В публикуемых работах затрагиваются практически все аспекты сложнейшего и столь важного для русской исторической науки варяго-русского вопроса и показываются истинные истоки Руси, тенденциозно трактуемые норманистами.

---

Насколько мне известно, других обзоров не существует, если не считать критических разборов отдельных направлений и библиограф[ических] обзоров, охватывающих небольшие промежутки времени.

Между тем в последнее время все сильнее и сильнее ощущается потребность составления общей сводки всей литературы, посвященной варяжскому вопросу: количество материала настолько увеличилось за последние годы, что без указателя становится трудно разбираться в нем, в результате чего сплошь да рядом происходят недоразумения. Создаются заключения, которые можно найти в старых работах Эверса, Надеждина, Иловайского. Пытаются, напр., выводить русское имя из якобы первоначальной греческой формы, не считаясь с тем, что подобную гипотезу некогда защищал Круг, опровергнутый уже 75 лет тому назад Куником и Гедеоновым. Сравнивают русский Олимп со скандинавским, не интересуясь исследованиями протоиерея Сабинина, который около ста лет тому назад занимался тем же вопросом. Воскрешают хазарскую теорию Эверса, игнорируя столетний труд представителей других направлений. Пишут о варягах в Византии, не посмотрев в работы Васильевского. Если так попадаются впросак известные ученые, то что можно сказать о многочисленных студенческих рефератах и статьях «любителей истории»? Не зная иногда даже представителей «своей теории», они часто не имеют никакого представления о работах исследователей противного лагеря и пытаются часто старыми аргументами доказывать то, что уже давно опровергнуто. Требования, которые когда-то предъявлял Куник исследователям варяжского вопроса, уже давно забылись. Не только без солидных знаний в области германской, финской, литовской, славянской и иранской филологии, но часто без всякой лингвистической подготовки принимаются исследователи за решение филологических вопросов. Вместо нарочитой осторожности в интерпретации исторических источников и в толковании народной традиции - в русской исторической науке господствует, так сказать, какая-то гиперкритическая вакханалия. Аскольд, напр., является не норманном, а тмутараканским князем; его сподвижник Дир оказывается угорским князем, владевшим в Киеве после Аскольда; св. Кирилл едет с проповедью не к хазарам, а в Киев; автором летописи является не Нестор, а Никита Затворник и т. д. Думаю, что этому направлению русской исторической науки не мешало бы применить и к себе слова, которые о. де Кара говорит о гиперкритической школе в изучении истории античных народов: ее выдающиеся качества - «отсутствие оригинальности в существенном содержании и самая безграничная свобода в подстановке собственных мнений и собственных суждений на место и теперь еще уважаемого предания, за уважаемость которого стоят люди, по силе таланта и по обилию учености, конечно, не могущие завидовать кому бы то ни было»[13].

Но, конечно, главным условием на право исследования вопроса о начале русского государства должно быть знакомство со всем тем, что уже сделано в этой области. Обзоры, перечисленные в начале статьи, не дают по этому вопросу исчерпывающих данных. Еще хуже обстоит дело со многими краткими характеристиками варяжского вопроса, попадающимися в учебниках и популярных трудах по русской истории, не только не дающими действительной картины развития вопроса, но часто страдающими значительными и вредными ошибками.

Во-первых, весьма ошибочно мнение, считающее варяго-русский вопрос борьбою объективной науки с ложно понятым патриотизмом. С такой, например], точки зрения рассматривает вопрос столь большой научный авторитет, как профессор] Ф.Успенский, который говорит: «если бы вы спросили меня теперь, к которой школе сам я присоединился бы охотней, я бы ответил: к норманской, хотя не без сожаления. На сторону норманской школы обязывает стать рассудок и логика сохранившихся текстов, но к противоположной школе влечет меня чувство и опасение пожертвовать живой действительностью, наблюдаемой в жизни и деятельности Руси X века»[14]. Мне кажется - патриотический элемент не имел в развитии вопроса такого решающего значения, как это кажется профессору] Успенскому. Бывали, конечно, моменты, когда под влиянием господствовавших политических идей эта научная борьба принимала публицистический характер. Так, напр[имер], заострила борьбу национальная гордость, пробудившаяся в русском обществе после ненавистной немецкой бироновщины, когда поборник славянской теории Ломоносов высказывал опасение, как бы варяжская теория не повредила славе российского народа. В эпоху расцвета славянофильских идей варяжский вопрос обращает на себя внимание всей русской интеллигенции, наполняет исследованиями все научные журналы, попадает на страницы литературных, юмористических и газетных изданий. Коялович в «Истории русского самосознания» провозглашает варяжскую теорию простой антиславянской интригой. В последней трети прошедшего столетия, когда студенческая молодежь стала увлекаться нигилистическими и антинациональными идеями, выступает на защиту национального воспитания наиболее горячий противник норманизма Иловайский. В предисловии к первому тому «Истории России» он пишет: «Я беру русский народ великим туземнъш народом Восточной Европы, не приходившим откуда-то из-за моря в IX веке и не призывавшим к себе чужеземных властителей, а имевшим своих собственных племенных князей...»; «нет сомнения, что в основу нашей национальности и нашего государства положено крепкое, плотное ядро, т. е. могучее славянское племя, которым только и можно объяснить замечательную живучесть и прочность нашего государственного организма». Иловайский обвиняет Куника в отсутствии патриотического чувства; пропагандирует «славянскую теорию» своими гимназическими учебниками; из своих средств назначает премии за лучшие работы, которые бы развивали варяжский вопрос в направлении поставленных им тезисов. Однако, как уже упомянуто, этот патриотический момент доминирует в «варангомахии» только в некоторые, определенные периоды под влиянием политических настроений современности, и не может служить в качестве главной характеристики вопроса. Было бы весьма занятно искать публицистическую, тенденциозно-патриотическую подкладку в антинорманистских трудах немца Эверса, еврея Хвольсона или беспристрастного исследователя Гедеонова.

Во-вторых, еще более ошибочно мнение, считающее норманскую теорию защитницей летописной традиции о призвании варягов, а антинорманскую - теорией автохтонности руси-славян на их теперешней родине. Есть много норманистов, которые отрицают историческую верность летописной традиции; с другой стороны, автохтонность руси-славян исповедуется далеко не всеми антинорманистами. Варяго-русский вопрос - вопрос о начале русского государства - является кардинальным вопросом из истории русской культуры, долженствующим вскрыть действие различных посторонних и местных влияний при образовании русского государства. Антинорманисты в большинстве не отрицали, безусловно, норманского влияния в создании Руси; они лишь предлагали гипотезы о доминирующем значении других влияний: хазарского, угорского, полабско-славянского, автохтонно-славянского, иранского или даже еврейского. Ни Эверс, ни Костомаров, ни Юргевич, ни Щеглов - представители разных антинорманских теорий - не сказали ни слова о автохтонности славяно-руссов. Таким образом, если первая упомянутая ошибка в характеристике варяжского вопроса может быть истолкована как преувеличение важности одной несущественной стороны этой научной борьбы, то вторая ошибка допускает лишь одно объяснение: незнакомство с историей вопроса и легкомысленное желание описать ее без самостоятельного изучения, на основании прежних ошибочных характеристик.

В-третьих, никак не могу согласиться с распространенным мнением о научной ценности антинорманистских трудов. Это общее мнение приводит, например, (со слов Томсена) славист Т.Маретич, который в своей популярной, но очень хорошей книге «Славяне в древности» утверждает, якобы между антинорманистами «кроме единственного (С. Гедеонова) нет ни одного настоящего ученого; все остальные - лишь дилетанты в исторической науке»[15]. Эверса, Костомарова, Юргевича, Антоновича никак нельзя причислять к дилетантам, а по моему мнению, этот эпитет нельзя приложить и к Иловайскому, филологические доказательства которого действительно слабы, но который в области чисто исторических построений руководился строго научными методами и доказал свою большую эрудицию в русской истории прекрасным трудом «История России». Если ему под влиянием горячей любви к родине и пришлось прийти к некоторым ошибочным заключениям, эти ошибки не принесли вреда русской науке, а наоборот, пробудив у других исследователей интерес к новозатронутым вопросам, содействовали появлению ряда интереснейших изысканий в области русских древностей. Некоторые же открытия Иловайского, осветив по-новому различные моменты древнейшей истории Руси, получили всеобщее признание и заставили даже наиболее упорных его противников внести в свои конструкции необходимый корректуры.