Александр Иванченко - Повести студеного юга

• Название: Повести студеного юга
• Автор: Александр Иванченко
• Издательство: Современник
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1981

Творчество Александра Иванченко известно читателям по книгам «Золотой материк», «Оскорбленные звезды», «Дороги мужества». «Там, за горизонтом...», а также по многочисленным публикациям о дальних странствиях в периодике и художественно-географических сборниках. Новую книгу писателя, в недавнем прошлом профессионального моряка, составили четыре остросюжетные морские повести, наполненные не только изображением необыкновенных приключений героев, но и размышлениями о социальном смысле происходящего.

---

Переступив порог огромного полупустого кабинета, я очень волновался, боялся, что не сумею сыграть роль географа до конца. Но хозяин дома, сидевший за массивным дубовым столом, встретил гостя вполне приветливо. Встал, подал руку, предложил кресло. И, на что я уж совсем не рассчитывал, улыбнулся.

— В России известно мое хобби?

«В России о тебе многое известно», — подумал я, обрадовавшись. Все начиналось именно так, как предсказывал Бенджамин. Что ж, будем играть, коль по-иному нельзя.

— Я полагаю, мистер Салвесен, — скромно сказал я, — ваши ученые изыскания известны всем географам мира, по крайней мере тем, кого интересует Антарктика. К сожалению, свои работы вы редко публикуете.

Хмыкнув, он озадаченно нахмурился:

— Вы думаете, я могу быть вам полезным?

— Иначе я не приезжал бы в Лондон. Простите за откровенность, но я действительно жду вашей помощи.

Мой категоричный тон вызвал у него взрыв смеха. Даже чуть порозовели его растопыренные замшелые уши.

— Браво! Вы мне нравитесь. Хотите кофе?

— Да, если можно.

— Эллиот, две чашки!

Молча стоявший у окна Эллиот сунул в карман свой блокнот и так же молча направился к дверям. С той самой минуты, когда я переступил порог кабинета Салвесена, и до сих пор он не проронил ни слова. В его мутных, красноватых глазах не было ни проблеска улыбки, ни хотя бы слабого любопытства. Длинный, с узким, как сабля, лицом, он походил на бесстрастного биологического робота — я видел такого субъекта в каком-то фантастическом польском фильме.

Пока, деревянно переставляя ноги, племянник миллиардера шел к дверям, я не мог оторвать взгляда от его спины. Сгорбленная, с выпирающими острыми лопатками, она, казалось, тащила на себе незримую тяжкую ношу.

Потом я глянул на Салвесена, должно быть, растерянно и виновато. Он поправлял галстук, выкручивая свою несуразную шею. Из-за плотных занавесей на окнах в кабинете было сумрачно и тихо, как в склепе. Не знаю, может быть, у меня больное воображение, но мне почудилось, словно над моей головой кружит холодная черная тень. Я старался держать себя в руках и невольно вжимался в кресло.

Хриплый голос Салвесена неожиданно спросил!

— Так что вас интересует?

Помедлив, я сказал, что хотел бы уточнить некоторые детали по географии островов Буве и Южных Сандвичевых, но особенно подробно я будто бы намерен остановиться в своей диссертации на естественных проблемах Южной Георгии, так как первое описание этого острова сделали наши русские моряки — Беллинсгаузен и Лазарев. В частности, мне было бы интересно узнать от мистера Салвесена, как повлияли на девственную природу Южной Георгии промышленные сооружения Грютвикена. Об этом нигде ничего не написано.

Салвесен сухо меня перебил:

— А разве то, что на Южной Георгии покоится прах великого Шеклтона, для вас значения не имеет?

Я понял, почему, услышав о Беллинсгаузе и Лазареве, он вдруг нахмурился.

— О нет, сэр, напротив, — исправляя оплошность, поспешил возразить я. — Книга Шеклтона «В сердце Антарктики» давно стала моей настольной. Я был бы счастлив поклониться его могиле, но что делать, не у всех есть возможность побывать на Южной Георгии, даже у тех, кто плавает на китобойных флотилиях.

Кажется, мой ответ его удовлетворил. Сказал ворчливо:

— Не тяните за уши политику туда, где ей не место.

Что он имел в виду, догадаться было нетрудно.

В 1918 году этот самый Салвесен и его друг Шеклтон, будучи офицерами Королевского флота Великобритании, добровольно участвовали в интервенции англичан на Кольском полуострове. Салвесен, уже тогда владевший Грютвикеном, хотел еще захватить наши северные зверобойные промыслы, а Шеклтон жаждал сражений с Советами. «Шеклтон, — писал один из буржуазных биографов знаменитого полярника, — собирался надолго осесть в штабе генерала Мейнандера в Мурманске и говорил своим друзьям, что наконец-то получил работу себе по сердцу: поездки на санях, а затем сражение. Но к сожалению, возможность для вооруженных схваток не появлялась, и человек, который по своей природе всю жизнь был борцом, — как пишет этот биограф, — оказался лишен высшего счастья встретиться на поле брани с врагом своей страны».

Со временем политические взгляды Шеклтона изменились. Другом Советского Союза он не стал, но и слепой враждебности больше не проявлял. «Я уважаю мужество, а в мужестве этим парням не откажешь», — говорил он о бойцах Красной Армии, заставивших храброе британское воинство бежать из Мурманска с позором.

Что же касается Салвесена, то для него Советская Россия всегда оставалась врагом, и, когда мог, он пытался вредить ей.

В 1946 году наша китобаза «Слава» и несколько судов-охотников стояли в Ливерпуле на капитальном ремонте (кстати, стояли они рядом с одной из флотилий Салвесена). Потом, уже в Антарктике, на «Славе» обнаружили, что в трюмах китобазы, опечатанных в Ливерпуле под гарантию англичан, не хватает промыслового снаряжения. И многое было негодным. Гарпунный линь — канат к промысловым гарпунам — наполовину оказался гнилым. Сверху бухты были новые, а внутри — гнилые ошметки. Пришлось искать посредников и за огромные деньги покупать все на складах Салвесена в Грютвикене. Без посредников нам бы он ничего не продал, а другие порты были за тысячи миль.

Закупки для нас делал норвежский капитан Карл Бергстэд. Услышав цену на гарпунный линь, он сказал Салвесену:

— Сэр, мне кажется, ваш линь позолочен.

— Да, — ответил Салвесен, — в Грютвикене у меня все покрыто золотой пылью. Но если вы вздумаете торговать этим канатом с русскими, для них он должен быть из чистого золота.

Бергстэд не говорил, для кого он берет линь, но Салвесену-то было известно, чего у нас не хватает.

Потом на «Славе» вышел из строя паровой котел: лопнули дымогарные трубы, которые в Ливерпуле, очевидно, либо были потравлены кислотой, либо повреждены иным способом. На палубе, где велась разделка китовых туш, все остановилось, не стало тепла в судовых помещениях. Ледяная антарктическая стужа, ураганы, и негде обогреться.

Нужно было идти в ближайший порт, опять-таки в Грютвикен. Но Салвесен в ремонте отказал. Безо всяких объяснений. Спустя неделю экипажу «Славы» удалось ликвидировать аварию собственными силами благодаря смекалке наших моряков и ценой невероятного физического напряжения. В ответ на это, как только «Слава» возобновила промысел, босс Грютвикена по радиотелефону дал распоряжение своим китобойным судам держать советскую флотилию в постоянной блокаде, то есть перехватывать китов у наших китобойцев.

Салвесену об этом я, естественно, не напомнил. Тогда бы из него я наверняка ничего не вытянул. А мне хотелось хоть слово услышать о том, ради чего я к нему явился.

Я приехал в Лондон, когда английская пресса была заполнена догадками по поводу внезапного решения Салвесена продать все свои китобойные флотилии. В его лице переставала быть китопромышленником целая страна. Англичан волновало, куда он теперь вложит свои деньги. Бесплодная Южная Георгия сделала его миллиардером, а Великобританию — диктатором китобойной Антарктики. Там, во льдах далекого юга, он был Англией. А кем станет здесь, в самой Англии? Кого разорит, кого вознесет?

Салвесен хранил молчание. Журналистов это только распаляло. Рождались новые догадки, предположения, сенсационные открытия, не имевшие под собой никакой почвы.

Мое профессиональное любопытство тоже взбунтовалось. Было интересно просто увидеть этого загадочного миллиардера. Главное, я хотел узнать, что он думает о дальнейшей судьбе Грютвикена, который так неожиданно бросил, и, судя по всему, навсегда. Шутка ли, отказаться от собственного порта, промышленных предприятий и пусть маленького, но все же города!

Разумеется, я не был хитрее английских журналистов, но мне повезло — в Лондоне был Бенджамин Хоулс, хорошо знакомый с характером миллиардера и его хобби. И еще у меня было удостоверение младшего научного сотрудника, прикомандированного к китобойной флотилии «Советская Украина». Оно натолкнуло нас на удачную мысль и помогло убедить Салвесена в моей причастности к географическим исследованиям Антарктики. Географы плавали и на его флотилиях.

О нашей почти двухчасовой беседе рассказывать не буду. Длинно и не суть важно. Один изощрялся в ученых вопросах, другой — с великой серьезностью демонстрировал эрудицию метра.

Потом я сказал:

— Жаль, мистер Салвесен, что вы продаете свои флотилии. Такая прекрасная возможность для ученого, посвятившего себя проблемам Антарктики… — Я старался, чтобы в моем голосе прозвучало искреннее огорчение.

Попыхивая тонкой, как карандаш, сигарой, он сворачивал в трубки разложенные на большом столе крупномасштабные карты Южной Георгии. Ответил с благодушной усмешкой: