Томас Берджер - Маленький Большой Человек

• Название: Маленький Большой Человек
• Автор: Томас Берджер
• Жанр: Вестерн

---

– Какая разница, – сказал я, чтобы сменить тему. Его-то мать и сёстры такие уродины – страшнее не придумаешь.

Мне не терпелось увидеть, какой эффект произведут все эти события на миссис Пендрейк, но никакого эффекта я не заметил, разве что она стала чаще бывать дома по вечерам. Она, как и всегда, была задумчиво-грустна, но, наверное, не из-за постигшего её разочарования, а скорее от общей неудовлетворенности жизнью. Небось, всё это было немного не то, что посулил ей её папаша-судья. И ничего удивительного: кому-кому, а судье-то не впервой мозги людям пудрить. А может, она слишком много читала. Будь она косой да кривой – была бы, наверное, счастливее…

Но я-то, я… Надо же быть таким дураком – тут же забыл и простил ей все, что было, снова вообразил себе Бог знает что, опять взялся читать стихи мистера Поупа и т.д. и т.п. Даже к миссис Лиззи бросил ходить. Когда потеплело, про меня вдруг вспомнил Преподобный, словно всю зиму я просто отсутствовал; и, значит, высказался он в том плане, что надо бы, мол, нам ещё раз съездить на рыбалку. Несколько раз он заводил этот разговор, но мне все же удалось избежать этого наказания, ибо я каждый раз мычал в ответ что-то невнятное, и в конце концов эта идея выветрилась у него из головы. Таким образом, всё было прекрасно и стоял месяц май. С тех пор на всю жизнь май так и остался для меня особым месяцем, хотя другого такого мая, как тот, у меня больше не было.

Как-то раз вечером в самом начале июня, вместо того чтобы сидеть дома и читать, мы с миссис Пендрейк отправились в город, в торговый квартал. Она держала меня под руку, и вед у нас был просто шикарный. Она решила, что мне требуется новая пара обуви. У меня уже было четыре или пять пар, но она сказала, что этот новый сапожник, родом из Флоренции, что в Италии, просто чудодей по своей части, и просто стыдно не заиметь произведение его золотых рук, коль скоро имеется такая возможность.

Вот мы и отправились в магазин, которым владел субъект с дряблым лицом по фамилии Кушинг, который при нашем появлении бросился навстречу и стал чуть ли не пыль целовать под ногами у миссис Пендрешс. Итальянский мастер-чудодей сидел на своей скамье в дальнем конце магазина это был смуглый жилистый парень лет двадцати пяти, в кожаной куртке без рукавов. Руки у него были волосатые, как медвежьи лапы, и грудь наверное, тоже, потому как из-под расстегнутого ворота его куртки выбивались жесткие чёрные завитушки.

Тут Кушинг исчез на минутку и вернулся с парой великолепных юфтевых шлепанцев, которые миссис Пендрейк, оказывается, заказала некоторое время назад. Маленькие красные шлепанцы были просто прелесть, игрушки да и только, потому как ножка у неё была крошечная. Кушинг, глядя на нее, просто слюной исходил: в те времена женская ножка – это был предел мечтаний, о ней и думать спокойно было невозможно.

– Тончайшая работа, я сам все проверял,- сказал он.- Дамские изделия не всегда можно доверить италианцу. Обратите внимание на этот шов, мадам!

– Не будете ли так любезны, мистер Кушинг, отнести их ко мне домой?

– Ах! – говорит он, тыча пальцем в золотой зуб, которым чрезвычайно гордился.- Конечно, мадам, я немедленно пошлю италианца!

– О, нет, нет, ни в коем случае, мистер Кушинг! Анжело потребуется мне, чтобы снять мерку с этого молодого джентльмена, которому я хочу заказать пару ботинок.

Не иначе как бедняге Анжело придется не сладко, когда старый хрыч отнесёт шлепанцы и вернется; мне было жаль парня, он мне сразу понравился хотя бы уже за то, что был в этом городе ещё большим чужаком, чем я. Он ведь «италианец».

Он встал со своего рабочего места, подошёл и принялся снимать мерку с моей ноги.

В этот момент, заглянув в лицо миссис, я обнаружил там знакомое выражение – то самое, с каким она встретила Кейна в тот день, в кондитерской лавке.

Разница была в том, что Анжело сидел не поднимая головы, покрытой тугими чёрными кудрями, а если и смотрел на миссис Пендрейк, то учтиво улыбался с невинным и непроницаемым видом. Говорят, итальянцы народ горячий, но этот, похоже, был даже не теплый. К, тому же, и по-английски почти не говорил. Кажется, всего-то два слова и знал – «леди» и «йес», которые произносил на свой – как это… специфический манер.

– Анжело, эти домашние туфли – просто чудо! Они так сидят, словно ты, когда шил их, все время держал мою ногу в своих руках,- говорит она.

А он отвечает:

– Йеийс, ледди.

– Но, понимаешь ли…- говорит она.

Тут он вскидывает глаза из-под густых бровей:

– Ледди?

– Мне кажется, что голубые были бы ещё лучше. Не кажется ли тебе, что голубое мне больше к лицу?

– Йейс? – говорит он, а сам знай себе работает – обрисовывает мою подошву, а вскоре и закончил, потому как руки у него на удивление ловкие были.

Не знаю, понял ли он хоть слово из того, что она сказала, но её это не волновало, потому что она всё говорила и говорила без остановки, а он все кивал и кивал, и улыбался с непроницаемым, видом, а потом слегка поклонился и пошёл назад на своё место. Уселся, взял кусок кожи и сходу выкроил подошву, в одно мгновение все сделал, вы бы и глазом моргнуть не успели.

Я никогда не держал зла на этого Анжело. Трудно ненавидеть человека, которого ты видел один единственный раз, причём, он при этом проявлял больше интереса к твоей подошве, чем к миссис Пендрейк. Да и вообще устал я от всего этого…

Короче говоря, следующей ночью часов около трех я встал, зажег лампу, открутил фитиль как можно меньше, оделся, выбирая из своего гардероба что покрепче да понадежней. Потом собрал все свои деньги – всего у меня доллара три-четыре скопилось за это время – сунул за пояс свой нож, тихонько спустился по лестнице и ушёл из этого дома навсегда.

Хотя нет, не совсем так – прежде чем уйти, я черкнул небольшое письмецо, потому как они все меня по-своему очень любили, и приколол на видном месте:

«Дорогие преп. и миссис Пендрейк. Я ухожу, но вовсе не из-за вас, вы тут ни при чем. Вы всегда были добры ко мне, но вся штука в том, что мне не стать цивилизированным человеком, как вы. У меня не получается жить по-вашему, хоть я и знаю, что надо жить именно так. Пожалуйста не ищите меня. И не волнуйтесь. Вам не придётся за меня краснеть, потому как я никогда никому не скажу, что я ваш «сын». Передайте привет Люси и Лавендеру, которым я очень благодарен за все хорошее.

Ваш, поверьте, любящий Джек.»

Ну, теперь вы, наверное понимаете, почему я не захотел называть вам ни город, где всё это случилось, ни церковь, к которой принадлежал Преподобный. Да, если уж на то пошло, и имя «Пендрейк» не настоящее – тех людей звали совсем иначе.

Частично это объясняется обещанием, которое я дал в этой записке, но главная причина заключается в том, что каких бы дел я ни натворил за свою жизнь, включая и довольно-таки тёмные делишки, я никогда не опускался до того, чтобы публично говорить гадости о леди, не позаботившись хотя бы скрыть её имя.

Ежели кто на это способен – таких надо просто стрелять.

ГЛАВА 12. ЗА ЗОЛОТОМ

Уходя от Пендрейков я рассчитывал, конечно, податься назад к Шайенам. Видит Бог, я достаточно думал об этом и не уставал твердить сам себе, что я индеец, точно так же как живя среди индейцев, на каждом шагу убеждался, что я до мозга кости белый человек.

Я собирался переправиться на западный берег Миссисипи и топать дальше тропой переселенцев, но выйдя одним прекрасным утром к реке, я вдруг потерял всякий интерес к этой затее. Я просто представить себе не мог, как это я опять завернусь в бизонью шкуру в типи Старой Шкуры. Я не мог больше оставаться у Пендрейков, но превратиться снова в дикаря после десяти месяцев городской жизни – тоже не мог. Уж вы мне поверьте, не так-то это просто – вернуться к дикарской жизни, ежели ты уже отведал другой. Ежели, к примеру, уже попробовал, каково оно – регулярный надежный прокорм, и после этого – снова в прерию, где никаких гарантий…

Отчасти поэтому я и передумал. Ума не хватило понять, что у Пендрейков я ел каждый день потому, что меня кормили, и самому добывать свой хлеб мне не приходилось. А кроме того было ещё одно соображение; в нашем городке только и разговоров было, что про Сент-Луис, и я подумал, что раз уж я здесь рядом, в том же штате, то сам Бог велел мне повидать этот великий город. На Запад я всегда успею, а ознакомиться с местными достопримечательностями, раз уж я здесь оказался – такой возможности упускать нельзя.

Вот так и вышло, что я повернул на восток и пошёл в Сент-Луис. Да-да, именно пошёл, пешком – чтобы сэкономить деньги. Но всё равно от них почти ничего не осталось к тому моменту, когда я добрался до цели, а что осталось, то ушло на мой первый в этом городе обед, за который с меня взяли пятьдесят центов, потому как цены в Сент-Луисе просто возмутительно высокие.

Не стану вдаваться в подробности, как мне удалось там выжить, скажу только, что еле выжил. Я продал одежду, чистил сортиры, просил милостыню, воровал… За один месяц из франтоватого сынка миссис Пендрейк я превратился чёрт знает во что, в какого-то оборванца, ночующего на задворках конюшен.