Иннокентий Омулевский - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Иннокентий Омулевский
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: Поэзия
• Год: 1968

Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе». Стихотворения Федорова, довольно изящные по технике, большей частью проникнуты той «гражданской скорбью», которая была одним из господствующих мотивов в нашей поэзии 60-х годов. Незадолго до его смерти они были собраны в довольно объемистый том, под заглавием: «Песни жизни» (СПб., 1883).

Кроме стихотворений, Федорову, принадлежит несколько мелких рассказов и юмористически обличительных очерков, напечатанных преимущественно в «Искре», и большой роман «Шаг за шагом», напечатанный сначала в «Деле» (1870), а затем изданный особо, под заглавием: «Светлов, его взгляды, его жизнь и деятельность» (СПб., 1871). Этот роман, пользовавшийся одно время большой популярностью среди нашей молодежи, но скоро забытый, был одним из тех «программных» произведений беллетристики 60-х годов, которые посвящались идеальному изображению «новых людей» в их борьбе с старыми предрассудками и стремлении установить «разумный» строй жизни. Художественных достоинств в нем нет никаких: повествование растянуто и нередко прерывается утомительными рассуждениями теоретического характера; большая часть эпизодов искусственно подогнана под заранее надуманную программу. Несмотря на эти недостатки, роман находил восторженных читателей, которых подкупала несомненная искренность автора и благородство убеждений его идеального героя.

Другой роман Федорова «Попытка — не шутка», остался неоконченным (напечатано только 3 главы в «Деле», 1873, Љ 1). Литературная деятельность не давала Федорову достаточных средств к жизни, а искать каких-нибудь других занятий, ради куска хлеба, он, по своим убеждениям, не мог и не хотел, почему вместе с семьей вынужден был терпеть постоянные лишения. Сборник его стихотворений не имел успеха, а второе издание «Светлова» не было дозволено цензурой. Случайные мелкие литературные работы едва спасали его от полной нищеты. Он умер от разрыва сердца 47 лет и похоронен на Волковском кладбище, в Санкт-Петербурге.

---

<1877>

270. МИР ПРЕКРАСЕН…

Мир прекрасен, мир чудесен…
       О, не спорю я!
Только он немного тесен,
Только полон тайны весь он,
Только в нем не столько песен,
       Сколько слез, друзья!

Человек умен; он много
       Делает добра…
Но у каждого порога —
Будь то храм — жилище бога,
Замок, хижина, берлога —
       Нищие с утра!

Жизнь светла, как солнце в лето…
       Да! но есть в ней тень:
Яд вчера, сегодня где-то
Смерть с моста, из пистолета
Кто-то бацнул в лоб, — и это
       Каждый божий день.

<1879>

271. ПЕСНЯ МОЛОДОГО АФРИКАНСКОГО ВОЖДЯ

Передо мной враги теперь одни;
Они хохочут, празднуя победу…
О, мог и я смеяться бы в те дни,
Когда бы туча стрел моей родни
Настигла вас по стоптанному следу.

Передо мной лежит далекий путь:
Теперь я стал без имени, без роду…
О, дайте мне хоть раз еще взглянуть
На милый кров, чтоб юность помянуть,
Запечатлеть родимую природу!

Передо мной нет права на мольбу —
И не дойдет до вас моя молитва…
О, знайте же, что шел я на борьбу
Не за свою — за общую судьбу,
Хоть одного меня сразила битва;

Передо мной потянутся года
Без радостей, без почестей, без цели…
О, кто бы мог сказать, что никогда
Не покраснеют дети от стыда,
Что вы мне дать свободу не посмели!

Передо мной единственный исход:
Безумие, быть может, роковое…
О, пусть же к вам сознание придет,
Что вы в цвету сгубили пышный плод,
Осиротивши поле им родное!

Передо мной… Что ни было бы там,
Но мой язык не лжет врагам в угоду…
О, если б только цепь к моим ногам
Не льнула так, я показал бы вам,
Как следует отстаивать свободу.

24 сентября 1880

272. ЗЕМНОЙ РАЙ

Юмористическая фантазия 1

«Что будет, — спрашиваешь ты, —
В дали веков обетованной,
Когда исполнятся мечты
Людей теории гуманной?»

О милый друг! в те времена,
Глаза и разум ослепляя,
Явиться смертному должна
Картина жизни вот какая:

Все реки медом потекут —
Конечно, в берегах кисельных,
А сверху меда поплывут
Большие крынки сливок цельных.

На деревах начнут расти,
В роскошных рощах для прогулки,
Всегда горячие почти,
Московского печенья булки.

Повсюду будет дичь летать
Французской кухни, с трюфелями:
Ловите птицу, так сказать,
В готовом виде, прямо ртами.

Шампани резвою струей
Забьют, где надобно, фонтаны;
А рядом — сельтерской водой,
Чтоб были пьяные не пьяны.

Моря наполнятся ухой —
Уж, разумеется, стерляжьей:
Труда не будет той порой,
Так для чего же суп говяжий?

В известный час польют дождем
Горячий чай и кофей рядом,
С густым, конечно, молоком,
И будет сахар падать градом.

Без немцев — скука на Руси:
Для них в озерах будет пиво,
А берега — из колбасы, —
Практично, просто и красиво.

В те дни не будут прилагать
К младенцам нашего ухода:
Заменит няньку им и мать
Благословенная природа.

Кто хил — немедленно умрет,
Кто крепок — вырастет на воле…
Какая дивная пойдет
Людей порода в этой школе!

Встречая всюду благодать
Чуть в рот не падающей пищи,
Они не будут понимать,
Что значит «вор», «голодный», «нищий».

И скептик самый записной,
О человечестве радея,
В те времена, хоть волком вой,
Не встретит гнусного злодея.

Все станут братьями смотреть,
Ходить в обнимку, улыбаться,
И каждый будет «честь иметь»
О здравьи ближнего справляться.

Тогда не будет докторов,
Не будет даже медицины:
Уж если смертный нездоров
Без всякой видимой причины,

Так лучше прямо умирай,
Другим не порти аппетита, —
А то какой же это рай,
Где люди морщатся открыто?

Да! запретят в те времена
Под страхом смерти — вид угрюмый,
Мечты, лишающие сна,
И ум тревожащие думы.

Чтоб жить в раю — и размышлять!
Да это слыхано ли в мире?
Ведь это школьнику не знать
Грешно, как дважды два — четыре!

Вот потому-то, в свой черед,
Я должен здесь оговориться:
Всё это будет… для господ,
А для народа не годится…

2

Для мужиков везде пойдут
Из каши гречневой болота;
Их кочки луком порастут, —
Закусывай, кому охота.

Вдали воздвигнется хребет
Из мягких масс ржаного хлеба;
Его вершину, словно лед,
Покроет масло вплоть до неба.

С хребта прелестный будет вид —
Глазам представятся два моря:
В одном — сивуха забурлит,
Уж, разумеется, не с горя;

В другом — отличный кислый квас
(Ликуйте, Ваньки, Васьки, Федьки!)
У скал запенится, крутясь;
А скалы будут все из редьки.

Для баб, а пуще в тех видах,
Чтоб не орали ребятишки,
Во всех появятся борах
Грибы из вяземской коврижки.

Везде такая благодать,
Тепло, как после доброй порки,
И самый воздух, так сказать,
Пронзится запахом махорки!

Но мужики ведь никогда
Довольны жизнью не бывали;
Они, пожалуй, и тогда
Без жалоб проживут едва ли.

«На молочке уж не взыщи:
Держать коров — карманы пусты,
А с неба валят только щи —
И те, кажись, не из капусты..

Вот тоже баньки нету здесь,
В квасу купаться — бога стыдно,
И ходишь чешешься день весь…
Уж это очень нам обидно!

Опять же соли не найдем:
Сказать в час добрый, место свято —
И вздуло брюхо колесом,
А всё как будто пустовато…»

В таком-то роде, например,
Они нытье свое поднимут.
Но против них суровых мер
За мину кислую не примут:

Ведь на мужицкий грубый взгляд
И рай не сладок по приказу, —
Им просто-напросто велят
Не объедаться хлебом сразу,

Не трогать пищи у господ,
Как неудобной для сваренья;
А пуще — в первый райский год
Не напиваться до забвенья.

Да! в это времечко… но тут,
О милый друг! я ставлю точки:
Боюсь, что слюнки потекут
На недописанные строчки.

<1881>

273. РАЗЛАД

В душе темно, как ночью в бурном море,
И там, во тьме, как за волной волна,
Без устали идет за горем горе,
Вновь поднимая прошлое со дна.

Вокруг меня сияющие лица,
Я слышу смех ликующих людей;
А издали проходит вереница
Угрюмых лиц, страдальческих теней…

Давно мой ум опутать, как сетями,
Стремится тот чудовищный разлад;
Но он могуч над слабыми умами, —
Я знать хочу: кто прав, кто виноват?

Мне дела нет до этих ликований,
Пока они доходят до меня
В сопутствии подавленных рыданий:
Я света жду — не призрачного дня!

Ведь слабый блеск мерцающей зарницы
Не озарит широкого пути,
А солнца луч и в глубину темницы
Способен узнику отраду занести.

В душе темно, как ночью в бурном море,
Находит скорбь волною за волной…
Но, может быть, ты смоешь это горе,
Девятый вал, когда-нибудь собой!

<1881>

274. ЗАПЕВКА

Люди мучат меня
За свободу мою, —
Что я весел всегда,
Что я песни пою.

Но не знают они,
Что от боли тех мук
Только крепнет в груди
Чародейственный звук.

Сколько на небе звезд,
Столько песен во мне;
Звезды светят в ночи,
Я пою в тишине.

И как звездных никто
Не измерит высот,
Так и песня моя
Всё растет и растет!

<1882>