Себастьян Бэлфор - Фидель Кастро

• Название: Фидель Кастро
• Автор: Себастьян Бэлфор
• Издательство: Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1997. - 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85880-600-7

Книга известного автора С. Бэлфора представляет собой в большей степени оценку политических идей Кастро и источников власти, нежели биографию, хотя личные подробности также включены для более полного освещения темы.

Автор детально анализирует особые исторические условия, позволившие Кастро захватить и удержать власть, сохраняя во все времена удивительное политическое влияние на мировой арене.

Книга предлагается широкому кругу читателей.

---

Кубинская церковь не имела каких-либо корней среди широких слоев населения. Кастро объявил, что в сельской местности, где проживает 70 % кубинцев, нет ни одной церкви[186]. Его собственный опыт, полученный от христианских братьев и иезуитского образования, не расположил его к христианству, и как самоназначенный марксист-ленинист он, конечно, был атеистом. Тем не менее отношения между революционным режимом и церковью значительно улучшились со времен столкновения в 1960–1961 годах. Низшая точка отношений государства и церкви имела место после вторжения в заливе Свиней в 1961 году, когда режим запретил религиозное образование в общественных школах, закрылись религиозные школы и десятки священников были изгнаны из страны в от ест на скрытую поддержку, оказанную представителями духовенства попытке вторжения. Второй Совет Ватикана в 1962–1965 гг., подчеркивая социальные реформы, проложил дорогу для нового диалога, и кубинская церковь все больше примирялась с Революцией, несмотря на почти полную потерю власти и привилегий.

Однако в Латинской Америке церковь являлась самой влиятельной организацией среди простых людей, и с середины 60-х гг. многие слои населения стали поддерживать требования политической реформы и справедливости для бедных и угнетенных. Следовательно, никакое революционное движение не могло отвергнуть или проигнорировать это. Например, революция сандинистов в Никарагуа основывалась на тесном союзе между социализмом и христианством. Кастро теперь требовал находить между двумя движениями не только тождественный дух аскетизма и самопожертвования, но и общую политическую цель. «Со строго политической точки зрения… — сказал он в интервью с бразильским священником Фреем Бетто в 1985 году, — я верю, что можно христианину быть марксистом, и наоборот, и работать вместе с марксистскими коммунистами по преобразованию мира. В обоих случаях важно то, что они честные революционеры, стремящиеся покончить с эксплуатацией человека человеком и бороться за справедливое распределение социальных благ, равенство, богатство и достоинство всего человечества»[187].

Многозначительно то, что интервью Фрея Бетто стало бестселлером в Латинской Америке. Действительно, призыв Кастро к союзу между христианами и коммунистами и его кампания по долгу стран «третьего мира» имели широкий нравственный резонанс в Латинской Америке. Его широко опубликованные слова о нищете, эксплуатации, подавлении и национализме нашли отклик у многих далеко за пределами небольшого круга «левых». В отличие от большинства других латиноамериканских государственных деятелей, Кастро свободно выражал общераспространенное отвращение к США. В самом деле, он сознательно выражал антиколониальное мышление Латинской Америки и стран «третьего мира». Обязательство Кубы по отношению к делам стран «третьего мира» было очевидным по ее довольно большой помощи народам во многих частях света. Популярностью Кастро был обязан не только тому, что он сказал, по и тому, как он сказал это. Его сила красноречия и высокопарный стиль покорили воображение мировых средств массовой информации и обеспечили получение Кубой внимания, несоизмеримого с ее международной значимостью.

Однако влияние Кастро за рубежом сильно сокращалось из-за восприятия Кубы как советского заменителя. Хотя на самом деле кубинские лидеры не могли независимо от Москвы действовать во внешней политике. К тому же собственные внутренние проблемы Кубы показали, что она не является образцом, которому надо подражать в каком-либо другом месте. Действительно, в середине 80-х гг. Кастро почувствовал необходимость обратить свое внимание на внутреннюю политику и повернуть свои усилия на разрешение растущих внутренних противоречий Революции.

Глава 8 ВЫПРЯМЛЕНИЕ КУРСА

В феврале 1986 года Кастро предстал перед делегатами третьего съезда Кубинской Коммунистической партии, чтобы начать новое наступление на внутреннем фронте, тяжеловесно озаглавленное «Исправление ошибок и отрицательных отклонений». Это ознаменовало его возвращение в центр политической арены на Кубе после десятилетия или около этого, когда его присутствие на внутренней сцене было не так явно. В своей речи он затронул вопросы либерализации экономики, нападал на коррупцию, корпоративизм, материализм и эгоистичность в кубинском обществе, понуждал к большей производительности и уменьшению расходов для возвращения к уравнительным нравственным ценностям. Короче говоря, Кастро призывал к большим жертвам со стороны кубинского народа.

Прямой подоплекой новой кампании стало ухудшение экономической ситуации на Кубе в середине 80-х гг. После разочаровывающего роста ставок в 60-е гг. экономика в следующем десятилетии выздоровела. В первой половине 70-х гг. ВВП в среднем вырос на 14,8 %, упав до ежегодных 4,6 % между 1976 и 1979 годами. Однако с середины 80-х гг. очевидным стал резкий спад, обостренный неблагоприятными погодными условиями, низкой производительностью, недостаточным планированием, экономической блокадой со стороны администрации Рейгана. К 1986 году Куба имела рекордный дефицит в 199 миллионов долларов и внешний долг в 3,87 миллиарда долларов, что на 6,9 % выше, чем в 1985 году, тогда как ВВП вырос всего на 1,4 % по сравнению с предыдущим годом. К тому же уменьшился кредит с Запада из-за неспособности оплатить около 6 миллиардов долларов накопившегося долга[188].

Взлеты и падения кубинской экономики не затронули значительные государственные вложения в социальную реформу, иностранную помощь и военное участие за рубежом. На самом деле, подкрепленные долгосрочным кредитом и торговыми соглашениями с Советским Союзом, кубинцы достигли норм здоровья и грамотности, которые ничем не отличались от норм развитых стран. Уровень младенческой смертности, обычный критерий развития, упал с 60 смертей на тысячу живых рожденных в 1958 году до 13,3 в середине 80-х гг. Если накануне Революции на 5 000 кубинцев приходился только один доктор, то тридцать лет спустя пропорция снизилась до одного на 400. Средняя продолжительность жизни увеличилась с 57 до 74 лет, и неграмотным оставалось только 2 % населения по сравнению с 24 % в 1958 году. Теперь все дети в положенном возрасте посещали начальную школу, тогда как до Революции туда ходило только 56 % детей[189]. Голые цифры не охватывают размера социальных и экономических перемен на Кубе. Сельская местность обладала наибольшими выгодами от огромных вложений государственного капитала. Не только традиционный образец классовых отношений был отклонен в сторону экспроприацией и национализацией, но и застарелое губительное влияние безработицы и занятости не по специальности было фактически устранено. Маленькие сельские городки с населением от 500 до 2 000 жителей были обеспечены водопроводом, электричеством, больницами и школами, усеявшими теперь сельскую местность, где когда-то большинство крестьянского населения вразброс поселилось в сколоченных на скорую руку хижинах, окруженных крошечными наделами земли. Латифундии открыли путь государственным фермам, кооперативам, поддерживаемым государством, и небольшим производственным владениям, хотя реорганизация аграрного сектора не могла проходить без травм. Здесь не было нищеты и болезней, опустошающих Латинскую Америку, включая самые развитые экономики. Кубинцы подошли к непревзойденному объему социальных и профилактических услуг и образовательных возможностей. В то же время кубинский медицинский персонал, инженеры, учителя и военные советники работали в десятках бедствующих стран, выполняя часть щедрой программы правительственной иностранной помощи. Кубинские войска готовились к решительному сражению в Анголе против южноафриканской армии.

Самым заметным дефицитом в кубинском обществе был недостаток потребительских товаров. Кастро твердо считал, что об успехе Революции судят на основе уровня здравоохранения, строительства, образования, а по но наличию потребительских товаров. Сама фраза «уровень жизни» вызывала презрение у Кастро, так как он ругал ужасный национальный эгоизм, к которому, как он считал, относится эта фраза. Под привычные аплодисменты он заявил: «Честно говоря, нам бы хотелось иметь на десять или двадцать метров больше ткани на человека, но это не проблема на настоящий момент; наша проблема — это развитие, наша проблема — это будущее. Мы не можем заложить будущее за десять метров ткани!»[190].

Тем не менее со времени скудных лет конца 60-х гг. запасы и ассортимент основных потребительских товаров значительно увеличились. Это было результатом, главным образом, экономического роста, но также поддержано новой политикой, разрешающей продавать товары на государственных «параллельных рынках» по более высокой цене и устанавливающей в 1980 году рынки «свободных фермеров», где мелкие частные собственники продавали свои излишки по свободной цене. Эти либеральные меры были частью совершенной в середине 70-х гг. попытки введения ограниченного количества рыночных механизмов в экономику. После бедственной сахарной кампании 1970 года кубинская экономика военного типа конца 60-х гг. была видоизменена. Была введена новая структура, названная Системой управления и планирования экономики (СУПЭ), позволяющая определенную децентрализацию планирования и управления и дающая новый ряд материальных стимулов. Главной целью было улучшение эффективности и стимулирования производства[191].