Инал Кануков - Антология осетинской прозы

• Название: Антология осетинской прозы
• Автор: Инал Кануков
• Издательство: Ир
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу вошли лучшие рассказы, повести, главы из романов осетинских писателей в переводе на русский язык.

---

— Бечыр, неужели только оружие может нести правду? — спросил я.

Брат удивленно уставился на меня.

— Не всегда, малыш. Оружие скорее всего хранит в себе правду о неправде, — сознавая значительность сказанного, Бечыр замолчал и, прикрыв маузер бордовым платьем, начал шарить по углам сундука. — Куда же она могла его спрятать?

— А я думал, что…

— Брось думать об этом. Истина, скрытая в оружии, не может потягаться с истиной огня, похищенного Прометеем у богов! — Бечыр посмотрел на меня и заключил: — Где гарантия, что этот маузер попал в руки отца прямо с завода? Может, раньше из него стрелял какой-то убийца? Нечего искать истину в вещах, глянь-ка лучше в окно, как бы гыцци не застала нас…

«Что же он ищет? — недоумевал я. — Может, на дне сундука спрятан разобранный «максим»?

— Вот в чем правда! — крикнул вдруг Бечыр.

Я обернулся и увидел у него в руках обыкновенный черный зонт, с которым гыцци выходила в дождливую погоду.

— Ну, и чудак же ты, Бечыр! А я-то думал, что ты нашел пулемет «максим»!

Он снял черкеску, пояс с кинжалом и саблей, закрыл сундук и торопливо проговорил:

— Идем, малыш, здесь уже нечего делать!

Выйдя на балкон, он бросился ловить нашего черного кота Куырна. Кот метнулся по перилам, молниеносно вскарабкался на столб и, усевшись на балке, удивленно вытаращился на Бечыра: дескать, что с тобой, с чего тебе вздумалось за мной гоняться? Бечыр бросил в сторону Куырна веревку с петлей, и, едва кот протянул к ней лапу, петля сразу же захлестнулась. Почуяв беду, Куырна взвыл как бешеный.

Вручив мне кота, Бечыр с зонтом под мышкой метнулся вниз по лестнице. Свернув за угол дома, он внимательно осмотрел неоштукатуренную каменную стену. Потом взял у меня Куырна, посадил его за пазуху и, цепляясь за выступающие грани камней, полез вверх. Смотреть на это было очень смешно. Бечыр, карабкающийся по стене, и мяукающий кот у него за пазухой! Наконец, Бечыр схватился за карниз и обернулся ко мне:

— Полезай за мной, малыш!

Когда я взглянул на землю с крыши двухэтажного дома, голова у меня закружилась, и мне пришлось опуститься на черепицу, поросшую мягким зеленым мхом. У Бечыра дрожали руки, но в глазах вспыхивали те же искры, что и прежде, когда он доставал из сундука черкеску и все прочее. Он опять сунул мне кота, а сам достал из кармана веревку. Один конец ее он привязал к изогнутой ручке зонта, а другим перепоясал отчаянно сопротивляющегося Куырна. Царапины на руках Бечыра сочились кровью, рубашка была изорвана в лохмотья, но он не обращал внимания ни на кровь, ни на оголившийся живот. И руки у него дрожали не от страха: он просто хотел успеть до возвращения гыцци и очень волновался.

Закончив приготовления, он поднял зонт с привязанным к нему котом и сбросил их с крыши.

— Счастливого пути, Куырна!

Это было чудо. Четвероногий парашютист, оглашая окрестности душераздирающими воплями плавно спускался вниз. Бечыр забыл о гыцци и ее сундуке, об оружии, оставшемся без хозяина, о малолетнем почтальоне Иласе, носившем ужасы войны в своей черной кирзовой сумке. Я не видел Бечыра таким с тех пор, как они с соседским мальчишкой Тотрадзом скакали нагишом на неоседланных конях. Бечыр хохотал и прыгал по крыше, как цирковая обезьяна.

— Молодец, Куырна! Вот это парашютист! За проявленный героизм награждаю тебя чашкой молока!

Парашютист мягко приземлился, черный зонт улегся рядом с ним, как летучая мышь с растопыренными крыльями.

— И Чкалов не сразу пересек Северный полюс, малыш! — прыгал вокруг меня Бечыр.

Я тоже радовался и смеялся, потому что знал: в эту минуту он забыл обо всем, кроме игры.

Через несколько дней он прыгнул с крыши с двумя зонтами. Но у него получилось не так ладно, как у Куырна. Как только Бечыр бросился вниз, спицы на обоих зонтах треснули, парашютист грохнулся об землю и долго еще потирал синяки и шишки.

Вот тебе и Валерий Чкалов!

3

Все могло надоесть Бечыру — игра в прятки или, скажем, скачки на неоседланном коне, — но привязанность его к дедушке Кудзи была постоянной. Кудзи часами мог рассказывать о народных героях — Чермене Тлаттаты и Хазби Алыккаты, Кудзи, Дзутты и Татаркане Томайты, — и Бечыр, затаив дыхание, слушал его. Потом он играл со сверстниками в этих героев, и на деревенских улицах разыгрывались драматические сцены. Сказки же об одноглазом уаиге[52] Бечыр мог слушать без конца. Он не отходил от дедушки Кудзи до тех пор, пока старик не отсылал его домой: иди, мол, мать тебя будет искать по всей деревне. Бечыр вставал поникший, но с порога оборачивался и спрашивал: «А завтра… завтра приходить нам?» Дедушка Кудзи отвечал с улыбкой: «Приходите, приходите. Сказка такое сокровище, которое можно найти только в детстве. У взрослых не то зрение, чтобы различить все переливы ее цветов и оттенков».

Наверное, я различал эти цвета и оттенки, потому что впечатление от услышанного не покидало меня даже во сне. Проснувшись утром, я первым делом вспоминал вчерашнюю сказку. Растолкав лежавшего рядом Бечыра, я начинал рассказывать ее, но он сразу же прерывал меня: «Прикуси язык, малыш! Во-первых, ты рассказываешь не так, как дедушка Кудзи, а во-вторых, рассказывать сказку днем все равно, что потерять штаны! Хочешь идти в школу без штанов?»

Бывает, человек смотрит на небо и не может оторвать от него глаз — оно кажется ему выше и ярче обычного. Или, скажем, живет он в доме, окна которого выходят к горам, и каждое утро горы предстают перед человеком во всем своем дремучем величии. Но однажды это ежедневное зрелище вдруг зачаровывает человека, и он смотрит на снежную белизну вершин, как на некую святыню. Выходит, что взгляд наш не всегда может уловить суть вещей, а бывает, что мы и сами оказываемся беспомощными перед величием сути и не можем собрать воедино ее составные черты… Так вот и получилось у нас с дедушкой Кудзи. Откуда мы могли знать, что у него хранится где-то фандыр[53] и мы услышим песню, которая откроет нам душевное величие старика…

Был тихий вечер, и сверчки за каменной оградой стрекотали так, будто войны не было и в помине и почтальон Илас не просовывал «черные бумаги» в щели ворот. Звездное небо пало ничком на деревню, за оврагом, на могучих грабах квакали древесные лягушки, редкий лай собак отскакивал эхом от горных склонов за рекой Саукаба. Бечыр, как всегда, шел впереди, я — следом, а в деревянном домике, спрятавшемся среди вишневых и сливовых деревьев, нас ждал дедушка Кудзи.

Поднявшись на крыльцо и открыв дверь, Бечыр удивленно остановился и приложил палец к губам. Но предупреждение его было напрасно, потому что я и сам уже услышал доносившиеся из глубины дома звуки фандыра и негромкое хрипловатое пение. Это была песня о Таймуразе Кодзырты, слышанная нами тысячу раз, но дедушка Кудзи пел ее так, что она звучала словно впервые. Он вложил собственную боль в трагический лад песни, и тем самым еще больше возвысил героический дух Таймураза Кодзырты.

Ой, нана[54], сшитая тобой
Серая черкеска
В жестоком бою
Заменила мне панцирь Церека[55].

Сгорбившись, старик сидел на низкой треногой скамейке. Струны из тугих воловьих жил ровно гудели под его пальцами. Фандыр лежал на коленях Кудзи, и в такт мелодии старик подталкивал его грудью.

Меч ее не сечет,
И пуля не пробивает.
В узком ущелье
Пули кабардинских князей
Градом летели на меня, дзыцца…

Голос дедушки Кудзи то срывался, то взлетал ввысь. Я ничего не знал о его прошлой жизни, но чувствовал, что он поет не только о Таймуразе, но и о себе самом.

Ой, Кодзырта, своего рябого быка,
Которого не разрешили мне
Поменять на оружие,
Теперь заколите для поминок…

Мы с Бечыром застыли в дверях как заколдованные. Лицо старика было скрыто от нас, но, казалось, мы видели, как по его морщинистым скулам стекут слезы. Потом фандыр заглох, и сперлось дыхание Кудзи.

Я бы этим оружием
Наделал бед князьям.
Заклинаю тебя, гыцци,
Не горюй по мне…

Заметив нас, старик умолк и перестал играть. Потом провел шапкой по лицу, медленно сдвинул ее на глаза и, отложив фандыр, улыбнулся.

— Пришли, мальчики мои? — проговорил он хрипло.

Мерцала коптилка, плясали тени на стене. Кудзи поглаживал нас и не знал, что сказать. Бечыр стал перед ним на колени и прошептал умоляюще:

— Сыграй еще, дедушка.

Кудзи покачал головой и протянул ему фандыр.

— Не-е-ет, сынок! Теперь ты на нем будешь играть.

Это растянутое «не-е-ет» прозвучало в тихой комнате, как горькое рыдание. Что-то оборвалось у меня внутри. В тишине слышалось частое дыхание Бечыра и однообразное кваканье далеких лягушек..

— Как же это, дедушка? Как я буду на нем играть? — выговорил, наконец, Бечыр.