Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)

• Название: Самозванка (дореволюционная орфография)
• Автор: Алексей Пазухин
• Издательство: Изданіе И. А. Морозова
• Жанр: Исторические любовные романы

Когда-то купец Осипов отказал от дома дочери Анне, вышедшей замуж против его воли, и даже рождение внука не смягчило сердце купца. Но после смерти мужа жена его с трепетом ждет возвращения блудной дочери, а особенного горячо любимого, хоть и заочно, внука. Вот только мальчик-то давно умер, а у Анны растет незаконнорожденная дочь Вера. Что же им делать, ведь бабушка ждет законного наследника, а не незаконную внучку?…

---

Къ подъѣзду подали допотопную пролетку съ поднятымъ верхомъ, запряженную старымъ-старымъ сивымъ конемъ, который въ самыхъ экстренныхъ случаяхъ шелъ легкой рысью, a то такъ предпочиталъ итти шагомъ, но не забылъ привычки гнуть лебединую шею и иногда рылъ копытами землю, больше же всего дремалъ, опустивъ голову и мечталъ о далекомъ прошломъ, когда онъ былъ красою замоскворѣцкихъ коней и поражалъ, бывало, на гуляньяхъ въ Сокольникахъ знатоковъ и любителей своими „статями“ и своимъ ходомъ.

Старушка, благословясь, влѣзла въ пролетку, подсаженная Салатинымъ.

У воротъ стояла кучка народа, заглядывая во дворъ и воюя съ дворникомъ, который грудью защищалъ ворота и калитку.

– Что за народъ! – спросила Ольга Осиповна у кучера.

– Такъ-съ… Зрящій…

– Да что за зрящій?… Зачѣмъ?…

– По глупости-съ… Узнали, что съ Васильемъ Матвѣичемъ случай какой-то, ну, и пришли смотрѣть… Болтаютъ разную ахинею, сказки размазываютъ… Куда прикажете Ольга Осиповна?…

– На Полянку! – отвѣтилъ за бабушку Салатинъ.

Древній рысакъ шевельнулъ ушами на посылъ кучера, подумалъ немного и тронулся, а изъ воротъ вышелъ такимъ молодцомъ, поощренный кучеромъ, что сосѣди даже и не узнали его.

– Слышалъ? – обратилась къ Салатину Ольга Осиповна, когда пролетка, гремя винтами и гайками, поѣхала по переулку. – Пронюхали ужъ!… Появись-ка тутъ Вѣрочка, такъ толпа цѣлая соберется!…

– Да! – усмѣхнулся Салатинъ и пожалъ плечами. Очевидно, истину или часть этой истины „улица“ знала.

Быть можетъ, тайну Настенька сболтнула кому-нибудь, быть можетъ, подслушала прислуга, но улица уже знала, что въ домѣ Ольги Осиповны дѣлается что-то особенное.

Салатинъ теперь вполнѣ одобрилъ планъ бабушки и окончательно рѣшилъ отпировать свадьбу въ Ярославлѣ.

Сивый конь между тѣмъ довольно исправно везъ пролетку, и она скоро остановилась на Полянкѣ у домика Степаниды Аркадьевны.

Вѣра первая увидала бабушку и бросилась встрѣчать ее.

– Вася… Вѣруня! – вскрикнула старуха, увидавъ внучку и приняла ее въ свои объятія.

Долго-долго рыдала дѣвушка не груди старухи, а та цѣловала ее, гладила ея курчавые волосы, всхлипывала и отъ волненія ничего не могла говорить.

– Маменька что-ли ейная? – тихо спрашивала у Салатина Степанида Аркадьевна, тоже со слезами на глазахъ.

– Бабушка…

– Такъ, такъ… Важная должно быть старуха, строгая.

– Очень даже… Вотъ она сейчасъ васъ примется отчитывать за укрывательство бѣглянки!…

– Ну?

– Непремѣнно. Полицію хотѣла пригласить съ собою, да я ужъ отговорилъ…

– Ну, будетъ тебѣ, соколикъ, пугать-то меня старуху!… Я не при-чемъ тутъ, я скажу, что знать не знаю, вѣдать не вѣдаю замысловъ вашихъ…

Салатинъ засмѣялся.

– Вы самоваръ-то идите ставить, да чтобы варенье всякое было…

Старушка побѣжала.

– Постойте! – остановилъ ее Салатинъ. – Шампанскаго надо будетъ, такъ вотъ пошлите дворника… Заживемъ, запируемъ, Степанида Аркадьевна, загуляемъ!…

Ольга Осиповна между тѣмъ вошла въ комнаты, поддерживаемая подъ руку Вѣрою.

– Ну, дай же ты мнѣ, обманщица негодная, посмотрѣть на тебя! – сказала Ольга Осиповна и, отодвинувъ отъ себя Вѣру, стала смотрѣть на нее.

– Дѣвка, какъ дѣвка! – говорила она, покачивая головою. – И лицо дѣвичье и поступь, и станъ, а я дура простоволосая за мальчишку столько времени ее считала!… Да что я? я старая карга, а, вѣдь, и другіе тоже!… Ну, обдумали вы съ маменькою штуку!…

– Простите, дорогая! – проговорила Вѣра, рдѣясь румянцемъ.

– Богъ проститъ… Теперь все кончено, все забыто, да и не ты и виновата… Вася, вишь… Ахъ, Господи, Господи!…

Старуха оглядѣла дѣвушку съ ногъ до головы.

– Пригожая! – промолвила она. – Въ мать, – та, вѣдь, тоже была красива…

Ольга Осиповна оглянулась на Салатина.

– Ты, соколъ, любишь ее что-ли?…

Салатинъ взялъ Вѣру за руку и повелъ къ бабушкѣ.

– Больше жизни! – воскликнулъ онъ. – Благословите насъ, дорогая…

– А ты не торопись! – сурово остановила его стаpyxa. – У нея мать есть, а я „съ боку припека“, мое дѣло впереди… Надо послатъ за Анной, да батюшку пригласить, да по формѣ все сдѣлать…

____________________

И сдѣлали все по „формѣ“.

Въ этотъ-же день Вѣра съ матерью и женихомъ уѣхала въ Ярославль, а на другой день уѣхала за ними и Ольга Осиповна, пригласивъ домовничать старуху-родственницу.

Черезъ нѣсколько дней, въ самомъ началѣ „большого мясоѣда“ [17] была отпразднована свадьба и „молодые“, слѣдуя новой модѣ, уѣхали въ Крымъ, гдѣ начинался осенній сезонъ. Уѣхала съ ними и Анна Игнатьевна, уѣхала счастливая, расцвѣтшая, помолодѣвшая на десять лѣтъ и хорошо „награжденная“ матерью.

Были слухи, что Анна Игнатьевна тоже выходитъ замужъ, но слухи эти не подтверждались, а изъ Крыма она съ молодыми въ Москву не вернулась, отправившись въ Петербургъ, гдѣ у нея были какіе-то знакомые.

Ольга Осиповна хотѣла, было, посѣлиться въ домѣ Салатина и ужъ намѣревалась отдавать свой домъ подъ квартиру, да соскучилась по родному углу и вернулась въ него доживать свой вѣкъ, а чтобы ей не было одиноко и скучно, такъ она взяла съ собою Настеньку, – „модная дѣвица“ сумѣла помириться со всѣми, прикинулась лисичкою, смирилась и живетъ до сихъ поръ у Ольги Осиповны, высматривая хорошаго женишка.

Деньгами ее старуха награждаетъ и свахи знаютъ, что за „модною дѣвицей“ будетъ хорошее приданое…

КОНЕЦЪ

ПРИЛОЖЕНИЕ Ванюшка и царевна

Жила-была в одной деревне крестьянка Марья. И был у нее сынок Ванюшка. Хороший вырос парень – красивый, здоровый, работящий. Вот приходит он как-то раз к матери и говорит:

– Матушка, а матушка.

– Чего, дитятко?

– Матушка, я жениться хочу.

– Так что ж, женись, Ванюшка, женись, ягодиночка. Невест-то всяких много: есть в нашей деревне, есть в соседней, есть в залесье, есть в заречье… Выбирай любую.

А Ванюшка отвечает:

– Нет, матушка, не хочу я жениться на простой-то крестьянке, хочу жениться на царской дочке. Удивилась Марья:

– Ой, Ванюшка, чего ты надумал! Не отдаст за тебя царь дочку-то. Ведь ты простой мужик, а она – шутка сказать – царевна!

– А почему не отдать? Я парень здоровый, работящий, красивый. Может, и отдадут.

– Ну что ж, пойди, Ванюшка, попытай счастья.

Собрала ему мать котомку, положила хлебца ломоть, – пошел Ванюшка свататься.

Идет лесами, идет горами – смотрит, стоит большущий дворец: стены золоченые, крыша золотая, на крыше петушок золотой сидит, крылечки все резные, окошки расписные. Красота! А кругом слуг – видимо-невидимо. Ванюшка и спрашивает:

– Тут царь живет?

– Тут, во дворце, – отвечают слуги.

– И царская дочка с ним?

– А куда она от отца-то денется? И она тут!

– Ну, так бегите к ней, скажите – пришел Марьин сын Ванюшка. Жениться на ней хочу.

Побежали слуги, – и выходит на крылечко царская дочка. Матушки, до чего же важная! Сама толстущая-толстущая, щеки пухлые, красные, глазки маленькие – чуть виднеются. А носик такой веселой пупочкой кверху торчит.

Поглядел Ванюшка на нее и спрашивает:

– Ты царская дочка?

– Конечно, я. Или не видишь?

– Я на тебе жениться хочу.

– Ну, так что за беда? Пойдем в горницу-то, побеседуем.

Входят они в горницу. А там стол стоит, самовар на столе и всякое-то, всякое угощение разложено. Ну, царь-то богато жил, – всего было много. Уселись они, Ванюшка и спрашивает:

– Ты невеста-то богатая? Платьев-то много у тебя нашито?

– А еще бы не много! Я ведь царская дочка. Вот утром встану, новое платье надену – да к зеркалу. Погляжусь на себя, полюбуюсь – да к другому зеркалу, в другом платье. Да потом третье надену – да к третьему зеркалу. А потом – четвертое…

Вот так целый день до вечера наряжаюсь да в зеркала гляжусь.

– До вечера, – Ванюшка спрашивает, – все наряжаешься? А когда же ты работаешь-то?

Поглядела на него царская дочка и руками всплеснула:

– Работать? Ой, Ванюшка, какое ты слово-то скучное сказал! Я, Ванюшка, ничего делать не умею. У меня все слуги делают.

– Как же, – Ванюшка спрашивает, – вот женюсь я на тебе, поедем мы в деревню, так ты сумеешь хлеб-то спечь? Печку-то растопить сможешь?

Пуще прежнего царская дочка дивится:

– Хлеб? В печку? Да что ты, Ванюшка! Ведь в печке дрова горят, а сунешь туда хлеб – он углем станет. Мне царь-тятенька сказывал – хлеб-то на елках растет.

– На елках? Ну, поглядел бы я, где это такие елки водятся. Эх ты! Ну, а скажи-ка мне, ты у отца-то набалована, есть-пить сладко привыкла? Чай-то как пьешь – в прикуску или в накладку?

Глядит на него царская дочь, головой качает:

– И не в прикуску, Ванюшка, и не в накладку. Я ведь царская дочка, а у нас, у царей, все не как у людей. Вон у меня в потолке крючочек, а с крючочка веревочка висит. Как я захочу сладкого чаю, – привяжут мне к этой веревочке целую сахарную голову. Голова висит над столом, болтается, а я пососу ее, да и пью, пососу, да и пью.