Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

• Название: Бенони (пер. Ганзен)
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза

В романах «Бенони» и «Роза» нашло свое отражение сформировавшееся как раз к этому моменту твердое убеждение автора в необходимости для современного человека вернуться к патриархальным формам жизненных отношений.

Гамсун в дилогии вновь встречается с персонажами своих ранних произведений, с торговцем Фердинандом Маком, уже знакомым читателям по роману «Пан». Он — типичный представитель старых добрых времен, когда в поселках и городках Норвегии крупные торговцы, матадоры, царили безгранично и обладали властью даже большей, чем представители государства.

Гамсун с мягкой иронией, но и с уважением изображает этого умного и циничного человека, но чувствует, что время его уже проходит.

Главный герой первой части дилогии — Бенони Хартвигсен, удачливый и добродушный рыбак, простой человек из народа, не обладающий никакими особыми достоинствами. Ему просто посчастливилось загнать в свой невод огромный косяк сельди, с чего и началось его возвышение. Его успех — дело случая, а в сущности он совершенно бессилен перед Маком, распоряжающимся всем в рыбачьем поселке Сирилунн.

Жизнь в этом романе Гамсуна словно бы застыла на нарисованной им картине идеальных, как ему кажется, старых времен, но именно в этом и заключен смысл «Бенони»: ведь такая народная жизнь и есть альтернатива бессмысленному существованию его прежних героев.

Будур Наталия — «Гамсун. Мистерия жизни»

---

Но, когда мастеровые разошлись, Бенони стало скучно. Онъ пошелъ къ Розѣ и сказалъ — такъ и такъ, молъ, что за житье одинокому; не пора ли перемѣнить судьбу? Но Роза не спѣшила съ этимъ; можно было сыграть свадьбу весною; время терпитъ.

Бенони занялся немножко рыбной ловлей у береговъ, но, когда бухта начала покрываться ледкомъ, стало слишкомъ трудно пробиваться, и ловъ прекратился. Теперь у Бенони не осталось ровнешенько никакого дѣла — только ходить въ церковь по воскресеньямъ. Охъ, выпадали дни, когда онъ готовъ былъ опять бѣгать съ почтовой сумкой. Но теперь почту носилъ одинъ домохозяинъ, пасторскій арендаторъ, обремененный семьей и не пользовавшійся никакимъ почетомъ.

Въ церковь Бенони являлся теперь въ двухъ курткахъ, въ сапогахъ со сборами и лакированными бураками. Онъ не сутулился, но ходилъ выпрямясь, что твой монументъ, и безъ устали могъ распѣвать псалмы.

Бесѣдуя же съ людьми на церковномъ холмѣ, онъ не напускалъ на себя дурацкой спѣси, не прикидывался будто не узнаетъ людей побѣднѣе, но тоже и не напрашивался ни на чью бесѣду. — Мы съ Маккомъ… — говаривалъ онъ.

— Мы съ Маккомъ получили вчера эстафету. Сельдь идетъ съ моря, — сказалъ онъ на этотъ разъ.

Писарь ленемана, прочитавъ народу разныя объявленія и распоряженія начальства, подошелъ къ Бенони поразспросить кое о чемъ. — Какъ насчетъ сельдей? Нѣтъ ли какихъ вѣстей?

Бенони отвѣтилъ:- Мы съ Маккомъ были вчера на пароходѣ, справлялись…

Еще вопросъ, и Бенони изрекъ: — Съ завтрашняго дня принимаюсь помаленьку за сборы.

Простой народъ, столпившись вокругъ, слушалъ, кивая головами. Экій чортъ этотъ Бенони! Получаетъ эстафеты, словно съ неба, даже о селедкахъ! А Бенони потрогивалъ свою густую гриву и улыбался, выставляя на показъ крѣпкіе желтые моржевые клыки. Нѣтъ, добрые люди хватали черезъ край, но кое-какой опытъ есть у него, — при всей его ничтожности.

Писарь ленемана пошелъ съ нимъ вмѣстѣ изъ церкви. Да и чѣмъ они были не ровня? Бенони имѣлъ капиталецъ, но писарь былъ потоньше въ обращеніи и въ рѣчи. Послѣ того, какъ Бенони пересталъ быть понятымъ и правой рукой ленемана, старику пришлось обзавестись писаремъ изъ городскихъ.

Спутники поговорили о домѣ Бенони, о его шикарной верандѣ, о голубятнѣ, о свадьбѣ. Бенони снисходительно подшучивалъ надъ женщинами; поди, разбери этотъ дамскій полъ! Ну, что она нашла въ немъ, простомъ шкиперѣ шкуны? И онъ называлъ Розу своимъ сердечнымъ дружкомъ.

— Могу заключить, — сказалъ писарь ленемана, — что вамъ ужъ не разстаться съ ней ни за какія блага?

— Ни даже за все, что вы здѣсь видите, — отвѣтилъ, Бенони, обводя рукою вокругъ и указывая на свой домъ. — Разстаться съ нею? Ничего такого быть не можетъ; я покорилъ ея сердце.

— А когда вы вотъ такъ гуляете вмѣстѣ, неужто вы разговариваете, какъ мы сейчасъ — о самыхъ простыхъ вещахъ и какъ придется?

— Я разговариваю съ нею точь-въ-точь такъ же просто, и не по-ученому, какъ съ вами, — отвѣтилъ Бенони.

— Чудеса! — сказалъ писарь ленемана.

Но вотъ они добрались до дома Бенони и зашли. Выпили по рюмочкѣ, другой, потомъ закусили, напились кофе, и опять принялись потягивать изъ рюмочекъ. Бенони хотѣлъ угостить на славу этого гостя, этого ровню, котораго онъ, наконецъ, сыскалъ себѣ. И пошли у нихъ тары-бары. Писарь ленемана былъ человѣкъ молодой, ходилъ въ городскомъ платьѣ, въ крахмальномъ воротничкѣ, и про него шла молва, что онъ здорово изучилъ всѣ законы на службѣ у ленемана; съ такимъ человѣкомъ лучше было жить въ ладу.

— Я теперь свѣдущъ во всякихъ дѣлахъ, и у меня всѣ протоколы вотъ тутъ, — говорилъ онъ, показывая себѣ на лобъ, — но съ Розой Барфодъ, или вѣрнѣе, съ фрекенъ Барфодъ я бы, пожалуй, не осмѣлился завести разговоръ.

— Она бы не укусила васъ, — отвѣтилъ Бенони. — Завести разговоръ? Милый человѣкъ, я беру ее на руки и подымаю, какъ перышко; стоитъ только взяться. Но само собой, я долженъ вести себя съ такой дамской особой по-людски и бережно спустить опять на полъ. Не стану я также разговаривать при ней по хамски или вести себя, какъ свинья. Вонъ виситъ кисетъ, который она мнѣ подарила.

Они осмотрѣли кисетъ, вышитый бисеромъ и шелкомъ. Но Бенони только похвастался, что это подарокъ, а на самомъ дѣлѣ купилъ кисетъ въ Бергенѣ, когда ѣздилъ туда на шкунѣ.

Кисетъ имѣлъ успѣхъ, и Бенони разохотился хвастаться.

— Кабы я захотѣлъ показать все, что она мнѣ надарила! — сказалъ онъ. — И воротнички, и носовые платки, и другое прочее изъ одежи — все, расшитое бисеромъ и шелкомъ. У меня полнымъ-полны всѣ ящики и сундуки.

— Чудеса! — сказалъ писарь

А Бенони продолжалъ:- Вы вотъ говорите мнѣ насчетъ учености и прочаго. А что вы скажете про того, кто поученѣе насъ съ вами? Она прямо испугала меня однажды.

— Какъ такъ?

Бенони припомнилъ поразительный случай, но не торопился разсказывать. Онъ налилъ еще по рюмочкѣ; они выпили; Бенони напустилъ на себя торжественный и таинственный видъ.

— Дѣло вышло изъ-за почтовой бутылки. Нашли въ морѣ бутылку съ запиской, и трое людей приплыли изъ крайнихъ шхеръ съ этой бутылкой. Пошли къ учителю; онъ ничего не разобралъ. Пошли къ пастору, и тотъ ничего не разобралъ. Тогда догадались пойти къ Макку… Ну, вамъ извѣстно, много-ли на свѣтѣ такого, чего бы не смекнулъ Маккъ; но тутъ и онъ сталъ въ тупикъ. Я самъ сидѣлъ у него въ горницѣ на диванѣ, когда пришли съ бутылкой, и Маккъ взялся читать. «Что бы это такое значило?» сказалъ онъ; потомъ спросилъ меня. Я ничего не могъ сказать. Маккъ думалъ — думалъ, читалъ — читалъ, и даже руки у него затряслись. Я, признаюсь, началъ-было подумывать — нѣтъ ли въ запискѣ чего такого, что Маккъ хочетъ утаить про себя? Вѣрно, насчетъ сельдей, — думаю себѣ,- насчетъ большого улова. Вы вѣдь сами знаете, Маккъ — башка. Но тутъ я ошибался насчетъ него. Онъ вдругъ поднялъ голову и закричалъ въ потолокъ: Роза! и Роза сошла внизъ.

Молчаніе. Собесѣдники были всецѣло поглощены событіемъ. Потомъ писарь спросилъ:- Она растолковала въ чемъ дѣло? Я ужъ смекаю, — не такъ я простъ! Она разобрала записку?

Бенони помолчалъ, напуская на себя важности.

— Она-то разобрала! — сказалъ онъ, наконецъ, многозначительно.

— Да неужто?

— Для нея это было не мудренѣе какой-нибудь заповѣди, — бездѣлица.

— Чудеса! — сказалъ писарь.

— Прочла ни дать ни взять, какъ на своемъ родномъ языкѣ! Меня даже оторопь взяла. Немногаго не хватало, чтобы я принялъ ее за колдунью или что-нибудь такое съ того свѣта.

— А что же было въ запискѣ?

— Насчетъ моряковъ, которые потерпѣли крушеніе.

Новые пріятели основательно запили жуткое впечатлѣніе, произведенное разсказомъ, и позабыли о почтовой бутылкѣ. Разговоръ перешелъ на неводъ, на шкуну Фунтусъ и поѣздку въ Бергенъ,

— Что касается сельдей, — сказалъ Бенони, — то я лучшаго и не желаю, какъ опять захватить такой косякъ. Дѣло въ томъ, что около невода, набитаго сельдью, сразу вырастаетъ цѣлый городокъ; тутъ и евреи съ часами и золотыхъ дѣлъ мастера; совсѣмъ ярмарка. Я вотъ не могу даже купить золотыхъ колецъ для насъ, пока не будетъ сельдей. Что подѣлаешь съ пустыми руками?

Бенони приберегъ самый главный свой козырь на послѣдокъ — бумагу Макка насчетъ пяти тысячъ, закладную. Онъ ничуть не прочь былъ распространить эту новость и, подъ предлогомъ надобности показать бумагу свѣдующему человѣку, досталъ ее и разложилъ передъ писаремъ.

Долгое молчаніе и внимательное чтеніе.

— Что вы скажете? — спросилъ Бенони. Писарь отвѣтилъ:- Все одно, что золото.

— И я такъ полагалъ. А какъ по-вашему — Сирилундъ со всѣми своими богатствами стоитъ пяти тысячъ далеровъ? — и Бенони сталъ перечислять всѣ богатства; вѣдь онъ теперь являлся какъ-бы совладѣльцемъ. Его такъ и распирало отъ спѣси.

Писарь продолжалъ изучать бумагу и, наконецъ, сказалъ:- Только надо прочесть и засвидѣтельствовать на «тингѣ». Такъ полагается по закону.

VI

Пророчества Бенони насчетъ сельдей не сбылись, и ему негдѣ было купить золотыхъ колецъ. Дѣло складывалось не ладно. Бенони пошелъ въ Сирилундъ и сказалъ Розѣ:

— Какъ ты думаешь — не перемѣнить ли намъ судьбу?

Но она не отвѣтила: ладно, перемѣнимъ; а лицо ея даже выразило явное несогласіе. Тогда онъ спросилъ:- Не сдѣлать ли все-таки оглашеніе?

— Успѣется, — отвѣтила она. — Ты развѣ не поѣдешь зимой на Лофотены?

— Не собирался.

Его этотъ вопросъ задѣлъ немножко. Человѣку съ его достаткомъ рыбачить? Она поняла, что не ладно сказала, и постаралась поправить дѣло:- Я думала, ты поѣдешь отъ Макка на шкунѣ.

— Нѣтъ, Маккъ ничего мнѣ не говорилъ.

— А ты не собираешься самъ поговорить съ нимъ?

Бенони былъ задѣтъ еще сильнѣе. — Я не въ такой нуждѣ.

Она положила свою руку на его, чтобы задобрить. Нѣтъ, что она за человѣкъ! Сидитъ тутъ рядомъ, — ну, что бы ей сказать своимъ сочнымъ красивымъ ртомъ: «давай сейчасъ поженимся»? Кто его разберетъ этотъ дамскій полъ!