Николай Лейкин - Апраксинцы

• Название: Апраксинцы
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Русская классическая проза

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».

Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.

Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.

Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

---

Вотъ какъ обыкновенью устраиваются браки: Лишь только женихъ найдетъ себѣ подходящую невѣсту и сойдется въ приданомъ по росписи, принесенной ему свахой, тотчасъ же проситъ у отца невѣсты назначить день послѣднихъ смотринъ. День назначается и женихъ, въ сопровожденіи родственниковъ является въ домъ будущаго тестя, который и встрѣчаетъ ихъ. Нѣтъ ничего глупѣе этой сцены. Всѣ садятся, начинается разговоръ о погодѣ, о церквахъ и незамѣтно сворачивается на торговлю. Здѣсь женихъ крѣпись: онъ долженъ выказать все свое знаніе дѣла. Вскорѣ является невѣста, робко потупляетъ взоръ, раскланивается и садится; за нею слѣдомъ идутъ мать и сваха. Минутъ съ десять все еще длится разговоръ; наконецъ женихъ встаетъ съ мѣста и шепчетъ отцу невѣсты: «мнѣ нужно съ вами кой о чемъ переговорить». «Пожалуйте, пожалуйте!» отвѣчаетъ тотъ, и они уходятъ въ другую комнату. Здѣсь женихъ объявляетъ, съ какимъ намѣреніемъ онъ пришелъ въ домъ, и спрашиваетъ, все-ли то есть за невѣстой, что означено въ росписи. Тесть согласенъ, ударяетъ по рукѣ будущаго зятя, лобызаетъ его, выводитъ его передъ лицо невѣсты и объявляетъ женихомъ. Всѣ молятся Богу; причемъ мать невѣсты и вся женская родня считаетъ за нужное прослезиться. Является бутылка хересу, присутствующіе пьютъ и поздравляютъ съ начатіемъ дѣла. Жениха тоже принуждаютъ выпить; онъ беретъ рюмку, прикасается къ ней губами и снова ставитъ на подносъ. Великій искусъ для пьющаго человѣка! Но было-бы верхомъ невѣжества, ежели-бы онъ выпилъ всю рюмку: тогда онъ проигралъ-бы во мнѣніи родни по крайней мѣрѣ процентовъ на двадцать пять. Подаютъ чай. Женихъ садится рядомъ съ невѣстой, и здѣсь-то слѣдуетъ преглупѣйшая сцена, едва-ли не глупѣе сцены встрѣчи. Женихъ всѣми силами старается быть любезнымъ, хочетъ сказать что-нибудь дѣльное, но какъ ни осматриваетъ потолокъ и печку въ комнатѣ, ища въ нихъ вдохновенія, все-таки остается нѣмъ какъ рыба; а невѣстѣ самой начать разговоръ неприлично, — сочтется выскочкой; ей еще съ малолѣтства натолковали, что она должна быть скромною и больше молчать. Наконецъ женихъ откашливается и спрашиваетъ:

— Я вамъ нравлюсь?

— Да… отвѣчаетъ невѣста.

— И вы мнѣ тоже нравитесь. Погодите, мы съ вами лихо заживемъ!

Снова слѣдуетъ молчаніе, и будущіе супруги снова начинаютъ созерцать — одинъ потолокъ и печку, а другая свое платье. Присутствующіе выводятъ ихъ изъ замѣшательства и продолжаютъ прерванный разговоръ о торговлѣ.

На другой день отецъ невѣсты выходитъ въ лавку, потираетъ, cтoя на порогѣ, свое брюшко и объявляетъ сосѣдямъ, что выдаетъ дочь замужъ, выражаясь слѣдующимъ образомъ: «А вѣдь мы вчера дочку-то Богу помолились, по рукамъ ударили, пропили!» — «За кого?» — «За Семена Брюхина.» — «Ну, поздравляю! Славный парень!»

И черезъ часъ весь Апраксинъ знаетъ о вчерашнемъ происшествіи. Съ этихъ поръ женихъ начинаетъ ходить къ невѣстѣ каждый день вплоть до самой свадьбы.

Нашъ знакомецъ Степанъ Иванычъ Харламовъ тоже выдаетъ свою дочь замужъ. Женихъ. Николай Михайлычъ Бирюковъ, мужчина лѣтъ двадцати двухъ, но уже покутившій на своемъ вѣку, — женихъ очень выгодный, изъ современныхъ, то, что на Апраксиномъ называютъ мазикомъ, съ галантерейными манерами, носитъ усы и ходитъ во фракѣ, отчего онъ очень нравится невѣстѣ. Отецъ его торгуетъ желѣзомъ и очень богатый человѣкъ. Черезъ недѣлю назначена свадьба, заказаны билеты и нанята у Сорочихи [9] парадная золотая карета четверней и съ двумя лакеями. У Семена Иваныча каждый день вечеринка; женихъ является съ пріятелями и начинаются танцы. У невѣсты гостятъ всѣ ея подруги и помогаютъ дошивать приданое.

Вотъ и сегодня пріѣхалъ женихъ съ пріятелями, привезъ для дѣвицъ конфектъ и сдѣлалъ сюрпризъ — нанялъ тапера. Всѣ безотчетно веселы; смѣхъ, говоръ, старики играютъ въ горку… «Веселая свадьба!» говорятъ гости. Оттанцовали кадриль и молодежь отправилась затянуться, кто въявь, а кому это удовольствіе запрещено, тотъ и тайкомъ. Пріятели уже порядочно заложили за галстукъ, даже и женихъ выпилъ нѣсколько рюмокъ вина и заѣдаетъ кофеинкой и пфеферментами.

— Смотри, не ѣшь этихъ мятныхъ лепешекъ: сейчасъ подумаютъ, что заѣдалъ, — даетъ совѣтъ Миша, пріятель его: — отъ меня тятенька какъ услышитъ, что мятой пахнетъ, такъ и начнетъ коситься, сейчасъ догадается.

— Ничего, отвѣчаетъ женихъ: — въ разговорѣ какъ-нибудь упомяну, что животъ болитъ.

— Когда же мы съ тобой покутимъ въ послѣдній разъ? спрашиваетъ Ѳедя, тоже мазъ; съ кучею брелоковъ на часовой цѣпочкѣ.

— Въ воскресенье, братцы, въ воскресенье, отвѣчаетъ женихъ: — вечеромъ нельзя, здѣсь бытъ надо; а мы съ утра закатимся, часовъ эдакъ съ десяти.

— Браво, и послѣ выспаться успѣемъ! Знаешь, братъ, я больше съ лихачемъ Николашкой мы за что не буду ѣздить. Лихую онъ штуку со мной удралъ. Ѣздилъ я съ нимъ на Петровскій, дѣвочка со мной была; послѣ, знаешь, на обратномъ пути отвезъ ее, да и поѣхалъ домой. Я никогда у нашихъ воротъ не останавливаюсь, всегда на углу, не доѣзжая нашего дома. Вышелъ изъ саней, да и подаю ему пять рублей. Проситъ на чай. Далъ рубль, — мало. Сколько-же, говорю, тебѣ нужно? «Пять рублей, говоритъ, само по себѣ, да красненькую на чай дайте.» Что ты, говорю, съ ума сошелъ? — да и иду отъ него прочь, а онъ меня окликиваетъ: «Василій Родіонычъ! пожалуйте, говоритъ на пять словъ.» Что тебѣ? спрашиваю. «Дайте, говоритъ, на чай, а то безпремѣнно тятенькѣ вашему скажу, что вы со мной ѣздите; да и про дамочку вашу ему разскажу.» Это про Маньку-то. Просто вскипѣлъ я: ахъ ты, говорю подлецъ эдакой, карманна выгрузка! А онъ мнѣ: «не ругайтесь, говоритъ, а дайте красненькую, а то ей-Богу тятенькѣ вашему про все разскажу; я вѣдь его, говоритъ, хорошо знаю.» Бился-бился я, — отдалъ деньги. Что, думаю, ежели вдругъ отцу разскажетъ? Бѣда. Вотъ какая сволочь!

Вся компанія захохотала.

— Послѣ я уже вспомнилъ, что онъ, со мной ѣздимши, все меня выпытывалъ: гдѣ мы торгуемъ, да гдѣ живемъ. Это онъ подвохъ дѣлалъ.

— Ахъ, братцы, какъ-бы мнѣ съ моей Катюшкой развязаться? Ну, ежели что задумаетъ? шепчетъ женихъ, наклонясь къ своимъ пріятелямъ. — Три сотенныя бы далъ, только бы отстала.

— Погоди, обдѣлаемъ, все будетъ на мази.

— Нѣтъ, братъ, табакъ дѣло! отвѣчаетъ женихъ, затягивается папиросой и трясетъ своей завитой головой.

Поздно уѣхалъ женихъ съ пріятелями, и дѣвицы, вытащивъ въ залу нѣсколько перинъ, начали укладываться спать. Что визгу, что шуму, что замѣчаній про кавалеровъ, обдумыванія нарядовъ къ свадебному балу! Долго, долго не могли онѣ уснуть, но проспали за то на другой день часу до перваго.

Прошло воскресенье. Въ одной изъ гостинницъ свершился прощальный кутежъ. Николай Михайлычъ Бирюковъ провожалъ свою холостую жизнь. Много было выпито разнаго вина, и пріятели жениха напились или, по ихъ выраженію, насандалились до положенія ризъ, да и у самого жениха съузились глаза и плохо ворочался языкъ. Кой-какъ съ помощію лакеевъ добрели они до нумеровъ и изъ объятій Бахуса перешли въ объятія Морфея; женихъ тоже послѣдовалъ ихъ примѣру и уснулъ сномъ праведника, но помня, что ему сегодня надо быть у невѣсты, предварительно далъ приказаніе разбудить себя въ шесть часовъ и приготовить побольше зельтерской воды и лимонадъ-газесу. Съ трудомъ растолкалъ номерной лакей жениха и его пріятелей. Многіе взглянули на себя въ зеркало и сами не узнали своихъ физіономій: чужія лица. да и только! Какъ ни умывались они холодной водой, какъ ни отдувались зельтерской водой и лимонадомъ, но все еще были далеко не трезвы. «Опохмѣлиться-бы важно!» замѣтилъ кто-то; но женихъ объявилъ на отрѣзъ, что больше ни синя пороха не будетъ, а кто только одну рюмку выпьетъ, того онъ не возьметъ къ невѣстѣ.

Но это еще не все, читатели, это не послѣдній кутежъ: настоящее безобразіе будетъ впереди.

У апраксинцевъ, да и вообще у купечества средней руки, существуетъ дикій обычай, — за день или дня за два до свадьбы ѣздить огромной компаніей въ баню. Это-бы еще ничего, пускай себѣ моются; но мытье это происходитъ среди страшнаго пьянства и оргіи, да и не у однихъ мужчинъ, а даже у женщинъ. Въ понедѣльникъ вечеромъ къ жениху Бирюкову собрались всѣ его пріятели, отправились въ Туляковы бани, гдѣ и взяли большой парадный номеръ, который нарочно устроенъ для подобныхъ случаевъ. Что тамъ было и каковы были по выходѣ изъ бани пріѣхавшіе омывать свою грѣшную плоть, можно судить по тому, что по пріѣздѣ два мальчика Бирюкова внесли въ баню большую корзину съ разнымъ виномъ, и по выходѣ не вынесли ни одной бутылки; да еще прибавьте къ этому поддаваніе виномъ на раскаленную каменку. Двое пріятелей жениха напились даже до совершеннаго безчувствія. Ихъ пробовали отливать водой, терли имъ уши, но ничего не помогло. Кой-какъ напялили на нихъ рубахи, окутали въ шубы и повезли домой.

Тоже почти было и у женщинъ. Невѣста въ сопровожденіи своихъ подругъ, свахи, замужнихъ родственницъ и женской прислуги, отправилась въ ту-же баню, съ тою только разницею, что днемъ. И здѣсь не обошлось безъ вина: обычай требуетъ, чтобъ въ этотъ день пили вино и поддавали имъ на каменку. На Руси говорятъ, что ежели баба выпьетъ на грошъ, то накричитъ на рубль, и это чистѣйшая правда. Запѣли, закричали, завизжали моющіеся и даже составили кадриль подъ пѣсни, съ акомпаниментомъ ударовъ въ тазы. Ежели, читатель, вамъ когда нибудь случится увидѣть на улицѣ двѣ-три кареты. нагруженныя женщинами и везомыя лошадьми, гривы и сбруя которыхъ украшены цвѣтными лентами, — знайте, это непремѣнно ѣдетъ изъ бани невѣста въ сопровожденіи своихъ безобразницъ-родственницъ. Безстыжіе и цинизмъ этихъ бабъ превосходитъ иногда всякія границы. Онѣ доходятъ до того, что не только-что поютъ на всю улицу пѣсни, но даже, высовываясь изъ оконъ каретъ, задѣваютъ и ругаютъ прохожихъ и не рѣдко бросаютъ въ нихъ вѣниками и порожними бутылками. Въ это время бѣдная невѣста и ея подруги, сгарая эта стыда, укутываются въ платки, стараясь не быть замѣченными прохожими.