Николай Лейкин - На заработках

• Название: На заработках
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Русская классическая проза

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».

Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.

Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.

Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

---

— Неисправны? поинтересовался Спиридонъ.

— Какъ тутъ быть исправнымъ, Спиридонушко, коли эдакая голодуха!

— Вездѣ нонѣ неисправность. И у насъ вотъ тоже въ Ростовскомъ уѣздѣ.

— А вы ростовскіе будете?

— А то какъ-же… Прирожденные огородники, настоящіе капустники. Мы отъ хозяина-то нашего всего восемнадцать верстъ.

— Земляки, стало быть?

— Даже одной волости.

— Такъ и у васъ нонѣ трудно?

— Трудно. Я съ Благовѣщеньева дня по Покровъ за сто десять рублей у него подрядившись. Тридцать пять рублей при отъѣздѣ онъ мнѣ на руки далъ, половину я на паспортъ и на дорогу… а половину семьѣ далъ — тѣмъ и будутъ живы.

— А мы-то съ мужемъ вѣдь семью безъ копѣечки оставили. Мужъ въ сторону, а я въ другую. Вотъ теперь старикамъ посылать надо. Какъ ты думаешь, голубчикъ, не дастъ-ли мнѣ хозяинъ хоть трешницу, чтобы въ деревню послать?

Спиридонъ оставилъ выдергивать кочерыжки, выпрямился во весь ростъ, покачалъ головой и сказалъ:

— Не дастъ. Онъ и своимъ-то землякамъ съ попрекомъ да съ ругательствами… Я такъ вотъ даже и въ сватовствѣ ему прихожусь, а еле-еле далъ.

— Бѣда! — покрутила головой Акулина. — Что только наши старики тамъ въ деревнѣ теперь и дѣлать будутъ! Вѣдь на сѣмяна и то нѣтъ.

— Нониче многіе плачутся, — пробормоталъ Спиридонъ въ утѣшенье.

— У насъ вся деревня, какъ есть, плачется, — откликнулась чернобровая женщина, Екатерина.

— И я тебѣ вотъ еще что скажу… — продолжалъ Спиридонъ. — Онъ еще добръ до васъ, бабы… Хозяинъ-то то есть. Въ другихъ мѣстахъ, какъ подрядилась — сейчасъ на прописку паспорта и на больницу рубль хозяину отдай, а онъ взялся все это справить за заживу. Нѣтъ, ужъ ты лучше и не проси трешницы — не дастъ.

— Впередъ просить хочешь? — поинтересовался Панкратъ, явившійся съ рогожными носилками. — Ни въ жизнь не дастъ. Я даже такъ думаю, что не далъ-бы онъ вамъ сегодня по пятіалтынному за день да не согналъ бы васъ. Куда ему теперь съ бабами? Вишь, какіе холода стоятъ! Какія теперь огородныя работы въ мартѣ! А потеплѣетъ, такъ вѣдь бабы этой самой будетъ хоть прудъ пруди.

— Ой, что ты говоришь, милостивецъ! — испуганно проговорила Акулина — Да куда-же мы тогда пойдемъ?

— А это ужъ дѣло не хозяйское. Куда хочешь, туда и иди. Это твое дѣло.

— Не сгонитъ, коли паспорты взялъ. Вѣдь у насъ на огородѣ парниковъ много. Кто-жъ будетъ около парниковъ-то? — перебилъ Панкрата Спиридонъ. — Ругаться по утрамъ, когда утренникъ на дворѣ, все-таки будетъ, а согнать не сгонитъ.

Работа по выдергиванію кочерыжекъ продолжалась. Часовъ въ десять на огородъ пришелъ хозяинъ, уходившій куда-то, и велѣлъ стаскивать съ парниковыхъ рамъ рогожи и соломенные щиты, такъ какъ ужъ солнце стало на столько пригрѣвать, что застеклянившіяся лужицы оттаяли и бѣлый иней съ до сокъ исчезъ. Мужики и бабы бросились исполнять приказаніе. Хозяинъ и самъ сдергивалъ вмѣстѣ съ ними рогожи съ парниковыхъ рамъ и говорилъ:

— Вѣдь вотъ сейчасъ ни за что, ни про что за четырехъ дуръ отдалъ четыре рубля больничныхъ. На огородѣ еще и конь не валялся, а ужъ четыре рубля подай.

— Заслужимъ, Ардальонъ Сергѣичъ, вѣрь совѣсти, заслужимъ, — бормотали бабы и до того усердствовали въ дѣлѣ сниманія рогожъ, что даже платки ихъ съѣхали съ головъ на шею.

— Толкуй! Пока еще вы заслужите-то, каждая изъ васъ обпить объѣсть хозяина успѣетъ. Хлѣбъ-то нынче сунься-ка — девять гривенъ пудъ.

Солнышко между тѣмъ свѣтило все ласковѣе и ласковѣе и уже начало пригрѣвать рабочимъ спины. Сіялъ ясный, солнечный день.

VI

Ардалъонъ Сергѣевъ хоть и хозяйствовалъ, но былъ не лѣнивый рабочій мужикъ и въ ' горячую пору дѣла всегда самъ работалъ вмѣстѣ со своими рабочими на огородѣ, но сегодня особой работы не предстояло, не было ничего спѣшнаго, а потому, обойдя всѣ парники и заглянувъ подъ рамы, онъ приказалъ мужикамъ и женщинамъ полоть между огурцами сорную траву и разрыхлять землю, а самъ отправился въ избу присмотрѣть за стряпухой.

Стряпуху Арину засталъ онъ чистившею картофель для щей. Печка уже вытопилась и котелокъ воды, заправленной кислой капустой, снятками и крупами, кипѣлъ, клокоча бѣлымъ ключемъ.

— Доходишь-ли до своего дѣла, мастерица? спросилъ онъ ее, входя въ избу и вѣшая картузъ на гвоздь.

— Дохожу. Отчего-же не доходить? отвѣчала нѣсколько застѣнчиво Арина. — Дѣло не мудрое.

Ардальонъ Сергѣевъ сѣлъ на лавку и сталъ набивать табакомъ коротенькую трубку. Арина стояла къ нему спиной и шевелила красными голыми локтями, продолжая чистить картофель. Миткалевый печатный платокъ, съ красной каемкой и съ изображеніемъ русской азбуки, вмѣсто рисунка, посрединѣ — прикрывалъ ея голову. Арина была неладно скроенная, но крѣпко сшитая дѣвушка, какъ говорится, съ широкими плечами и бедрами, со станомъ почти безъ перехвата. Лицо ея съ нѣсколько вздернутымъ носомъ и маленькими глазами было, впрочемъ, симпатично. Арина вступила въ девятнадцатую весну своего существованія. Закуривъ трубку и попыхивая дымкомъ, Ардальонъ Сергѣевичъ сидѣлъ, смотря на широкую спину дѣвушки и наконецъ опять спросилъ:

— Дома-то трафилось-ли стряпушничать?

— Еще-бы не трафиться! отвѣчала Арина, не оборачиваясь.

— Стало быть родители пріучали?

— А то какъ-же? У насъ безъ этого нельзя.

— Оба живы — и отецъ и мать?

— Оба. Они-то меня и снарядили въ Питеръ.

— Мать-то стара?

— Да не такъ чтобъ очень. Зачѣмъ ей старой быть?

— Дѣти малыя у ней есть?

— По третьему году дѣвочка, да по пятому году мальчикъ.

— Ну, это стало быть не стара. Ты старшая что-ли?

— Старшая.

— Что-жъ замужъ не вышла?

— И вышла-бы, да какъ приданое-то справить? На какія деньги? У насъ нонѣ голодуха. Нынѣшній годъ у насъ никто изъ дѣвокъ замужъ не выдетъ.

— Не берутъ стало быть безъ приданаго-то?

— Да вѣдь ты самъ знаешь, самъ деревенскій. Нешто можно безъ хозяйства! Надо вѣдь тоже, кромѣ того, и сватовъ угощать. Да и женихи-то не приведи Богъ какъ бьются. Ни хлѣба, ни сѣна, ни овса. Не токма что всѣ скотину продали, а даже курей — и тѣхъ не осталось. А вѣдь и женихамъ, самъ знаешь, свадьбу тоже даромъ играть нельзя. За все про все плати.

— Да вѣдь въ вашемъ боровическомъ уѣздѣ хлѣбъ-то и никогда хорошо не родится.

— Овесъ родится. У насъ сѣна хороши бываютъ. А лѣтось все пожгло. Остатки стали косить, скосили — дожди пошли. Ну, и погнило.

— Дѣла! вздохнулъ Ардальонъ Сергѣевъ и покрутилъ головой.

Арина, слыша въ тонѣ его рѣчи какъ-бы участіе, обернулась къ нему въ полъ-оборота и сказала: — У насъ въ нашей деревнѣ три бабы надѣли суму да въ кусочки пошли, побираться.

— Что-жъ на заработки не пошли?

— Грудные ребята у нихъ. Съ грудными ребенками. Оставить дома не на кого, а вѣдь съ ребятами-то въ работу не берутъ. Да и паспортовъ не на что взять, до того проѣлись.

— Да вѣдь у васъ въ своемъ мѣстѣ, на рѣкѣ на Мстѣ работа, а тамъ можно и безъ паспортовъ.

— Была, а нонѣ нѣтъ. То-есть, она есть, но самая малость. Вѣдь это на баркахъ. А барки нонѣ все кругомъ идутъ, а не по нашему пути. Да и на баркахъ съ ребятами-то какже работать? А отдать ребятъ некому. Отдать въ чужія руки — даромъ не возьмутъ, а денегъ нѣтъ. Вотъ и пошли Христовымъ именемъ побираться.

— Грѣхи! снова вздохнулъ хозяинъ.

Арина помолчала и прибавила:

— Что только станется! Бѣда. Я такъ разсуждаю, что нынче въ нашихъ мѣстахъ многія бабы побираться пойдутъ. Въ Питеръ-то или въ Москву на заработки выбраться трудно, даже кто ежели и безъ ребятъ. Вѣдь на заработку сюда безъ денегъ тоже не выдешь, даже ежели и ребятъ есть гдѣ оставить. И на паспортъ нужны деньги, да и на дорогу нужно все-таки заложиться, а инымъ и заложиться-то нечѣмъ.

— Правильно, согласился хозяинъ.

— Намъ вотъ кабатчикъ помогъ, чтобы меня справить въ дорогу, продолжала Арина. — Лужокъ мы ему предоставили, чтобы сѣно снять. Вотъ теперь сами будемъ при умаленіи сѣна на осень. Да и какая справка! Только на паспортъ да на полъ-дороги на чугунку хватило. Полъ-дороги шли — пить, ѣсть надо. Бѣда.

— Ну, ты-то за дорогу не больно-то отощала. Вишь, спина-то!.. улыбнулся Ардальонъ Сергѣевъ. — Спина гладкая.

— Я ужъ такая есть.

— Да и щеки нагулявшись. Мурло круглое.

— Позавидовалъ! Скажите на милость!

— Я гладкихъ люблю.

Ардальонъ Сергѣевъ опять улыбнулся, всталъ съ мѣста и шутя треснулъ Арину ладонью по спинѣ. Та взвизгнула и проговорила:

— Ой, чтой-то вы деретесь!

— Это я любя. Это я жиръ пробую.

— Ужъ и жиръ!

— Погоди, на нашихъ хлѣбахъ еще круглѣе огуляешься. У насъ ѣшь въ волю, харчи хорошіе, — сказалъ Ардальонъ Сергѣевъ.

— Денегъ-то ужъ очень мало за работу даете, пробормотала Арина. — Шутка-ли: всего пятіалтынный!

— Такая цѣна, Аришенька, такая цѣна. А цѣны Богъ строитъ. Да и не мало это. Мѣсяцъ проживешь у меня — четыре рубля на руки получишь.