Михаил Шевердин - Перешагни бездну

• Название: Перешагни бездну
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1974

Роман М.Шевердина "Перешагни бездну" разоблачает происки империалистических кругов Европы и Азии, белоэмигрантов, среди которых был эмир бухарский Сеид Алимхан, и иностранных разведок с участием английского разведчика Лоуренса Аравийского по подготовке интервенции против республик Средней Азии в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века.…

---

Ко времени встречи с Люси «анжинир» сделался во многом совсем настоящим бухарцем, чуть ли не мусульманином. Про него говорили, что он даже принял суннну и обладает обширными по­знаниями в шариате и «хидайе». Он появился в Бухаре еще при эмире Музаффаре и завоевал его безграничное доверие тем, что нашел в недрах пустыни несметные богатства. Горный инженер сделался фаворитом и всесильным министром. Золото сыпалось из его рук. Он ослепил и мадемуазель Люси, подарив ей, любимой супруге эмира, тяжелую  золотую  диадему  и  массивные  золотые браслеты. Но это случилось уже после смерти Музаффара и вос­шествия на престол Сеида Мир Алимхана.

А до того превратности судьбы не раз обрушивались на голо­ву «бош анжинира». Во дворце мадемуазель Люси слышала страшные и темные истории о золоте Кызылкумов. «Бош анжигир» никак не соглашался показать найденные месторождения, и старый эмир бросил его в зиндан — клоповник. А когда «анжинира» выпустили, он отправился с целым караваном эмирскпх со­глядатаев в пустыню, и там все погибли от жажды. Сам «анжинир» остался жив. Его нашли на границе песков в Вабкенте. Он жил у одного купца-татарина и что-то писал и рисовал на бумаге какие-то карты. Его привезли в Бухару и снова хотели заключить  зиндан. Но инженер сказал: «Я отослал в Англию все свои, чер­тежи. Если вы меня уморите в яме, все золото возьмут инглизы». Музаффар все же снова бросил инженера в яму. Российский агент узнал об инженере и приказал выпустить его. Тогда инженер сна­рядил караван и снова ушел в пустыню. Тут приехали англичане и предлагали Музаффару много денег за право разрабатывать золо­тые прииски в Кызылкумах. Но инженера не нашли, и англичане уехали. Музаффар вскоре умер. Когда   же на престол взошел Алиммхан, инженер вновь появился в Бухаре.

Мадемуазель Люси отлично помнит его, стройного, загорелого, подтянутого. В безмерной скуке и тоске дворцовых покоев он ка­зался ей светлым видением. Она не помнит, появился ли он после того, как её привезли и бросили на ложе эмира, или он вернулся из пустыни позже. Тогда многие разговоры велись при Люси, и она до мельчайших подробностей знала о кызылкумском золоте, о рудниках, концессиях. Инженер заверил, что никаких бумаг он англичанам не продавал. Они спрятаны в верном месте, и он согласен уступить всё новому эмиру на условиях концессии. Вот тут-то мадемуазель Люси и нашла время, чтобы развеять скуку и тоску. Незаметно она сделалась секретарем и помощником инже­нера. Они частенько засиживались в присутствии эмира до поздней ночи, считая и пересчитывая, расчерчивая, подытоживая. Усилен­ная зевота Алимхана прерывала их и служила сигналом к пре­кращению занятий. Но однажды...

—  Вы не смеете так говорить. Вы не азиат, и мстительность не в вашем характере, — вдруг сказала мадемуазель Люси.— И столь­ко лет прошло. Вы не смеете.

—  Однажды, — посмеиваясь, заговорил Молиар, — гаремной идилии пришёл конец. Правду говорят: женщина опасный зверь с длинными волосами и очаровательным станом. Именно потому, что гарем  полон  подозрительности,  никто,  и  прежде всего сам Алимхан, не мог допустить, что эмир обманут. Невероятно, но так.

—  И понадобилось    вам    ворошить    прошлое, — с    отчаянием воскликнула мадемуазель Люси.

—  Минуточку. Что же  произошло?  Выяснилось, что супруга эмира готовится стать матерью. Тогда  любимец  эмира вдруг вспомнил о простой порядочности. «Нам надо уехать. Дальше тер­петь я не могу. Мы уедем». — «Куда? — спросила «супруга   эми­ра». — «За границу. К тебе во Францию». — «А на что мы будем жить?» — «За золото Кызылкумов мне дадут миллионы». — «Бред. Ты глупенький. Чем плохо нам сейчас. Я царица. Скоро рожу эми­ру наследника». Тогда любимец эмира впал в благородное него­дование: «Подлость делить тебя с кем-то.  Пусть он будет хоть императором. Я тебя увезу силой!» Да, инженер не шутил, и гос­пожа эмирша поняла это. А когда она увидела, что инженер с го­ря чересчур часто прикладывается  к рюмочке  и стал  болтлив... она вспомнила библейскую историю про жену Пантефия и...

—  Нет, нет! Мой бог, нет... Это старухи гаремные ясуманы. Они подсмотрели, донесли...

—  Допустим. И все же, что сделала прелестная периподобная возлюбленная? Она сказала своему царственному супругу: «Твой любимец обманщик. Смотри!  Вот тетрадь, куда  он записал  все сведения о золоте, чтобы увезти её с собой и продать ииглизам!» К счастью, любимец эмира вовремя отряхнул пыль порога дворца и исчез. Эмир послал в дом инженера, и там захватили все бума­ги, целый сундук бумаг. Где они? Ты отлично знаешь. Они в сей­фах банка. Ты сумела переправить их за границу — в Персию. Ма­ло, что ты обокрала меня любовью, ты украла дело моей жизни.

Люси закрыла, лицо руками. Пусть думает, что она плачет. Молиар вскочил и забегал по гостиной.

Мадемуазель Люси с непритворным страхом следила за каж­дым его движением. Её голубые глаза суетливо выглядывали между растопыренными пальцами.

— Что ж. Как говорится в одном стихотворении: она коварна и зла.

—  О! — простонала Люси.

—  Договоримся! — заговорил Молиар и положил на столик ис­писанный лист дорогой венелевой бумаги.

Люси переполошилась.

—  Что это?

—  Доверенность на доступ  к сейфу с документами, вы не заметили — еще доверенность на право совместного распоряжения с госпожой  Бош-хатын, старшей и главной супругой эмира бу­харского, всеми вкладами в швейцарских и французских банках фирмы «Ротшильд фрер».

—  Это насилие.

—  Необходимость! Выслушайте   спокойно. Вчера   доверенный барона  Робера Ротшильда  пытался  заставить Монику  подписать документ такого же характера.

—  Мой бог!

—  Барон Ротшильд полагает, что Моника может сойти за на­следницу.

—  А я?

—  Моника красива. Моника молода. Наконец, Моника и вза­правду    наследница, до тех пор, пока она    считается    дочерью Алимхана.

—  Боже мой! Барон чудовище! Он не посмеет.

—  Почему  же?  Девушка  ему  приглянулась,  очень  пригляну­лась, смею вас заверить. А что стоит мсье Роберу вышвырнуть из замка «Шато Марго» некую Люси д'Арвье и устроить новоселье для некоей  принцессы Моники Алимхан.  О боже правый, принцесса! Это щекочет самолюбие потомка  ростовщика.  И будут на банкете по случаю новоселья    разливать в хрустальные    бокалы Маргариты Наваррской чудесные выдержанные вина из замковых подвалов! А!

—  Но есть же божеские и человеческие  законы! Он не по­смеет.

—  При его миллионах? Золото для него и бог и закон! Итак, вы  подписываете!  Учтите, вы остаетесь компаньоном  Бош-хашн. Ха, две эмирши распоряжаются капиталами эмира. А дочь эмира, принцесса Алимхан, получает права  на свою долю наследства и отбывает на Восток подальше от Женевы и... от господина барона. Мадемуазель Люси д'Арвье ла Гар предоставляется  свобода сделаться или не сделаться госпожой Ротшильд.

Хитроумный план с трудом умещался в головке мадемуазель Люси, и она не торопилась сказать «да». Она поглядывала на кнопку звонка. Она еще не решила, выкинуть ли назойливого, неприятного проходимца, осмелившегося вторгнуться в её мирок и принявшегося ворошить прошлое, или всерьез подумать о его предложении. Но Молиар на то и был Ишикоч — Открой Дверь, чтобы суметь сыграть на главном. Азартный игрок, он пошел с туза, пусть крапленого, но всё же с туза. Он осторожно взял в свою лапищу нежную ручку, тянувшуюся к электрической кноп-ке, и вкрадчиво заворковал:

— Душечка, будь же такой милой и нежной. Вспомни вечера в Арке. Ковры! Благовония! Сумрак! И двое над листами бумаги! И два лица близко-близко. И нежные локоны сплетаются с жест­кими волосами бороды! И... А что если весь мир узнает, что у эми­ра не было и нет дочери Моники?

—  Вы... вы чудовище! — пролепетала мадемуазель.

—  И тогда нет никакой бухарской эмирши Люси. И тогда ни­кому не придёт в голову отстаивать подпись мадемуазель Люси. И тогда скажут все: была шансонетка Люси, переспавшая сколько-то ночей с эмиром. И тогда обойдутся без вашей подпи­си. А?

Мадемуазель Люси еще пыталась сопротивляться:

—   Вам не поверят.

—  А вы забыли фетву верховного мударриса.

— Я показала её эмиру и... и сожгла,

—  А у меня есть копия, и в той фетве сказано, что господина эмира  сподобила  божественная  благодать.  Что ребенок  родился в его отсутствие через тринадцать месяцев после последней бли­зости с супругой по имени Люси-ханум. Наивно, но, с точки зре­ния шариата, законно.

—  Вы чудовище!

—  Несомненно. Итак, ваши подписи!

Перо в ручке мадемуазель Люси дрожало, пока она сумела нацарапать свою подпись, одну, другую.

—  А теперь разрешите! — Молиар забрал обе бумаги и кра­дучись кинулся к выходу.

Через секунду он появился с двумя весьма солидными, обла­ченными в темные сюртуки, весьма представительными женевца­ми, в которых и за сто шагов можно было признать почтеннейших представителей почтеннейшего сословия женевских нотариусов, что подтверждалось их очками в массивных золотых оправах, фунтовыми золотыми цепочками поперек жилетов, массивными перстнями на массивных волосатых пальцах от мизинца до ука­зательного, массивными красной кожи портфелями с золотыми монограммами. Поцеловав мокрыми губами ручку мадемуазель, они тут же за столиком заверили подписи Люси д Арвье ла Гар, госпожи супруги царствующего эмира бухарского Сеида Мир Алимхана и припечатали свое свидетельство столь массивными печатями, что ими можно было бы пользоваться в качестве холод­ного оружия на большой дороге между Женевой и Берном в ноч­ной час. Во всех оформленных документах фигурировал в качест­ве законного и непременного свидетеля и доверенного Молиар Ишикоч, имя которого доставило немало затруднений означенным почтенным господам представителям сословия женевских нота­риусов.