Михаил Баскин - Не люблю опаздывать

• Название: Не люблю опаздывать
• Автор: Михаил Баскин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-08-000447-9

Весёлые рассказы о современных школьниках.

---

Все засмеялись. Но тут в класс и вправду кто-то вошёл.

Мы сразу перепугались и, хотя поняли, что вошла не Галина Георгиевна, с надеждой позвали:

— Галина Георгиевна?

— Я слушаю вас, козлятушки-ребятушки, — ответило то, что вошло, хрипловатым мужским голосом.

Мы замерли. А привидение вдруг вспрыгнуло на стол и весело закричало:

— Притаились! Серый, где ты там? Уснул, что ли?

— Ишь ты, — сказал мне шёпотом Юрик, — серого зовёт, сейчас ещё волчиху приведёт.

— Попались! — сказал я с трудом, потому что у меня как-то странно стянуло щёки.

— Лёва! — опять позвало привидение.

— Ну и компания у них, ещё льва не хватало, — шепнул Юрик.

Я собрался залезть под парту, а привидение сказало очень странную фразу:

— Саня! Пряхин! Кисель! Кончайте придуряться!

Никто не шелохнулся. И тогда привидение спрыгнуло со стола и пошло на нас.

— Чегой-то вы в темноте стали такими маленькими? — сказало привидение.

Оно подошло к нам с Юриком, и я закрыл глаза, хотя и с открытыми глазами ничего не видел. Тут Юрик сказал:

— Лёшка! Не сдадимся!

И когда привидение прикоснулось к нам своей лапой, мы с Юриком одновременно вцепились в неё зубами.

— Ой! — заорало привидение и шарахнулось от нас.

Как раз в этот момент зажёгся свет. Мы увидели испуганную Галину Георгиевну, которая стояла, держа руку на выключателе.

— Почему свет выключили? — спросила она.

— Мы не выключали, он сам погас, — ответили мы.

— Света не было всего три минуты! — сказала Галина Георгиевна.

И тут она увидела привидение.

— Ты что тут делаешь, Семыкин?

— Да я по ошибке не в свой класс зашёл, — сказал десятиклассник Семыкин, — а вот ваши как звери — чуть меня не загрызли!

Сеанс гипноза

Однажды мы с Владиком посмотрели кино про гипноз и внушение. И сразу у нас мысль появилась, что вот этим самым нам и надо заняться. Передачей разных мыслей на различные расстояния.

Во-первых, это не шумная игра, а тихое занятие. И тут ничего из предметов — ни люстру, ни телевизор, ни фарфор — не разобьёшь. И сам не ударишься. И взрослые за это будут только хвалить. И главное, ничего не надо, кроме собственных мыслей. Думай себе да передавай. Быстро и бесшумно. Очень удобно для помощи на контрольной или на экзаменах.

Я мечтал влиять на мысли мамы и учителей. Владик задумывался над передачей мыслей на другие планеты.

А мыслей у нас полно. Просто их не видно.

Я попросил Владика пойти в другую комнату и стал мысленно передавать ему приказы… Чтобы сосредоточиться, я закрывал глаза и начинал представлять Владика. Владика мне нетрудно представить, потому что я знаю его очень хорошо с трёх с половиной лет, то есть очень давно. Я представил его всего и даже оцарапанное кошкой и залитое зелёнкой ухо. Я приказал ему мысленно несложное дело: открыть окно, а потом полить цветы.

Когда я зашёл к Владику, он сидел не у окна, а возле двери и открывал, но не окно, а банку со сгущёнкой, которую мама берегла для дачи.

— Ну что, сходится? — спросил Владик.

— Ничего не сходится, — сказал я, — хотя про сгущёнку я очень часто думаю.

— Вот видишь, Алёшка, — сказал Владик, — наверное, передаётся. Ну-ка, давай теперь я попробую. А ты смотри, как следует принимай импульсы.

Я опять пошёл в другую комнату. Опять сосредоточился и стал ждать. И опять представлял Владика, и как он передаёт свою мысль.

Прошло минут двадцать, но я никакого внутреннего голоса не услышал. Зато я услышал музыку многосерийного детектива. Я пошёл к Владику, а он сидел у телевизора всё с той же банкой сгущёнки, в которой пробил уже несколько дырок — как в душе.

— Ну ты даёшь! — сказал я Владику. — Я там принимаю, принимаю — голова заболела от приёма, — а он сгущёнку поедает.

Владик совершенно не обиделся, но сказал:

— Значит, не передаётся ничего. Потому что я тебе передавал самое простое — дважды два. И ещё подсказывал — четыре, четыре!

— Может, ты не сосредоточился и, когда передавал, думал про посторонние вещи?

— Кто? Я не сосредоточивался? — закричал Владик. — Я так сосредоточился, знаешь… — И он показал руками, как сосредоточился.

Мы попробовали по-другому. Я на кухне стал надевать рубашки разного цвета, а Владик кричал мне — какого. Я взял рубашки папы, они Владику почти незнакомы, в них папа ходит на работу. И один раз Владик угадал: жёлтая. Мы, обрадованные успехом, повторили опыт. Но хотя я надевал всё ту же жёлтую рубашку, Владик стал называть совершенно невероятные цвета. Чёрное с голубым, белое в яблоках и тому подобное.

В общем, ничего у нас не вышло.

— Обидно, — сказал Владик.

— Обидно, — согласился я. — А если бы получилось… если бы ты начал угадывать цвета или я таблицу умножения, с этими простейшими опытами мы бы объездили весь мир! А так опять никому не известные!

— Лёшка! — вдруг сказал Владик. — А может, мы всё неправильно делаем? Мы ведь неопытные, а стали на такие огромные расстояния передавать мысли. Знаешь, давай попробуем без всяких стенок. Прямой гипноз. Чтобы в глаза можно было смотреть. Через глаза легче всего мысль в организм попадает.

— Это точно. Когда на уроке подсказывают, то через глаза легче всего доходит… Давай попробуем сделать меня несгибаемым.

— Это как — смелым, что ли? — спросил Владик.

— Да нет, просто ты меня так загипнотизируешь, что меня можно между двух стульев положить, как бревно или доску, и по мне, как по мосту, можно будет ходить, и я не согнусь. Ну как будто я проглотил аршин, а это жёсткая палка.

Владику эта затея понравилась, но он предложил поставить между стульями таз с водой: чтобы я боялся упасть и так легче воздействовать. Но я был решительно против таза.

— Ладно, попробуем без таза, — сказал Владик, примерясь ко мне, — но с тазом было бы легче.

Владик поставил два стула, зачем-то попрыгал на каждом из них. И я стал укладываться.

Владик смотрел на меня каким-то пожирающим взглядом, надул зачем-то щёки и часто задышал. Я понимал, что всё это очень серьёзно, но, как ни сдерживал себя и как ни сопротивлялся, вдруг захохотал. Но Владик был совершенно серьёзным. Он наклонялся ко мне и как будто вдыхал в меня какую-то неведомую силу, которая должна была сделать моё тело прямым и жёстким.

Но как ни пыжился бедный Владик, как ни старался убедить меня в том, что я уже ничего не вешу, я упрямо и настойчиво сползал со стульев, продержавшись самое большее секунду.

Когда я плюхнулся на пол в третий раз, Владик уже вслух внушил мне:

— Пресс надо тренировать. — И добавил презрительно: — Никакого настоящего живота, сплошное пузо.

После этого он исчез и через несколько минут притащил швабру с хорошим берёзовым черенком, который делал сам мой папа, и длиннющую дюралюминиевую трубку, которая у нас на кухне была вместо карниза для штор. Занавески он успел уже снять.

Владик положил эти палки на спинки стульев и заставил меня лечь на них.

— Сейчас даже и захочешь, никуда ты не денешься. Я тебя догипнотизирую, я своего добьюсь, — сказал Владик с некоторой угрозой.

Я покорно влез на эти жёрдочки. Можно сказать, взгромоздился. Я чувствовал себя виноватым из-за своего нетренированного брюшного пресса. Лежал и помалкивал, поглядывая в потолок, точнее, на люстру, про которую мама всегда говорила восторженно: «Таких красивых сейчас не делают. Это дядя Сеня подарил».

И она начинала вспоминать, в каком году всё это было.

— Ну, всё, — сказал Владик, довольно потирая руки, как какой-то злодей, который собирается меня оперировать. — Сейчас должно получиться.

Мне вдруг показалось, что я стал легче и даже немного воспарил. Это произошло, когда Владик прикоснулся к подмышкам. Я так боюсь щекотки, что попытался взлететь. И в это время Владик решил выдернуть щётку, чтобы убедиться в силе своего гипнотического воздействия.

Но как только он это сделал, я повернулся на карнизе, как на вертеле, успел схватиться за него и вместе с ним упал, но так, что одним концом карниз прошёлся по серванту, а другим разбил плафон той самой люстры. И со всей силой своей тяжести я обрушился на самого Владика, который пытался и мыслями, и глазами, и руками, и даже коленом вернуть меня в исходное для гипнотического сеанса положение.

Когда всё это произошло и завершилось, я, сжимая проклятую трубу, остался лежать на полу.

Я вспомнил, как спокойно уходили из дому мои родители. Как обрадовалась мама, когда узнала, что мы будем тихо и мирно играть в интеллектуальную (как сказал папа) игру. Мама не считала тихой игрой даже шахматы — после того, как мы с Владиком однажды при помощи резинового жгута запускали друг в друга шахматных коней.

Кроме совести, меня кололи осколки стекла от плафона, каких «теперь не делают».