Михаил Шевердин - Санджар Непобедимый

• Название: Санджар Непобедимый
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Государственное издательство УзССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1954

Знаменитый приключенческий роман Михаила Ивановича Шевердина (1899-1984) охватывает первую половину 1920-х годов. Главный герой - бывший пастух, вставший на защиту рабоче-крестьянской власти. В острых приключениях, смертельных схватках с врагами революции закаляется, мужает Санджар и в итоге становиться прекрасным командиром Красной Армии.

---

— Сейчас война, Санджар. А «когда сыплются искры из мечей, есть ли время подбирать искры из глаз возлюбленной»? Не правда ли? Вот если бы вы захватили разведчиков Кудрат–бия! Говорят, они обнаглели и безнаказанно рыскают по дорогам и кишлакам по берегам Катта–Уру–Дарьи.

Санджар вскочил:

— Хорошо же, пусть будет по вашему. Плохо, если вам что–то не нравится. Гостю все должно нравиться. Что вам, товарищ Кошуба, нравится? Вы наш гость.

— Мне нравится враг без головы, — резко сказал Кошуба.

Санджар хрипло воскликнул:

— У нас в Бухаре есть обычай: все, что нравится гостю, принадлежит гостю.

…Спустя час Санджар со своим отрядом покинул Гузар.

Наконец–то можно было лечь отдохнуть… Все разбрелись по саду, выбирая места потенистее, потому что солнце уже изрядно припекало.

Пробуждение от сна было шумное. Десятки голосов наперерыв сообщили, что всех приглашают на ужин к начальнику гарнизона в бывший бекокий дворец.

Во дворце было людно. Собрались все члены гузарского городского совета, почтенные старики из окрестных кишлаков, старшины ремесленных цехов, работники потребительской кооперации, рабочие строительства железной дороги. По краям большого двора, выложенного огромными каменными плитами, были разостланы паласы, ковры, кошмы.

Из разговоров удалось узнать, что комбриг хочет порадовать горожан Гузара только что полученной приятной новостью. Ждали приезда виновника торжества. Саодат шопотом сообщила, что это никто иной, как Санджар.

Спустились сумерки. Зажгли фонари. Заполыхало желтое пламя дымных факелов. Появился во дворе комбриг, командиры, красноармейцы. Почти одновременно с улицы донесся дробный стук копыт, звякание подков, возгласы: Яша! Яша!

Во двор въехали всадники. Даже при неровном, колеблющемся свете факелов бросался в глаза измученный, усталый вид джигитов. Халаты их покрыты пылью, темными пятнами. У некоторых были перевязны бинтами головы.

— Кровь, — прошелестел шопот рядом.

Саодат, молитвенно сжав руки, смотрела на всадников. Нет, она смотрела только на одного из них. Это был Санджар. Санджар–победитель!

Он медленно слез с коня и, бросив поводья, неуклюже расставив ноги, сделал несколько шагов к группе командиров.

Сотни глаз с напряженным сниманием смотрели на богатыря, сотни рук приготовились аплодировать ему.

Санджар вытянулся и замер.

— Здравствуйте, командир добровольческого отряда! — громко сказал комбриг. — Рапортуйте!

Санджар обернулся, посмотрел кругом. Он не видел тонувших в темноте лиц сотен собравшихся. Но он чувствовал на себе их испытующие, нетерпеливые взгляды.

— Вот, товарищ командир, товарищ Кошуба сегодня утром сказал, упрекал меня, что блеск глаз одной девушки…

Стоявшая рядом Саодат сердито пробормотала что–то, и дыхание ее стало быстрым и прерывистым.

— Что блеск глаз одной девушки затмил все… Заставил меня забыть об обязанностях воина. Что долина Катта–Уру–Дарьи стала неспокойной, что змей Кудрат опять осмелился жалить… Да, Кошуба — мой старший начальник — сказал так. Верно ведь?

Кошуба молчал.

— Товарищ Кошуба сказал, что ему не нравятся мои поступки. Я сказал: «Гостю все должно нравиться». Кошуба сказал: «Мне нравятся враги без голов».

И Санджар обвел круг долгим взглядом. В глазах его прыгали бешеные огоньки. Внезапно речь его стала резкой, уверенной; он бросал слова, как камни на плиты двора.

— Пусть не скажет, что узбеки не уважают желаний лучших своих гостей, русских наших любимых руководителей и учителей. Желание гостя священно. Все, чего хочет гость, принадлежит ему. — Санджар обернулся и негромко приказал:

— Дехканбай, Нурали, сюда!

Два здоровенных парня притащили большой полосатый мешок из грубой шерсти и бросили его к ногам Санджара.

— Ну! — сказал богатырь.

Парни схватили мешок за уголки и встряхнули его. Глубокий вздох пронесся по кругу. Многие отшатнулись. Непонятные круглые предметы с глухим стуком запрыгали, как мячи по отполированным каменным плитам двора. Не все разобрали сразу, в чем дело…

К ногам Кошубы подкатились бритые, покрытые спекшейся кровью, круглые головы. На одной из них по необъяснимой случайности сохранилась зеленая в кровавых пятнах тюбетейка.

— Возьмите, вот мой дар…

Глухо звучал теперь хрипловатый голос Санджара. Наступило молчание. Тишина нарушалась лишь треском пламени факелов.

Молчание грозило затянуться. Санджар недоуменно пожал плечами. Он ждал, очевидно, рукоплесканий, приветствий.

Выручил комбриг. Он сказал внушительно:

— Отряд добровольцев товарища Санджара разгромил сегодня у кишлака Люглян банду, которая намеревалась напасть на правительственную экспедицию. Я пригласил товарищей поздравить доблестных джигитов.

Пожимая руку Санджару, комбриг брезгливо заметил вполголоса:

— А это уберите…

IV

Подобие лесенки из развороченных камней вело к старой потрескавшейся очень низкой дверке. Когда она с надсадным треском поддавалась под толчком руки, за ней разверзалась темным провалом сырая яма, из которой в лицо посетителю ударял едкий угар с примесью запаха прогорклого масла, какой–то непередаваемой кислятины. Нужно было постоять немного, освоиться с темнотой, с затхлым воздухом, чтобы разглядеть, Наконец, почерневшее от дыма самоваров помещение с низким потолком, кое–как сложенным из жердей и истрепанных цыновок и поддерживаемым ветхими, грубо обтесанными бревнами. На глиняных возвышениях, покрытых разлезающимися кошмами, были беспорядочно разбросаны посеревшие от грязи одеяла. Пол в промежутках между возвышениями был даже сейчас, в жаркий день, мокрый и скользкий. По–видимому, он никогда не просыхал.

Встречали в этой чайхане не очень приветливо. Из всех углов и темных закоулков на посетителя устремлялись враждебные взгляды, слышались недвусмысленные ругательства. Кто–то скрипуче, надрывно кашлял, то и дело сплевывая…

Из–за самоваров прозвучал осипший голос:

— Чего надо?

Посетитель — немолодой, хорошо одетый горожанин — заметно вздрогнул и, слегка кашлянув, громко произнес:

— Салям алейкум! Как дети, как дом, как скотина почтеннейшего хозяина…

Не отвечая, из–за самовара выбрался скрюченный человек и заковылял на костыле к посетителю. С минуту он внимательно разглядывал его, потом, не удовлетворившись осмотром, еще резче повторил:

— Чего надо?

По–видимому, думая, что он попал не по адресу, гость слегка попятился назад, намереваясь выйти, но тут же спохватился и спросил вполголоса:

— Есть здесь чай?

— Нет, он остался на базаре.

— А где базар?

— В Гузаре.

Странный обмен бессмысленными фразами вполне удовлетворил хозяина грязной берлоги, и он, бросив коротко: «Заходите», заковылял через всю чайхану в дальний угол.

Посетитель шел за ним. По пути он успел заметить, что в чайниках и пиалах, стоявших прямо на паласах и кошмах, был отнюдь не чай, а мусалас, и что, судя по резкому запаху, здесь из чилима, ходившего по рукам, курили не табак, а анашу. Воспаленные лица, блуждающие взгляды, пьяный бранчливый говор, выкрики, непристойная ругань, — все говорило о том, что это не чайхана, а шарабхана — питейный дом.

Такие притоны существовали во многих городах старой Бухары, где официально мусульманская религия запрещала пить вино под страхом суровых кар и даже смерти. Эмират до последних дней своего существования оставался одним из наиболее прочных оплотов исламского благочестия. С особым рвением здесь соблюдались все установления в области поддержания «чистоты нравов». В каждом городе и в каждом квартале имелся свой мухтасиб — блюститель нравственности, который ежедневно в часы молитвы шествовал в сопровождении прислужников, вооруженных длинными палками, по улицам и базарам и следил за тем, чтобы правоверные аккуратно совершали намаз. Если кто–либо по легкомыслию или небрежности забывал свои обязанности перед аллахом, он получал от мухтасиба суровое внушение. Попавшийся же вторично, а это был, чаще всего, приехавший на городской базар невежественный дехканин, подвергался унизительному наказанию — получал десять–двадцать ударов палкой по голым пяткам. Если же мухтасиб со своей свитой натыкался на пьяного или хотя бы подвыпившего горожанина, дело кончалось обычно позорными колодками или клоповником. Нет нужды говорить, что состоятельные люди легко избегали наказания. Достаточно было, как говорили в то время, «сделать беременной руку мухтасиба», то есть попросту дать ему солидную взятку, и он становился слеп и глух и не замечал даже крикливых компаний пьяных «чапанде» — представителей золотой молодежи. Люди же, не имевшие достатка, старались не попадаться на глаза блюстителю нравов и находили прибежище во всякого рода шарабханах, машрабханах, нашанханах, куда мухтасибы не заглядывали, так как содержатели притонов откупались от них регулярной и увесистой мздой. Обычно, помимо виноградного вина–мусаласа и водки, в шарабхане любитель мог найти и наркотики: кукнар — настой из маковых головок, китайский опиум, анашу и прочее. Впрочем, больше всего здесь было бузы — водки из рисовой сечки. Пили ее, как правило, в горячем виде из больших деревянных чашек.