Михаил Шевердин - Санджар Непобедимый

• Название: Санджар Непобедимый
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Государственное издательство УзССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1954

Знаменитый приключенческий роман Михаила Ивановича Шевердина (1899-1984) охватывает первую половину 1920-х годов. Главный герой - бывший пастух, вставший на защиту рабоче-крестьянской власти. В острых приключениях, смертельных схватках с врагами революции закаляется, мужает Санджар и в итоге становиться прекрасным командиром Красной Армии.

---

Дехканбай расставил своих бойцов на повороте широкой дороги так, чтобы она оказалась под прицельным истребительным огнем. По обеим сторонам дорожной насыпи тянулись болота и заброшенные топкие рисовые поля, почти непроезжие для всадников. И когда басмачам, преследуемым бойцами Абдурасуля и дехканами восставшего кишлака, преградили путь кавалеристы Дехканбая, то лишь очень немногим бандитам удалось ускользнуть в тугаи и заросли камыша.

Не мог, конечно, разглядеть со своего кургана Санджар все подробности славной стычки у мельницы. Но и того, что он видел в бинокль, было достаточно.

Радостный крик вырвался из его груди, когда он увидел, что басмачи мечутся под выстрелами, словно муравьи в горящей соломе. Еще несколько минут — и все было кончено.

Отряд отборной гвардии Кудрат–бия был уничтожен. Дорога почернела от трупов.

— А теперь за головой Кудрата!

Санджар бурей ринулся вниз по крутому склону и с ликующим возгласом «Победа, победа!» помчался по твердой, как асфальт, горной дороге к селению Шулюм…

До поздней ночи гумбазские дехкане и бойцы, вырвавшиеся из железного кольца осады, вылавливали мечущихся по тугаям всадников и собирали оружие.

V

Свеча горела медленно. Фитилек, потрескивая, разбрасывал искры, чадил перегоревшим бараньим жиром. Вся комната тонула в сумраке, только около низенького столика колебался круг желтого света, освещая книги в блестящих кожаных переплетах с цветным арабским тиснением. В руках сидевшего на коврике Гияс–ходжи шуршали пергаментные листы рукописи.

Ходжа был в золотой ермолке, в тончайшего полотна белой рубахе, подпоясанной шелковым платком. Изящные туфли с загнутыми носками аккуратно стояли рядом с ковриком, как раз на грани тени. Богослов расположился с удобством, по–домашнему. Кто бы мог сказать, судя по его невозмутимому виду, что он за двое суток проскакал полтораста верст верхом по холмам, пыльным дорогам, что ему пришлось дважды, боясь погони, скрываться в тугаях Сурхана?

Гияс–ходжа читал, или делал вид, что читает. По крайней мере, вот уже много минут страница книги, которую он держал в руках, так и оставалась не перевернутой…

Изредка он отрывался от рукописи и поглядывал вопросительно прямо перед собой. Потом веки его снова опускались, и только зрачки чуть поблескивали сквозь густые черные ресницы.

У стены на груде одеял лежала женщина, прикрытая расшитым покрывалом. По нервно шевелящимся пальцам обнаженной руки, перебиравшим материю, видно было, что она не спит.

Молчание в комнате ничем не нарушалось. Лишь извне, из глубины ночи, доносился беспокойный лай кишлачных собак…

Свеча медленно таяла. Жир оплывал и желтовато–прозрачными сосульками спускался с розетки фигурного подсвечника.

Внезапно запел сверчок. Женщина вздрогнула. Гияс–ходжа бросил быстрый взгляд в ее сторону. Словно обрадовавшись поводу нарушить тягостное молчание, он заговорил, продолжая давно прерванный разговор:

— Есть много способов заставить вас смириться и выполнять ваши обязанности…

И так как женщина не сочла нужным отозваться, Гияс продолжал:

— Если б я был кровожадным тираном, как вы говорите, я бы нашел много путей. Силу, например… Кнут. Он ведь действует даже на грубые тела крестьянок, а не только на такую нежную кожу, как ваша… А знаете, Саодат, — он откинулся и, прислонившись спиной к стене, беззвучно рассмеялся, — знаете, как поступил наш хозяин, вы видели его, не правда ли, добрейший с виду толстяк, да, наш хозяин со своей новой женой… Она, видите ли, сочла ласки мужа в свадебную ночь слишком назойливыми и прямо с брачного ложа на рассвете убежала.

Бутабай поймал ее, бросил в яму и сам, собственноручно, засыпал ее полдня землей. Сначала по пояс, потом по грудь, затем по шею, до рта… да, до рта. Потом она могла дышать только носом. А затем она умирала три дня, эта своенравная локайка… Разве можно перечить мужу, любовь моя!

В бесстрастном голосе Гияса прозвучали нежные нотки.

— Я могу перечислить тысячи наказаний, применяемых к непослушным женам, да еще большевичкам, забывшим закон пророка, из которых смерть прекрасной локайки окажется не самой ужасной. Но нет, я отнюдь не изверг. И зачем? Ведь я муж ваш. И я ничего не сделал, что не соответствовало бы моему положению мужа… моим правам.

— И вы думаете, — глухо прозвучал голос Саодат, — и вы думаете, что я… Нет, вы знаете сами… Я прошу, если вы не зверь, отпустите. Женой вашей я не буду…

— Но вы моя жена по шариату, а по закону женщина не может дать развод мужу. Только муж может развестись с женой. По шариату…

Спохватившись, что он говорит не то, Гияс смолк.

Саодат резко поднялась и села на одеяла.

— Никогда, никогда! — злобно и в то же время жалобно закричала она. — В вас нет и песчинки того, что называется любовью. В вас только одно… только одно. Вы только муж и повелитель, собственник тела, но не души… Никогда, никогда не подчинюсь я воле зверя…

— Зверя? — слово это прозвучало, как рыдание. Гияс вскочил:

— Знаете, Саодат, жена моя, — страстно заговорил он, — пусть я мусульманин, пусть я великий муфтий, пусть законник, но я человек. Да, такой же, как великие наши поэты мусульмане. Да, они были мусульманами, и воспевали любовь, и любили томный вздох девушки, золотые звезды глаз, нежную упругость грудей, аромат кудрей… О, разве Навои не был мусульманин, а Мукими, а…

Протягивая руки, он шагнул вперед. Саодат резким движением закуталась в одеяло, упала ничком на подушки.

Опустив бессильно руки, сгорбившись, стоял над ней Гияс–ходжа. Лицо его подергивалось.

— Я не отпущу тебя, Саодат, — глухо сказал он. — К чему привыкло сердце, того оно не оставит, хотя бы вспыхнул пожар.

— Я убегу…

— Мы найдем тебя…

— Я снова убегу.

— Я убью.

— Убей!

— Смерть страшна, Саодат. Тебя поставят на колени. Грубо оттянут твою прелестную головку назад и тупым ножом будут пилить твою нежную шейку, пока не перережут горло и ты не захлебнешься своей собственной кровью…

Саодат молча плакала. Тогда Гияс сказал:

— Ну!..

— Я уйду!

Закрыв лицо руками, Гияс вернулся к столику и тяжело опустился около него.

После долгого молчания он снова заговорил:

— Саодат, неужели я хуже этого грязного пастуха с запахом овечьего пота?..

Саодат отозвалась возмущенно:

— Как у вас язык повернулся говорить подобное о великом воине!

— Ты любишь его? Он твой возлюбленный?

Что делалось с Гияс–ходжой? Куда девался его бесстрастный тон? Голос его дрожал. Он ждал и страшился ответа.

Саодат украдкой наблюдала за ним из–под полуопущенных век, но ничего нельзя было прочитать в ее лице, кроме равнодушия.

— Ты любишь его?

— Отпусти меня или убей…

— Душа моей жизни! Уедем в горные сады Бадахшана, на берег голубого озера Шива. У меня богатства в руках, — он говорил спеша, захлебываясь, боясь, что она не захочет его слушать, ускользнет от него, хотя отлично знал, что двери и ворота на запоре, что верные псы — его слуги не дадут ей сделать и шага. — Ты будешь в шелку, в золоте, как гурия рая.

Он говорил еще долго. Он сулил, он обещал, он умолял. Он ползал перед ней на коленях. И это было страшнее, чем когда он грозил и злобствовал.

Саодат молчала. Перед глазами, как в полусне, проходили последние дни. Она с горечью вспоминала все, что случилось так нелепо. И остановившую ее на улочке кишлака старушку, такую добрую и несчастную, и посещение домика этой почтенной бабушки. И свою наивную доверчивость, приведшую к тому, что она попала в крытую арбу, где ее поджидал Гияс–ходжа. И долгую дорогу. И все, что было потом… Ее начинало мутить…

— Ваш дружок скачет сюда… Но он вас даже не увидит. Не успеет… Санджар–непобедимый кончит свою жизнь здесь, в грязном кишлачишке. Неплохой конец для влюбленного дурака… До чего доводит любовь, а?

Вопль Саодат испугал Гияс–ходжу.

— Вот теперь я вижу дно твоей души, — проговорил он. — Санджар — твой любовник… Тебя побьют камнями, как неверную жену… Как вероотступницу.

— Нет, нет… — умоляюще протянув руки к Гияс–ходже, молодая женщина твердила: — Я буду вашей женой… хорошей, любящей женой, но не дайте гневу ослепить себя. Не дайте погибнуть великому воину.

— Ты не обманываешь?

В смятении он бросился к двери, затем вернулся. Снова побежал к выходу, но тут же подошел к Саодат, обнял ее за плечи и, стараясь заглянуть ей в глаза, прошептал:

— Ты меня полюбишь…

Дрожь отвращения пронизала тело Саодат.

Руки Гияса разжались. Он встал и, волоча ноги, прошел через комнату. У двери он остановился и медленно проговорил:

— Все… Саодатхон, я даю тебе развод. Развод вместо ножа… Будь счастлива так, как несчастен я. Утром тебя проводят из кишлака.