Оскар Курганов - Сердца и камни

• Название: Сердца и камни
• Автор: Оскар Курганов
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Техническая литература
• Год: 1971

Писатель О. Курганов известен своими военными очерками и документальными повестями — «Коробовы», «Мать», «Три километра», «Американцы в Японии», «Оставшиеся в живых», «Двое под землей».

Новая повесть О. Курганова посвящена первооткрывателям, людям пытливым, ищущим, увлеченным. В основе повествования — история, в которой изобретательность и одержимость таланта вступают в извечную борьбу с равнодушием и ограниченностью. Это история со своими отступниками и героями, поражениями и победами. О. Курганов увлекательно рассказывает о технике, создает самобытные характеры изобретателей.

---

Но Королеву всего этого было мало. Он понимал, что наступит момент, когда об его административных успехах будут сказаны весьма скупые слова или написаны весьма скупые строчки. А когда обратятся к научным трудам, то, может быть, этих слов не найдется. Оставаясь с самим собой наедине, он не мог не понимать, что когда-нибудь его спросят:

— Профессор Королев? А почему — профессор? А что он такое сделал? Ах да, бетон и железобетон. Но ведь ничего серьезного, ничего выдающегося.

А к образу середняка он не привык и мириться с ним не хотел.

Фортуна пройдет мимо него раз, другой, третий, и постепенно его забудут. А больше всего он боялся именно забвения.

По опыту своих друзей, учеников и давнишних помощников, которые теперь уже далеко опередили его, он знал, что нетленным и незыблемым является только научное исследование, пусть не увенчанное великим открытием, пусть не овеянное всемирной славой, но все-таки исследование. Только оно приносит удовлетворение в жизни, только им дорожат люди, связанные с наукой. А он, Королев, причислял себя к этим людям и не мог не считаться с ними.

Вот почему успех Лехта был для Королева одним из тяжких ударов судьбы. Ведь и он, и Долгин много, много лет посвятили мелким пескам, силикатобетону, автоклавному твердению бесцементного строительного камня, совершенствовали шаровую мельницу, просиживали над силикатным кирпичом, добивались создания крупноразмерных силикатных конструкций. Как будто бы на сей раз старуха фортуна уверенно вела их по дороге к прочному успеху, к победе.

И в это время появился Лехт со своим дезинтегратором. Королев был глубоко убежден, что Лехт придумал дезинтегратор только для того, чтобы обойти его, Королева, как бы подчеркнуть, что его исследования не имеют ничего общего с королевскими или долгинскими. Королев не хотел мириться с простейшей мыслью, что Лехт нашел что-то новое, увидел какой-то новый путь, быстро вышел на этот путь. Он искренне верил, что увлечение силикальцитом за границей это своеобразная дань моде. Правда, иногда друзья спрашивали его:

— Ну, хорошо, допустим, что это мода. Но кто станет платить миллионы долларов за моду?

Королев только пожимал плечами и молчал.

— Он ведь фантазер, — Людмила Ивановна вынула из сумки сигареты, закурила, — ему рисуются радужные картины — поездки в Рим, Токио, Вену, встречи, приемы, долгожданная слава. Но я-то убеждена, что все это — мираж. В лучшем случае его обойдет Туров. Ведь верно, Иоханнес Александрович?

— Все может быть, — уклончиво ответил Лехт. Он все еще не мог догадаться о цели этой встречи, не мог понять — чем хочет ему помочь эта маленькая, очаровательная и, как он успел убедиться, умная женщина.

Наступило молчание. Монотонный голос в микрофоне вызывал Харьков, или Красноярск, или Тбилиси. Но о Таллине почему-то забыли. Лехт уже хотел подойти к окошку и напомнить о себе. Но Людмила Ивановна задержала его легким прикосновением руки и тихо сказала:

— Теперь о самом главном — я принесла вам победу.

Людмила Ивановна пристально посмотрела на Лехта, как бы наслаждаясь тем впечатлением, которое произвели на него ее слова.

— Что вы имеете в виду? — не понял Лехт.

— Не торопитесь — сейчас все узнаете, — спокойным тоном продолжала Людмила Ивановна, — только вы должны мне обещать, что воспользуетесь этой победой. Обещаете?

Лехт инстинктивно отодвинулся, весь разговор показался ему несерьезным и ненужным. Что ей нужно, этой женщине? И кто она? Отступница? Мстительница? Или просто искательница приключений? В этот тревожный день, думал Лехт, не надо было встречаться с ней.

— Ну, хорошо, — улыбнулась Людмила Ивановна, — я вижу — вас смущает мой таинственный тон. Да, признаться, я сама его не люблю. Послушайте, Иоханнес Александрович, я не шучу. Позавчера утром — за два дня до сегодняшнего совета — Туров и Королев продиктовали резолюцию — она должна быть утверждена советом и послана сегодня же вечером высокому начальству. Вы сами понимаете, что единодушная точка зрения авторитетного технического совета — это уже не частное мнение Королева или Турова. Речь идет в этих двух документах, в сущности, об одном и том же — силикальцит и дезинтегратор признаются бесперспективными. Я много раз читала и перечитывала документы — как видите, я их уже почти знаю наизусть, — думала, решалась и не решалась. Понимаю, что мое навязчивое поведение может вызвать у вас подозрение — что-то тут не так… Это ваше право, Иоханнес Александрович.

«Не так…» Он не мог прийти в себя и молчал.

— Так, интересно, — произнес Лехт только для того, чтобы что-то сказать. Он вкладывал в эти слова самый неопределенный смысл.

Он и раньше догадывался, что Туров, Долгин, Королев попытаются использовать авторитет технического совета, что, опираясь на этот авторитет, на будто бы беспристрастное, объективное суждение людей науки, постараются найти форму достаточно убедительную, чтобы парализовать любую возможную помощь и поддержку силикальциту. Теперь его опасения оправдались, и он уже по привычке заглядывал вперед, представлял себе последствия такого поворота событий. И уже думал не о Людмиле Ивановне и ее рассказе, а о многих и многих друзьях, сторонниках, помощниках, поверивших в него, разделявших с ним и тяготы и успехи. Что он им скажет? Поймут ли они его? Не сочтут ли человеком с помутившимся разумом, этаким изобретателем «вечного двигателя»?

Лехт уже хотел отказаться от телефонного разговора с женой. Все неопределенно, трудно предвидеть, как развернутся события. Вот все, что он может сообщить Нелли Александровне. Не очень много. Конечно, надо отказаться от разговора с Таллином.

— Понимаю, что огорчила вас, — услышал он голос Людмилы Ивановны, — но есть превосходный выход, Иоханнес Александрович.

— Какой же? — поднимает голову Лехт.

— Выйти на трибуну, теперь, сразу же после перерыва, зачитать эти документы и рассказать, что они сочинены за два дня до совета, до научной дискуссии, до обсуждения. И, поверьте мне, ни у кого не поднимется рука голосовать за них. Даже у самых ничтожных подхалимов… Я же знаю эту среду — десять лет варюсь в ней.

— Так, — согласился Лехт, — кто же это сделает… зачитает?

— Конечно, вы.

— Я? — Лехт даже привстал от неожиданности. — Но у меня же нет этих документов. Где я их возьму?

— Вот они, — просто сказала Людмила Ивановна и положила перед ним конверт с бумагами.

— А как они попали к вам?

— Мне передала их моя подруга. Мы иногда оказываем друг другу такие маленькие услуги, когда речь идет об интересующих нас бумагах. Если, конечно, на них нет грифа «секретно», — поспешила она поправить себя.

— Интересующих вас? А почему эти бумаги вас интересовали? — спросил Лехт.

— Это сложная история, Иоханнес Александрович, вряд ли она должна вас занимать.

— Простите, — сказал Лехт, он понял, что затронул туго натянутую струну.

Вынув из конверта вчетверо сложенные листки, Людмила Ивановна протянула их Лехту.

Он молча развернул их, прочитал, снова сложил, с неумолимой, упрямой жестокостью сказал:

— Нет, Людмила Ивановна, я не воспользуюсь этим. Это не мой путь. Большое спасибо за доверие, Людмила Ивановна.

— Вы все еще сомневаетесь в достоверности этих бумаг?

— Нет, я верю вам. Но повторяю: я не хочу идти таким путем. Если мой камень плох, то никакие бумаги ему не помогут. Никакие, даже самые ловкие и умные.

— Но иногда бумаги оказываются сильнее камня — я в этом не раз убеждалась, — усмехнулась Людмила Ивановна.

— Возможно. Но время все же уничтожает бумаги, а камни… Хорошие камни служат вечно… В конце концов, победа за ними…

— Время? — Людмила Ивановна спрятала в сумку конверт, решительно встала. — Время сохраняет камни, но не щадит сердца. Даже самые хорошие.

— Таллин. Два пять тридцать шесть пять семь. В седьмую кабину, — вызывал голос в репродукторе.

— Простите, — бросил Лехт и пошел через весь, уже наполненный людьми зал ожидания в седьмую кабину.

Глава десятая

«Жены всегда должны ждать», — думала Нелли Александровна, поглядывая на часы. За все эти годы она стала незримой соучастницей всех дискуссий, споров, всей борьбы вокруг силикальцита. Именно — незримой. Все, что происходит с Лехтом вдали от дома, она переживает сама здесь, в этой комнате, примыкающей к кухне и веранде. Господи, сколько в этом доме пережито, передумано, сколько часов, дней пришлось ждать и ждать.

Сперва казалось, что ей не следует вмешиваться во все тонкости технических споров, она даже выходила из комнаты, когда они возникали, эти споры; если же попадала на шумное собрание, где слышала не только сторонников, но и противников силикальцита, то приучала себя с одинаковой сдержанностью относиться и к похвалам и к порицаниям. Но постепенно сфера борьбы как бы увлекла ее, стала смыслом и ее жизни. Вот почему она просила Лехта позвонить из Москвы и теперь с нетерпением ждала. Неужели все так плохо, что он не хочет ее огорчать? И она переходила из комнаты в кухню, не находила себе места.