Айн Рэнд - Романтический манифест

• Название: Романтический манифест
• Автор: Айн Рэнд
• Жанр: Философия

Как писательница, Айн Рэнд знала творческий процесс изнутри, как философ, она считала необходимым его осмыслить. Почему «Анна Каренина» является самым вредным произведением мировой литературы, а Виктор Гюго — величайшим писателем-романтиком? В чем цель искусства и кто его главный враг? Можно ли считать искусство «служанкой» морали и что объединяет его с романтической любовью?

С бескомпромиссной честностью автор отвечает на эти и другие вопросы и прорывается через туманную дымку, традиционно окутывающую предмет искусства.

---

Оговорюсь: первичная задача художника не в том, чтобы что-то сообщить, а в том, чтобы перенести в реальность свое представление о человеке и бытии. Но для этого представление необходимо перевести в объективные термины, тем самым сделав возможной коммуникацию.

В главе 1 я писала о причине, по которой человек нуждается в искусстве, о том, почему, руководствуясь концептуальными знаниями, он должен прибегать к силе, позволяющей вызывать в фокус осознанного непосредственного внимания длинные цепочки и сложные результаты многоступенчатых метафизических построений. Цитирую: «ему нужно всеобъемлющее представление о бытии, чтобы формировать свои ценности, выбирать себе цели, строить планы на будущее, поддерживать цельность и связность собственной жизни». Ощущение жизни дает человеку целостное единство его метафизических абстракций; искусство конкретизирует эти абстракции, позволяя воспринять — пережить — их непосредственную реальность.

Функция психологической интеграции в том, чтобы сделать определенные связи автоматическими. Такая связь действует как элементарная единица и не требует мыслительного процесса при каждом обращении к ней. (Все обучение состоит в автоматизации знаний, которая нужна, чтобы освободить мозг для получения следующих знаний.) В сознании человека присутствует множество специфических «переплетающихся» цепочек абстракций (взаимосвязанных понятий). Когнитивные абстракции образуют фундаментальную цепь, от которой зависят все остальные. Такие цепи — мысленные объединения, служащие для специфических целей и, соответственно, сформированные по своим специфическим критериям.

Когнитивные абстракции формируются по критерию существенности (эпистемологически существенно то, что позволяет отличить некий класс экзистенциальных объектов от всех прочих классов). Нормативные абстракции формируются по критерию добра (что хорошо?), эстетические — по критерию значимости (что важно?).

Художник не имитирует реальность, а стилизует ее. Он выбирает аспекты бытия, которые считает метафизически значимыми, и, выделяя и подчеркивая именно эти аспекты и опуская все случайное и несущественное, представляет свой особенный взгляд на мир. Участвующие в этом процессе понятия не оторваны от фактов действительности, а интегрируют факты с их метафизической оценкой, которая принадлежит художнику. Выбор — это и есть оценка: все, что включается в произведение искусства, — и тема, и сюжет, и каждый мазок кисти или эпитет — приобретает метафизическую значимость уже в силу того, что оно включено, что оно достаточно важно для включения.

Художник, представляющий человека в богоподобной статуе (как это делали, например, древнегреческие скульпторы), знает, что люди подвержены увечьям, болезням, что они могут быть беспомощными, но рассматривает такие ситуации как случайные и не имеющие значения с точки зрения главной сути человеческой природы. И скульптура воплощает силу, красоту, ум, уверенность в себе как истинное и естественное состояние человека.

Когда же художник изображает человека чудищем с искаженными пропорциями (как средневековые скульпторы), он вполне понимает, что среди людей бывают здоровые, счастливые, уверенные, но эти качества он считает несущественными или иллюзорными, не свойственными человеческой природе. И возникает статуя человека, истерзанного страданием, которая воплощает его истинное и естественное, в представлении скульптора, состояние — боль, уродство и страх.

Рассмотрим теперь картину, описанную в начале главы. Лихорадка на губах прекрасной женщины, не заслуживающая внимания в реальной жизни, приобретает чудовищное метафизическое значение, удостоившись изображения на портрете. Она во всеуслышание заявляет, что красота женщины иллюзорна, а попытка достигнуть внешнего совершенства (блестящее вечернее платье) тщетна — один крошечный дефект способен в любой момент все испортить, уничтожить и свести на нет какие угодно старания. Этот дефект — насмешка самой реальности над человеком, чьи ценности и усилия обращаются в ничто перед лицом не только грозного катаклизма, но и ничтожного физического недостатка.

Довод, характерный для приверженцев натуральной школы, — что у красавицы и в самом деле могла быть лихорадка на губах, — с эстетической точки зрения неправомерен. Искусство занимается не самими реальными случаями или происшествиями, а их метафизической значимостью для человека.

Свидетельство метафизической сущности искусства — популярное представление о том, что читатель «отождествляет себя» с каким-то персонажем (или персонажами) литературного произведения. Слово «отождествляет» обозначает здесь абстрагирование: предполагается, что человек замечает у себя и у персонажа некоторую общую черту, извлекает из проблем персонажа абстракцию и применяет эту абстракцию к собственным жизненным обстоятельствам. Неосознанно, не на основе знакомства с эстетической теорией, а чувствуя метафизическую сущность искусства, люди обычно именно таким образом реагируют на произведения художественной литературы и других искусств.

Это наблюдение хорошо иллюстрирует один из существенных аспектов различия между документальной и художественной прозой. Документальное повествование конкретно, из него можно вывести абстракцию, а можно и не вывести, и эта абстракция с равным успехом способна оказаться применимой или неприменимой к собственным обстоятельствам читателя. Художественное повествование — это абстракция, претендующая на универсальность, то есть применимость к жизни люб ого человека, и читателя в том числе. Поэтому газетная новость, пусть она взята из жизни, может нас не тронуть и оставить равнодушными, а при прочтении рассказа, сочиненного писателем, мы испытываем глубокие личные эмоции, хотя описанные люди и события вымышлены. Эти эмоции положительны, когда абстракция применима к нам самим, и резко отрицательны, когда мы видим, что она неприменима и враждебна.

То, что нужно человеку от искусства, — не журналистская информация, не научные знания и не моральное поучение (хотя все это может присутствовать в произведении как второстепенный элемент), а удовлетворение более важной потребности. Искусство подтверждает мировоззрение человека — не тем, что разрешает какие-то его когнитивные сомнения, а тем, что создает для него возможность созерцать собственные абстракции вне своего сознания, в форме конкретных объектов.

Поскольку человек живет, преобразуя для своих нужд окружающий физический мир, поскольку его задача — сначала определить, а затем создать свои ценности, обладателю рационального ума необходимо конкретизированное представление этих ценностей, образ, по подобию которого он станет преобразовывать мир и себя. Искусство дает ему этот образ, так что он может непосредственно, полностью и конкретно увидеть реальность, в которой его отдаленные цели достигнуты.

Так как устремления рационального ума безграничны, процесс поиска и обретения ценностей длится всю жизнь, и чем выше ценности, тем тяжелее борьба, человеку нужно иногда — на час или на какое-то время — ощутить, что он выполнил задачу, что живет в мире, где его ценности уже обретены. Это как момент отдыха, возможность запастись топливом, чтобы двигаться дальше. Искусство дает нам такое топливо: удовольствие от созерцания объективированной реальности нашего ощущения жизни — это удовольствие чувствовать, каково было бы жить в идеальном с нашей точки зрения мире.

«Получаемый нами опыт важен не тем, что мы из него что-то узнаем, а тем, что он есть. Энергия — не теоретический принцип и не дидактическое поучение, она — животворный факт, переживание момента метафизической радости — момента любви к бытию» (см. главу 11).

Тот же принцип действует и для людей с иррациональным мышлением, но по-иному, в соответствии с отличиями во взглядах и восприятии. Такому человеку конкретизированное представление его испу г анно-пассивного ощущения жизни дает не топливо и не вдохновение для движения вперед, а позволение оставаться на месте: ведь ценности недостижимы, борьба напрасна, предначертанная судьба рода людского — это страх, вина, боль, поражение, и он ничего не может с этим поделать.

На более низком уровне иррационализма злокачественное ощущение жизни конкретизируется в образах торжествующего зла, ненависти к бытию, мщения, обрушивающегося на лучших из живущих, крушения и гибели всех человеческих ценностей. Такое искусство позволяет соответствующим образом настроенному человеку на мгновение вообразить, что он прав — что зло в метафизическом смысле обладает силой.