Теодор Моммзен - Моммзен Т. История Рима.

• Название: Моммзен Т. История Рима.
• Автор: Теодор Моммзен
• Жанр: История

Теодор Моммзен. История Рима. — СПб.; «НАУКА», «ЮВЕНТА», 1997.

Воспроизведение перевода «Римской истории» (1939—1949 гг.) под научной редакцией С. И. Ковалева и Н. А. Машкина.

Ответственный редактор А. Б. Егоров. Редактор издательства Н. А. Никитина.

---

Однако хотя Персей и вступил в борьбу почти без всяких союзников, он был не из таких противников, которыми можно пренебрегать. В его армии было 43 тысячи человек, в том числе 21 тысяча фалангитов и 4 тысячи македонских и фракийских всадников, остальные войска состояли большей частью из наемников. В состав римских военных сил в Греции входило от 30 до 40 тысяч италийских войск и более 10 тысяч вспомогательных войск нумидийских, лигурийских, греческих, критских и в особенности пергамских. К этому следует прибавить флот, в котором было только 40 палубных судов, так как у неприятеля вовсе не было флота (Персей, которому договор с Римом воспрещал строить военные корабли, только что приступил к сооружению верфи в Фессалониках), но на этих судах было до 10 тысяч десантных войск, так как они предназначались главным образом для содействия при осаде крепостей. Флотом командовал Гай Лукреций, а сухопутной армией консул Публий Лициний Красс. Этот последний оставил сильный отряд в Иллирии, для того чтобы беспокоить Македонию с западной стороны, а сам направился с главной армией обычным путем из Аполлонии в Фессалию. Персей вовсе не пытался препятствовать этому трудному переходу; он ограничился вступлением в Перребию и занятием ближайших крепостей. Он ожидал неприятеля подле горы Оссы, а первое сражение между конницей и легкими войсками двух противников произошло недалеко от Лариссы. Римляне потерпели решительное поражение. Котис во главе фракийской конницы опрокинул и рассеял италийскую, а Персей во главе македонской — греческую; у римлян было убито 2 тысячи пехотинцев и 2 тысячи всадников и было взято в плен 600 всадников; они должны были считать за особое для себя счастье, что могли без всяких препятствий перейти обратно за Пеней. Персей воспользовался этой победой, для того чтобы просить мира на тех же условиях, на каких были заключен мир с Филиппом; он даже изъявил готовность уплатить такую же сумму денег, какую уплатил Филипп. Римляне отвергли это предложение; они никогда не заключали мирных договоров после понесенного поражения, а в настоящем случае заключение мира безусловно имело бы последствием утрату Греции. Однако плохой римский полководец не знал, как вести наступательную войну; он бродил взад и вперед по Фессалии без сколько-нибудь значительных результатов. Персей мог бы перейти в наступление; он видел, что римляне в руках плохого вождя и что они не знают, на что решиться; быстро, как молния, пронеслась по Греции весть, что греческая армия одержала в первом сражении блистательную победу, а вторая победа могла вызвать общее восстание греческих патриотов и начало партизанской войны, последствия которой были бы неисчислимы. Однако Персей был хорошим солдатом, но не таким хорошим полководцем, каким был его отец; он приготовился к оборонительной войне и, когда дела приняли новый оборот, совершенно растерялся. Незначительной победой, которая была одержана римлянами во время кавалерийской схватки подле Фаланны, он воспользовался как предлогом, для того чтобы возвратиться, как это свойственно ограниченным и упрямым людям, к своему первоначальному плану военных действий и очистить Фессалию. Это, конечно, было то же, что отказаться от всяких надежд на восстание эллинов, а чего мог бы достигнуть Персей, если бы действовал иначе, видно из перехода эпиротов на сторону их прежних противников. С тех пор ни та, ни другая сторона не предпринимали ничего серьезного; Персей осилил царя Генфия и наказал дарданов, а Котис, по его приказанию, выбил из Фракии преданных Риму фракийцев и пергамские войска. С другой стороны, западная римская армия завладела несколькими иллирийскими городами, а консул постарался выгнать из Фессалии македонские гарнизоны и оградить себя от беспокойных этолийцев и акарнанцев занятием Амбракии. Всего тяжелее обрушилось геройское мужество римлян на несчастные беотийские города, державшие сторону Персея; римский адмирал Гай Лукреций продал в рабство и жителей Фисбы, которые сдались ему без сопротивления, лишь только он появился перед городом, и жителей Галиарта, который запер перед ним свои ворота и был взят штурмом. Точно так же поступил с жителями Коронеи консул Красс, несмотря на то, что этот город сдался на капитуляцию. Никогда еще в римской армии не было такой плохой дисциплины, как при этих начальниках. Они до такой степени распустили армию, что даже в следующую кампанию 584 г. [170 г.], новый консул Авл Гостилий не мог помышлять ни о каком серьезном предприятии; к тому же новый адмирал Луций Гортензий оказался таким же неспособным и недобросовестным человеком, каким был его предшественник. Флот без всяких результатов подходил то к одному, то к другому из городов, расположенных на фракийском побережье. Западная армия, находившаяся под начальством Аппия Клавдия, для которого главной квартирой служил Лихнид на дассаретской территории, терпела одну неудачу вслед за другой; экспедиция, предпринятая оттуда внутрь Македонии, совершенно не удалась, а в начале зимы, когда глубокий снег сделал непроходимыми горные ущелья на южной границе Македонии и вследствие того оказались ненужными стоявшие там войска, царь напал с этими войсками на Аппия, отнял у него много городов, захватил много пленников и завязал сношения с царем Генфием; он даже смог сделать попытку вторжения в Этолию, благодаря тому что Аппий потерпел поражение от гарнизона в какой-то крепости, которую он безуспешно осаждал в Эпире. Главная римская армия несколько раз пыталась проникнуть в Македонию сначала через Камбунийские горы, а потом через ущелья Фессалии, но это наступление велось слабо и было отражено Персеем. Консул был главным образом занят реорганизацией армии, которая, конечно, была чрезвычайно необходима, но для которой нужен был более строгий начальник и более знаменитый полководец. Отставки и отпуска продавались за деньги, поэтому отряды никогда не были в полном составе, войско размещалось на лето по квартирам, офицеры крали крупными кушами, а солдаты — по мелочам; к дружественным народам римляне относились с оскорбительным недоверием; так, например, они свалили вину постыдного поражения при Лариссе на мнимую измену этолийской конницы и совершили неслыханную несправедливость, отправив офицеров этой конницы в Рим для предания их уголовному суду, а своей необоснованной подозрительностью побудили живших в Эпире молоттов отложиться от Рима; союзные города облагались военными контрибуциями, как будто они были завоеваны, а когда местные жители обращались с жалобами к римскому сенату, их предавали казни или продавали в рабство — так было поступлено с Абдерой и Халкидой. Сенат обратил на это серьезное внимание 213 : он приказал освободить несчастных граждан Коронеи и Абдеры и запретил римским должностным лицам облагать союзников повинностями без разрешения сената. Гай Лукреций был единогласно осужден гражданством. Однако это не могло изменить результатов этих двух кампаний, которые были в военном отношении ничтожны, а в политическом позорны для римлян, обязанных своими необычайными успехами на Востоке в немалой степени безукоризненному в нравственном отношении поведению, представлявшему резкий контраст со скандальным поведением эллинов. Если бы на месте Персея был Филипп, то эта война, вероятно, началась бы уничтожением римской армии и отпадением большинства эллинов; но Рим был счастлив, что его ошибки всегда оказывались ничтожными в сравнении с ошибками его противников. Персей ограничился тем, что укрепился в Македонии, представлявшей с южной и с западной стороны настоящую горную крепость, как в осажденном городе.

И третьему главнокомандующему, отправленному в 585 г. [169 г.] из Рима в Македонию, — тому самому Квинту Марцию Филиппу, который, как было ранее замечено, так честно воспользовался гостеприимством царя, — была не по силам вовсе нелегкая задача, за которую от брался. Он был честолюбив и предприимчив, но был плохим военачальником. Чтобы перебраться через Олимп Лапафским ущельем к западу от Темпеи, он оставил отряд против занимавшего теснины неприятеля, а сам с главной армией проложил себе дорогу через непроходимые стремнины в Гераклею; но это дерзкое предприятие нисколько не оправдывается тем, что оно удалось. Не только горсть смелых людей могла бы загородить ему дорогу, причем отступление было бы для него немыслимо, но и после перехода через горы он имел перед собой главную македонскую армию; у него в тылу находились сильно укрепленные горные крепости Темпея и Лапаф, он был тесно прижат к узкому морскому берегу, был лишен подвоза припасов и не мог продовольствовать свою армию фуражировками; он находился в таком же безвыходном положении, когда в бытность первый раз консулом был окружен неприятелем в лигурийских теснинах, с тех пор называвшихся его именем. Но тогда его спасла счастливая случайность, а теперь — неспособность Персея. Царь, по-видимому, проникся убеждением, что единственное средство обороняться от римлян — запереть им горные проходы; поэтому, когда он увидел римлян по сю сторону гор, он счел свое дело проигранным, поспешно отступил к Пидне, приказал сжечь свои корабли и потопить свои сокровища. Но даже это добровольное отступление македонской армии не вывело консула из его трудного положения. Хотя он стал беспрепятственно подвигаться вперед, но после четырехдневного перехода был принужден вернуться вследствие недостатка съестных припасов, а так как царь одумался и поспешил возвратиться назад, чтобы снова занять покинутую им позицию, то римская армия оказалась бы в крайне опасном положении, если бы не сдалась на капитуляцию неприступная Темпея, в которой неприятель нашел обильные запасы продовольствия. Благодаря взятию Темпеи было обеспечено сообщение римской армии с югом; но Персей сильно укрепился на своей прежней, удачно выбранной позиции на берегах маленькой речки Эльпий и загородил римлянам путь для дальнейшего наступления, поэтому римская армия простояла остальную часть лета и всю зиму запертой в крайнем уголке Фессалии; если переход через теснины был во всяком случае успехом и первым важным успехом, достигнутым в этой войне, то римляне были им обязаны не искусству своего главнокомандующего, а бестолковости неприятельского вождя. Римский флот тщетно попытался завладеть Деметриадой и вообще не достиг никаких результатов. Легкие корабли Персея смело плавали между Цикладами, защищали направлявшиеся в Македонию суда с хлебом и нападали на неприятельские транспорты. У западной армии дела шли еще хуже: Аппий Клавдий не мог ничего предпринять со своим слабым отрядом, а вспомогательные войска, которых он требовал из Ахайи, не были ему доставлены, потому что консул задержал их из зависти. К тому же Генфий соблазнился обещанием Персея заплатить ему большую сумму денег за разрыв союза с Римом и приказал заключить римских послов в тюрьму; однако бережливый царь нашел излишним уплачивать обещанные деньги, ввиду того что Генфий и без того был вынужден отказаться от своего прежнего двусмысленного положения и решительно перейти на сторону врагов Рима. Таким образом, кроме большой войны, уже длившейся три года, римлянам пришлось вести и малую. Персей мог бы создать для римлян и еще более опасных врагов, если бы был в состоянии расстаться со своим золотом. В самой Македонии отряд кельтов, находившийся под начальством Клондика и состоявший из 10 тысяч всадников и стольких же пехотинцев, предложил поступить к Персею на службу, но дело не состоялось, потому что нельзя было достигнуть соглашения относительно размера жалованья. И в Элладе умы были в таком сильном брожении, что там нетрудно было бы начать партизанскую войну, если бы за это взялись с некоторым уменьем и не жалели денег; но так как Персей не хотел платить, а греки ничего не делали даром, то спокойствие страны не было нарушено.