Теодор Моммзен - Моммзен Т. История Рима.

• Название: Моммзен Т. История Рима.
• Автор: Теодор Моммзен
• Жанр: История

Теодор Моммзен. История Рима. — СПб.; «НАУКА», «ЮВЕНТА», 1997.

Воспроизведение перевода «Римской истории» (1939—1949 гг.) под научной редакцией С. И. Ковалева и Н. А. Машкина.

Ответственный редактор А. Б. Егоров. Редактор издательства Н. А. Никитина.

---

Весной 671 г. [83 г.] Сулла со своими легионами высадился в Брундизии. Получив это известие, сенат немедленно объявил отечество в опасности и предоставил консулам неограниченные полномочия. Однако эти бездарные правители не приняли заранее мер, и предвиденная уже в течение нескольких лет высадка Суллы застала их врасплох. Армия находилась еще в Аримине, портовые города не были заняты войсками и, — что совсем невероятно, — на всем юго-восточном побережье не было ни одного солдата.

Последствия сказались очень скоро. Брундизий, крупный город, жители которого получили права граждан, без сопротивления открыл свои ворота полководцу олигархий, его примеру последовали вся Мессапия и Апулия. Армия Суллы проходила по этим областям, как по дружественной стране, и, помня о данной клятве, соблюдала самую строгую дисциплину. Со всех сторон стекались в лагерь Суллы рассеянные остатки партий оптиматов. Квинт Метелл прибыл из горных ущелий Лигурии, куда он спасся из Африки. Он снова в качестве коллеги Суллы принял звание проконсула, возложенное на него в 667 г. [87 г.] и отнятое революцией. Из Африки прибыл также с небольшим вооруженным отрядом Марк Красс. Правда, большинство оптиматов являлось в качестве знатных эмигрантов с большими претензиями, но без охоты к борьбе. Им пришлось выслушивать от Суллы резкие слова о знатных господах, которые ожидают своего спасения для блага государства, но сами не хотят даже вооружить своих рабов. Но, что важнее, стали являться уже перебежчики из демократического лагеря, например, образованный и уважаемый Луций Филипп, единственный консуляр, если не считать несколько явных бездарностей, связавшийся с революционным правительством и принимавший от него разные должности. Он нашел у Суллы самый любезный прием и получил почетное и легкое поручение занять для Суллы провинцию Сардинию. Такой же прием встретили Квинт Лукреций Офелла и другие дельные офицеры. Они немедленно получили назначения. Даже Публий Цетег, один из тех сенаторов, которых после мятежа Сульпиция Сулла объявил вне закона, был помилован и получил должность в армии. Еще важнее отдельных перебежчиков был переход на сторону Суллы области Пицена, происшедший в значительной мере благодаря стараниям сына Страбона, молодого Гнея Помпея.

Помпей, как и его отец, не был по убеждениям с самого начала сторонником олигархии. Он признал революционное правительство и даже поступил на службу в армию Цинны. Однако ему не прощали того, что его отец боролся против революции, к нему относились враждебно, и ему угрожала потеря его очень значительного состояния, так как от него потребовали судом возврата военной добычи, присвоенной или якобы присвоенной его отцом при взятии Аскула. Его спасло от разорения не столько красноречие консуляра Луция Филиппа и молодого Луция Гортензия, сколько протекция лично расположенного к нему консула Карбона; но горький осадок остался. Узнав о высадке Суллы, Помпей отправился в Пицен, где у него были обширные поместья и большие муниципальные связи, унаследованные от отца и приобретенные во время союзнической войны. В Ауксиме (Озимо) Помпей водрузил знамя партии оптиматов. Область, население которой большей частью имело права старых граждан, стала на его сторону. Молодые солдаты, большинство которых служили вместе с ним под начальством его отца, охотно поступали на службу к смелому вождю, который, несмотря на то, что ему еще не исполнилось 23 лет, был хорошим солдатом и полководцем, в кавалерийских стычках всегда был впереди всех и смело врубался в неприятельские ряды. Отряд пиценских добровольцев в скором времени разросся до трех легионов. Для подавления восстания в Пицен были посланы из столицы войска под начальством Клелия, Гая Каррины, Луция Юния Брута Дамазиппа 87 .

Молодой полководец умело воспользовался разногласиями, возникшими среди этих вождей. Он уклонялся от боя с ними или разбивал их поодиночке; ему удалось восстановить связь с главнокомандующим Суллой, кажется, в Апулии. Сулла приветствовал его как императора, т. е. как командующего самостоятельно и не под его начальством, а рядом с ним стоящего офицера. Он осыпал этого юношу такими почестями, каких не оказывал ни одному из своих знатных клиентов. По всей вероятности, это должно было быть также косвенным упреком по адресу бесхарактерных оптиматов.

Получив, таким образом, немаловажную моральную и материальную поддержку, Сулла вместе с Метеллом двинулся из Апулии в Кампанию через самнитскую территорию, где все еще продолжалось восстание. Туда же направились главные силы неприятеля, и казалось, там произойдет решающее столкновение. Армия консула Гая Норбана стояла уже у Капуи, где только что со всей демократической пышностью была основана новая колония. По Аппиевой дороге подходила также вторая консульская армия.

Однако еще до прибытия второй консульской армии Сулла уже стоял против армии Норбана. Сулла еще раз сделал попытку вступить в переговоры, но она привела лишь к тому, что его послам было нанесено оскорбление действием. Тогда его испытанные в боях войска с новым ожесточением бросились на неприятеля. В первом же могучем натиске с высот Тифаты они рассеяли стоявшую на равнине неприятельскую армию. С остатками своих войск Норбан устремился в революционную колонию Капую и в город новых граждан Неаполь, где был окружен Суллой. Войска Суллы, которым до сих пор внушало тревогу численное превосходство неприятеля, теперь, после этой победы, убедились в своем военном превосходстве. Не тратя времени на осаду остатков разбитой армии, Сулла приказал оцепить упомянутые города, а сам двинулся по Аппиевой дороге, по направлению к Теану, где стоял Сципион. Сулла и ему предложил перед битвой мир, и, кажется, вполне серьезно. Сципион по своей бесхарактерности пошел на это и заключил с Суллой перемирие.

Между Калесом и Теаном состоялась личная встреча обоих полководцев, оба были одинаково знатного происхождения, одинаково образованные и благовоспитанные и в течение многих лет товарищи по заседаниям в сенате. Началось обсуждение отдельных вопросов, и переговоры настолько подвинулись вперед, что Сципион отправил гонца в Капую запросить мнение своего коллеги. Между тем вмешались солдаты обоих лагерей; солдаты Суллы, которых он щедро снабжал деньгами, без большого труда уговорили за кружкой вина не особенно воинственных новобранцев Сципиона, что выгоднее быть с ними в дружбе, чем во вражде. Серторий тщетно предостерегал главнокомандующего об опасности такого братания. Соглашение, которое казалось столь близким, однако, не состоялось. От перемирия отказался Сципион. Однако Сулла утверждал, что уже поздно и мирный договор заключен. Тогда солдаты Сципиона, под предлогом, что их командующий незаконно аннулировал перемирие, стали массами переходить в ряды неприятеля. Сцена закончилась всеобщими объятиями, зрителями которой пришлось стать офицерам революционной армий. Сулла потребовал, чтобы консул отказался от своей должности. Сципион согласился. Тогда Сулла дал ему и его штабу конвой из своих всадников для сопровождения их туда, куда они пожелают. Однако, очутившись на свободе, Сципион снова возложил на себя знаки консульского достоинства и стал собирать новую армию, впрочем, без значительного успеха. Сулла и Метелл стали на зимние квартиры в Кампании и после вторичной безуспешной попытки соглашения с Норбаном осаждали Капую в течение всей зимы.

В результате первого похода Сулла завладел Апулией, Пиценом и Кампанией, ликвидировал одну консульскую армию, победил и осадил другую. Италийские города, вынужденные сделать выбор между той или другой стороной, настойчиво требовавшими этого выбора, уже стали вступать в переговоры с Суллой и заключать с ним формальные договоры, в которых полководец олигархии гарантировал им политические права, приобретенные ими от партии противника. Сулла был твердо уверен и умышленно высказывал открыто, что в следующую кампанию низвергнет революционное правительство и вступит в Рим. Однако, как видно, отчаяние придало новые силы революционной партии. Консулат получили двое из самых решительных ее вождей: Карбон, в третий раз, и Гай Марий-сын. Последнему только что исполнилось двадцать лет, и по закону он не мог занимать консульской должности. Но с этим так же мало считались, как и со всеми другими пунктами конституции. Квинт Серторий, который и в этом и в других вопросах допускал неудобную критику, получил приказ отправиться в Этрурию для нового набора, а оттуда в свою провинцию, Ближнюю Испанию. Для пополнения казны сенат был вынужден издать постановление о чеканке монет из золотой и серебряной утвари римских храмов. Насколько велика была полученная сумма, можно судить по тому, что по истечении многих месяцев войны в казне оставалось еще свыше 4 миллионов талеров (14 тысяч фунтов золота и 6 тысяч фунтов серебра). В значительной части Италии, которая по принуждению или добровольно оставалась еще на стороне революции, шли интенсивные приготовления к войне. Из Этрурии, где многие города получили права новых граждан, и из области реки По прибывали значительные новые отряды. Ветераны Мария отозвались на призыв его сына и в большом количестве стекались под его знамена. Но нигде не готовились к борьбе против Суллы с таким страстным воодушевлением, как в восставшем Самнии и в некоторых местностях Лукании. Не из преданности римскому революционному правительству страна осков посылала многочисленные подкрепления для его армии; население понимало, что восстановленная Суллой олигархия не будет мириться с фактически существующей теперь независимостью их страны, как мирилось с ней слабое правительство Цинны. Таким образом, в борьбе против Суллы еще раз проснулось старое соперничество сабеллов с латинами. Для Самния и Лация эта война была такой же борьбой за национальную независимость, как войны V столетия [сер. IV — сер. III вв.]. Она велась не за политические права, более или менее широкие, а с целью уничтожить врага и удовлетворить давно затаенную в душе ненависть. Поэтому неудивительно, что в этих местах война носила совершенно другой характер, чем в других; неудивительно, что здесь не было попыток к примирению, сражались с ожесточением и преследовали друг друга до конца.