Александр Боханов - Павел I

• Название: Павел I
• Автор: Александр Боханов
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4331-2

Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.

---

Александр Боханов Павел I

Я желаю быть лучше ненавидим за правое дело, чем быть любимым за дело неправое.

Император Павел I

Вместо предисловия Искажённый портрет

Император Павел I… Он родился 20 сентября 1754 года в Петербурге) взошел на Престол Государства Российского после кончины своей матери Екатерины II 7 ноября 1796 года, царствовал четыре года, четыре месяца и четыре дня и был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Официально же было объявлено, что он скончался от «апоплексического удара», хотя ни для современников, ни для потомков не составляло особого секрета, что Помазанник Божий был насильственно умерщвлен группой заговорщиков.

Версия о естественной смерти правнука Петра I несколько десятилетий была в ходу, и власти предержащие долго не рисковали сказать правду о том злодеянии. Подобное признание неизбежно скомпрометировало бы другого Императора (1801–1825), сына убиенного — Александра I, носившего титул «Благословенного».[1] Бедь при «Благословенном» никаких следственных действий не предпринималось, и никто не был наказан. Случились некоторые отставки и перемещения в высших петербургских коридорах власти, но они никак не обосновывались участием конкретных лиц в Цареубийстве.

История гибели Павла не была секретом и для Европы и однажды стала поводом для дипломатического инцидента. В марте 1804 года в Венсенском парке в Париже был расстрелян по приказу Наполеона принц крови герцог Энгиенский (Луи Антуан Анри де Бурбон-Конде,1772–1804), В Петербурге бурно отреагировали на событие: Россия разорвала дипломатические отношения с Францией. При прощальной аудиенции французский министр иностранных дел Талейран сказал русскому послу: «Когда по проискам Англии в Петербурге был умерщвлён Император Павел, то никто из заговорщиков не был наказан. Тогда французское правительство не протестовало». Как только сей пассаж стал известен Императору Александру, то он возненавидел Наполеона. Александр Павлович до самой своей смерти чрезвычайно болезненно реагировал на малейшие намёки, касавшиеся гибели отца, гибели, к которой Александр «Благословенный» имел самое непосредственное отношение…

После смерти Императора Павла Петровича в «обществе», т. е. в столичных салонах, безраздельно возобладало мнение, что исчезновение Павла I — «великое благо», что его смерть— «счастье» для России, так как покойный был «явно не в своем уме». Некоторые выражались ещё определенней — «он был сумасшедшим». Русское дворянство, и в первую очередь его высший слой — аристократия, радовалось гибели Самодержца так, как будто страна освободилась от иноземной оккупации. В день после Цареубийства, 12 марта 1801 года, в Петербурге уже к шести часам вечера невозможно было отыскать ни одной бутылки шампанского; всё было выпито под восторженные улюлюканья в особняках столичной знати. Подобная «радостная оргия» происходила в столице Православной Империи в дни Великого Поста, за двенадцать дней до Пасхи!

Это был уже второй случай в русской истории, когда элита — дворянское сословие — радостно приветствовала смерть законного, легитимного Государя. Первый раз подобный приступ корпоративного затмения сознания случился летом 1762 года, когда был свергнут с Престола, а затем убит отец Павла Император Пётр III. Тогда тоже никто не был наказан, а убиенный был признан «сумасшедшим», и данный «диагноз» поставили те, кто словом или делом участвовал в страшном преступлении — Цареубийстве.

Екатерина II, переступив через труп своего венценосного супруга и отстранив от всех видов на престол сына Императора Петра III, восьмилетнего Павла Петровича, сделалась «державной владычицей». Обладая острым и практическим умом, «Матушка-Императрица» положила немало стараний для дискредитации погибшего нелюбимого супруга, укрепляя тем свой статус и утверждая за собой историческую роль «спасительницы России». Именно екатерининский вариант оправдания страшного греха — соучастия в двойном преступлении — и стал той поведенческой «моделью», с которой была снята «копия» убийцами Павла I, их менторами и многочисленными защитниками.[2]

Екатерине потомки обязаны и тем, что именно она пустила в обращение сплетню о том, что сын Павел рожден ею не от законного супруга. Потом по этому поводу было написано невероятно много, но никто ничего нового не узнал и никаких «документов» не привел. При этом всегда затемнялся или замалчивался общеизвестный факт: удивительное портретное сходство Петра III и Павла I. Конечно, это не есть безусловное доказательство, но все-таки оно куда значимее, чем разгадывание безнадежной шарады: кто «на самом деле» отец Павла: Лев Нарышкин, Сергей Салтыков или кто-то ещё.

Почему Екатерина II писала о том, что супруг «не имел никакого отношения к рождению сына», понятно: надо же было как-то оправдать свое воцарение. Ведь фактически она являлась самозванкой, прекрасно это понимала, и все годы своего правления эта мысль не давала ей покоя. Будучи умной, циничной, расчетливой и глубоко аморальной, «Екатерина Великая» не могла чувствовать себя спокойно, пока существовал якобы «неизвестно от кого» рожденный сын Павел. Он служил живым укором и постоянной угрозой. Слава Богу, «великая Государыня» не рискнула физически устранить его, однако мысль о лишении Павла видов на Корону занимала её многие годы. Именно из окружения Екатерины и вылетали сплетни о том, что Павел Петрович — «ущербный», «слабоумный», хотя на самом деле никаких оснований для подобных умозаключений не существовало…

После гибели Павла Петровича прошло более ста лет, и уже в XX веке случился новый и последний трагический акт: отречение от Престола, а фактически — свержение в марте 1917 года Императора Николая II. В этой финальной сцене русской монархической драмы «родовитые» и «именитые» напрямую своих рук не обагрили Царской Кровью. За них это сделали представители революционной клики. Но «диагноз негодности» Миропомазаннику был опять поставлен в салонах.

Николай II и Его Семья были объектом беспощадной клеветнической кампании, которую раздували совсем не беспощадные революционеры, а те представители высших кругов, кто носил родовые гербы, кто клялся «Именем Божием» перед Святым Евангелием хранить верность Царю до последнего земного вздоха и кто оболгал Его и предал. Вся так называемая «Распутинская история» — набор грязных и абсурдных видений «высшего общества», который стал своего рода эпикризом истории болезни русской дворянско-чиновной элиты, истоки которой восходят как раз ко времени Императора Павла. Явным признаком полной моральной деградации дворянской корпорации, этого «сословия верных слуг государя», стал тот, просто параноидальный восторг, с которым основная масса дворянства приняла весть о падении монархии. Пили шампанское, поздравляли друг друга как с великой победой…

Дворянский восторг марта 1917 года напрямую перекликался с экстатическими чувствами «образованного общества» в марте 1801 года. Однако в третий раз провернуть «чисто дворянское дельце» не удалось, В марте 1917 года был свергнут не просто Царь, а именно Последний Царь и на авансцене истории оказались народные толпы, которые никакого участия в событиях 1762 и 1801 годов не принимали. Теперь же приняли и, в силу природного инстинкта, обратили свою ненависть против «благородных», тех, кто веками в России являлся баловнем судьбы, кто не просто мирно жил, а именно процветал под сенью Монархии, но не ценил и не понимал не только значимости исторической власти, но и своей личной ответственности за нее. «Игры с Короной» завершились падением и Монарха и всех остальных слоев, звеньев и элементов исторической государственной системы.

Несмотря на общественное табу, интерес к трагической судьбе Императора Павла I среди историков и всех, кто интересовался историей Отечества, в общем-то никогда не пропадал. Еще на заре отечественной историографии, через десять лет после гибели Павла Петровича, «последний летописец» Н. М. Карамзин (1766–1826) в своем историографическом трактате «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» вынес беспощадный приговор Павлу I. По его словам, Император обладал «жалким заблуждением ума», «начал господствовать всеобщим ужасом», «казнил без вины», «награждал без заслуг», «отвратил дворян от воинской службы», «питался желчью ала», «ежедневно вымышлял способы устрашать людей», при нем «россияне боялись даже мыслить». Вылив на голову покойного еще целый ушат обличительных характеристик, Николай Михайлович далее как-то невнятно признавал, что, несмотря на всё вышесказанное, «зло вредного царствования пресечено способом вредным».

Подобные нелицеприятные оценки стали господствующими и «бесспорными» на последующие двести лет! Поразительно, но даже представители медицинской корпорации оставили свой след в «Павловедении». Существуют работы, в которых на основании анализа исторических анекдотов делаются широковещательные выводы, ставятся медицинские диагнозы! Врач-невропатолог признавал Императора «дегенератом»,[3] а психиатр — «недееспособным»[4]. Тут уж всякие комментарии излишни…