Мария Залесская - Людвиг II

• Название: Людвиг II
• Автор: Мария Залесская
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-5744-9

Вряд ли найдется на свете человек, который хотя бы один раз не видел этот сказочный замок, пусть даже и не зная его названия, — на календарях, открытках, плакатах, пазлах, в очертаниях всемирно известного логотипа студии «Уолт Дисней»? Нойшванштайн — обитель последнего романтика, воплощение рыцарских легенд о Лебедином рыцаре Лоэнгрине и Парцифале, хранителе Святого Грааля… Человек, построивший этот замок, прожил недолгую, но трагическую жизнь, а после смерти и вовсе был оклеветан и осмеян. Людвиг II Баварский… Герой или антигерой своего времени? В большинстве исторических трудов его прямо называют «безумным королем», даже не исследуя причины его душевного недуга, если таковой и был на самом деле. Что толкнуло короля в эту бездну: наследственная предрасположенность, тяжелый душевный надлом, который ему так и не удалось пережить? А может быть, чужая злая воля, клевета, оказавшаяся настолько живучей, что даже спустя 125 лет со дня трагической смерти Людвига II в его «деле» так и не поставлена точка?

---

Не случайно Людвиг впервые услышал именно «Лоэнгрина», с легендой о котором он ассоциировал себя с детства, и это событие оставило в юной душе кронпринца такой неизгладимый след, что, пожалуй, день знакомства с «Лоэнгрином» действительно можно считать «днем рождения» того Людвига, каким он станет впоследствии. А 22 декабря 1861 года кронпринц присутствовал на спектакле «Тангейзер», после чего гений Вагнера уже окончательно и навсегда завоевал его сердце.

Что же касается «родственных душ», то, как точно определили А. Медведев и Т. Новиков[58] в своей книге «Белый лебедь. Король Людвиг II», «и композитор, и король сознавали бесплодность своих усилий быть понятыми современниками, они творили для вечности. Вагнер много размышлял о трагедии артиста в современном мире. Для него юный король явился живым воплощением легендарного Лоэнгрина. И сам Людвиг II чувствовал, что он, подобно пришельцу из мифа, осужден на исчезновение, если не встретит непогрешимой веры в абсолютную красоту, которая одна только может возвысить до его чувств прозу окружающей жизни. Увы! В этом мире такой веры нет. Познавшие высшую любовь, посвященные служению красоте, обречены до конца дней сохранять самый высокий вид эгоизма — сознание своей избранности (курсив мой. — М. З.) Мир грубо мстит идеалистам, опровергающим своей жизнью стойкое убеждение, будто есть только одно божество, достойное изваянья и молитв, — золотой телец. Только родственные души, способные понять, почувствовать, поверить, что есть миры, где существует то, чего не может быть в мире низменной жизни, — только они способны оказать поддержку друг другу и дать надежду».[59]

Ведь и для Вагнера, измученного нападками критиков и вечно нуждающегося в материальных средствах, был необходим человек, который бы понял его искусство и поклонялся бы ему беззаветно, словно божеству. Насколько Людвигу был необходим Вагнер, настолько и Вагнеру был необходим Людвиг. Позволим себе лишь в одном не согласиться с авторами процитированной выше книги: в начале дружбы короля и композитора они оба верили — один верой, еще незамутненной жизненными разочарованиями, а другой верой, сперва утраченной, но вновь обретенной, — в то, что их усилия не пройдут даром, что победа Высокого искусства возможна и даже близка.

Их союз можно было бы назвать идеальным. Только есть одно «но». Людвиг действительно был предан Вагнеру беззаветно, всем сердцем, не заботясь о том, что такая преданность может быть ему во вред. Другими словами, его отношения носили яркий эмоциональный характер. У Вагнера же довольно быстро очарование первых восторгов от встречи с родственной (и, что немаловажно, могущей оказать существенную материальную поддержку) душой переросло в рациональное осознание выгод, которые этот союз мог бы ему принести.

При этом будет большой ошибкой и полным непониманием личности Людвига считать, что в случае с Вагнером король покровительствовал композитору. В материальном плане — да, но в эмоциональном — скорее наоборот, композитор снисходил до короля, владыка вечного идеального мира снисходил до владыки мира бренного. Судьбы двух этих людей оказались настолько связаны между собой, что можно с уверенностью сказать: ни один из них не стал бы тем, кем он стал, без другого. Рисуя психологический портрет короля, невозможно не остановиться на отношениях Людвига и Вагнера более подробно. Тем более что, разобравшись в них, мы обретем ключ к пониманию личности Людвига в целом.

Живший в мире собственных грез, с детства воображая себя шванриттером,[60] король, предпочитавший одиночество любому самому блестящему обществу, тем не менее искал в реальной жизни того, кто мог бы поддержать и понять его натуру, того, кого мы бы сейчас назвали духовным учителем, или гуру. Сам по себе поиск поддержки такого рода, безусловно, говорит о слабости или же глубоком отчаянии того, кто такую поддержку ищет. Это неосознанное стремление защиты, стремление опереться «на сильное плечо», или столь же неосознанное бегство от одиночества, взятого «на знамя» в реальной жизни: «и все-таки я такой не один».

Сначала поиски родственной души привели Людвига к Елизавете Австрийской.[61] Кстати, ее упорно называют кузиной Людвига, но дело в том, что родственные связи их намного сложнее: Максимилиан I (1756–1825), дед по материнской линии Елизаветы, был женат дважды. От брака с Вильгельминой Гессен-Дармштадтской (1765–1796) у него родилось пятеро детей, в том числе и Людвиг, ставший впоследствии баварским королем Людвигом I, дедом нашего героя. От второго брака с Каролиной Баденской (1776–1841) появилось на свет шестеро детей, в том числе Людовика (1808–1892), мать Елизаветы. Итак, дед Людвига II и мать Елизаветы Австрийской — сводные брат и сестра; Людвиг I — дядя Елизаветы, а его сын Максимилиан II, отец Людвига II, — ее двоюродный брат, кузен. Таким образом, Елизавета Австрийская приходится Людвигу II двоюродной тетей, как, впрочем, и ее родная сестра София, будущая несостоявшаяся невеста баварского короля.

Впоследствии может показаться странным, что в книге, посвященной Людвигу II, мы не уделяем Елизавете Австрийской, этой на первый взгляд ключевой фигуре в его жизни, должного внимания. Но все дело в том, что она была для Людвига таким же фантомом, как, к примеру, Лоэнгрин, с той лишь разницей, что король встречался с ней в реальной жизни, а не в своих мечтах. За идеальным образом, созданным в его воображении, он не видел живую женщину, не замечал ее недостатков, вознося свою «Галатею» чуть ли не до небесной святости. Мечтательной натуре Людвига вообще было свойственно принимать желаемое за действительное. Он видел в Елизавете воплощение Идеальной Женщины, но никак не объект для любовных переживаний.

Тем не менее многие биографы баварского короля (в частности, уже упоминаемый нами Лукино Висконти) упорно считают их отношения именно любовным союзом мужчины и женщины: якобы Людвиг полюбил свою прекрасную двоюродную тетушку, которая была на 8 лет его старше; она бы рада ответить ему взаимностью, но жизненные обстоятельства — еще в 1854 году она вышла замуж за австрийского императора Франца Иосифа — сделали союз влюбленных невозможным, и эту трагедию каждый из них переживал всю последующую жизнь, так и не обретя счастья.

Но на самом деле все было далеко не так просто.

Для начала сразу отбросим саму возможность существования «любовного треугольника» Людвиг II — Елизавета — Франц Иосиф. Во-первых, императрица действительно очень любила своего двоюродного племянника, но любовью матери или старшей сестры. Чувственности в ее отношениях не было и быть не могло. Восьмилетняя разница в возрасте со стороны женщины во времена Людвига представляла собой весьма существенное препятствие на пути любовных отношений. Во-вторых, в год замужества Елизаветы Людвигу исполнилось лишь 9 лет. Ее брак с австрийским императором никак не мог нанести практически еще ребенку серьезную сердечную рану. Тем более что некоторые источники вообще называют датой знакомства Людвига и Елизаветы 1864 год. Однако эту дату нужно сразу поставить под сомнение — гораздо более правдоподобной является версия о том, что Елизавета была наперсницей детских игр Людвига. Стало быть, если принять версию о любви Людвига к Елизавете всерьез, то придется признать, что, повзрослев, он воспылал страстью к давно замужней женщине. Если бы речь шла о ком-то другом, то в данном обстоятельстве не было бы ничего невозможного. Но только не по отношению к Людвигу II! Набожность этого короля временами доходила до экзальтации. Он просто не мог позволить себе преступить Божьи заповеди (в свое время мы еще вернемся к вопросу о морали и набожности Людвига; пока не будем развивать далее эту тему). Таким образом, можно сделать вывод, что и со стороны Людвига II любовь к тете также носила исключительно духовный, но никак не плотский характер: сначала мальчик любил в ней «прекрасную фею из сказки», затем юноша увидел в дальней родственнице единственную близкую душу.

Итак, любовь Людвига к Елизавете и Елизаветы к Людвигу — это союз двух одиноких сердец, не находящих понимания среди своего окружения и потому так страстно стремящихся к обществу друг друга. Это была дружба в самом высоком смысле этого слова; поистине иногда дружба бывает сильнее любви! Они были, если можно так выразиться, одинаковыми: вкусы, пристрастия, отношение к жизни и людям — все роднило их и позволяло общаться, понимая друг друга с полуслова. Ни он, ни она не могли больше никому открыться с такой полнотой, не опасаясь насмешек или холодного осуждения. Они оба жили скорее в мире своих фантазий, чем в реальности, и борьбу за собственную свободу, как личности, также вели, как умели, не в состоянии смириться с жестким и неумолимым диктатом двора. Ведь Людвиг был королем, Елизавета — императрицей. Эти «должности» делали их самыми несвободными людьми в государстве. А невозможность быть вместе — это не столько трагедия разлученных Ромео и Джульетты, сколько окончательный приговор к полному душевному одиночеству.