Владислав Корякин - Отто Шмидт

• Название: Отто Шмидт
• Автор: Владислав Корякин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5770-8

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт — поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого — безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О. Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, — еще до начала его арктической эпопеи, — а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

---

Работа экспедиции на леднике Федченко разворачивалась вокруг нескольких палаток, установленных среди каменных глыб на срединной морене близ обсерватории, которую построят несколько лет спустя. Значение этого места Шмидт оценил следующим образом: «Лагерь 3 был первоначально задуман как база для ушедших на запад, на Ванч, и как место встречи с Н. П. Горбуновым. По мере исчерпания задач на юге ледника Федченко и приближения ледяного похода на Алтын-Мазар (кишлак в 10 километрах от конца ледника Федченко на правом берегу Мук-су. — В. К.), значение лагеря возросло, он стал базой восхождений в северной части ледника Федченко и перехода на Алтын-Мазар.

Место лагеря 3 оказалось чрезвычайно удачным. Несмотря на скрещение двух ледников (Федченко и того, за которым «наш» с Н. В. Крыленко перевал) — полное отсутствие ветра и потому теплее, чем в лагере 2. Высота — около 4150 или 4200 метров. Палатки расставлены на морене, самой левой из срединных морен ледника Федченко, у южного угла ледников… Ночью под тонким слоем камней трещит лед, но к этому уже все привыкли. Поразительно ощущение тишины в звездную ночь, здесь, среди снега и гор, где уже нет ничего живого. Благодаря стараниям наших комендантов… наш лагерь 3 оказался вполне обеспеченным провиантом на все время его предполагаемой работы (около недели). При постоянном недостатке носильщиков снабжение стоило колоссального труда» (1960, с. 23).

Вкратце остановимся на событиях в этом лагере после того, как его покинул отряд Крыленко. На следующий день, 24 августа, пришлось искать немецких альпинистов Борхерса и Вина. «Голодных и израненных при переходе через реку… доставили их в лагерь». В результате только 26 августа большая группа альпинистов и ученых, до предела нагруженных всем необходимым, начала маршрут к верховьям ледника, располагавшимся южнее. «Место оказалось очень удаленным, — пишет Шмидт в дневнике. — Хотя ледник Федченко в верхней части не представляет опасностей: трещин мало, они большей частью видны, игл нет, подъем очень постепенный, тем не менее все, особенно носильщики, сильно утомились… Переход по снегу всегда утомляет, даже если нога погружается только по щиколотку. Высота лагеря (у восточного края ледника) — 4790 метров. Место ночлега у подножия скалы под ледником — очень поэтично. Любопытно, что некоторые из нас — Е. Шнейдер, К. Вин, я и И. М. Толчин, несмотря на высоту и долгий путь, ворочали большие камни и таскали землю, устраивая лагерь. Конечно, это было не совсем легко» (1960, с. 24). Каждая строка памирского дневника Шмидта содержит важную информацию — смысл последней: за неделю пребывания на Федченко люди настолько акклиматизировались и вошли в ритм экспедиционной жизни, что их хватает, несмотря на усталость, и камни поворочать, и полюбоваться изысканными пейзажами…

Два последующих дня были посвящены чисто альпинистским занятиям — штурму ближайшего безымянного шеститысячника, результат которого зафиксирован в дневнике за 28 августа: «Дошли! Из лагеря К. Вин, Е. Шнейдер, я и Л. А. Перлин совершили восхождение на высоту около 6000 метров. Этот наш подъем наши киноработники засняли» (Там же, с. 25). Теперь можно было приступать к самому главному — поиску очередного перевала, также описанному в дневнике:

«Я с Л. А. Перлиным и одним носильщиком отправились на поиски перевала Танымас — к реке Язгулем. Мы прошли до начала главного ледника, пересекли его и на высоте 5200 метров нашли перевал, по которому спускался переметный (то есть из области питания ледника Федченко. — В. К.) на запад. В течение двух дней, преодолевая трещины и ледяные обвалы, мы опустились до высоты 4000 метров. Этот перевал был заснят мной глазомерной съемкой. Дальнейший путь был тяжелым, кончалось продовольствие, и мы вынуждены были вернуться в лагерь 2, куда прибыли к 1 сентября, а уже 5 сентября окончательно перебрались в лагерь 3» (Там же, с. 25).

Возвращение в знакомый лагерь 2 по более короткому пути, чем в лагерь 3, проще всего объяснить недостатком продовольствия, но, видимо, не только. Судя по задержке в этом лагере (ведь в лагере 3 они появились только 5 сентября), Шмидт и его спутники просто восстанавливали силы после испытаний на Язгулемском леднике.

Очевидно, это восстановление прошло успешно, потому что в лагерь 3 небольшой отряд Шмидта добрался почти одновременно с группой немецких альпинистов, одержимых идеей первовосхождения на неизвестную вершину где-то в истоках притока Бивачный ледника Федченко — будущий пик Сталина, Коммунизма, Гармо и т. д.

«Эта гора все время была в центре нашего внимания, — отмечено Шмидтом. — Видна от нас, с ледника Федченко и с Танымасских вершин, только верхушка — очень трудная, крутая, снежная трапеция.

Однако приходилось опасаться не столько верхушки, сколько подходов: было совершенно неясно, где, по какой долине к Гармо приблизиться, так как Гармо находится не в хребте, ограничивающем ледник Федченко, а километрах в пяти поодаль (в действительности — не менее двадцати. — В. К.). Вся группа гор, к которым относится Гармо, по характеру принадлежит скорее к Дарвазским, чем к Памирским, — остроконечные, обрывистые, с висячими ледниками, густо сгруппированные, без широких долин. Осторожные люди, как, например, Р. Финстервальдер, считали восхождение вообще очень маловероятным» (с. 25–26), в чем оказались совершенно правы…

Понятно, что немцы рвались за рекордом и за первенством, видимо, исходя из того, что второй подобной ситуации у них может не быть. Без предварительной разведки подходов (не случайно у Шмидта особо отмечено «неясно, где, по какой долине к Гармо приблизиться») такую попытку трудно воспринять иначе как авантюру, и не случайно в дневнике Шмидта при издании появилась фраза «решили отправиться на разведку», — явно оправдательного характера. Поскольку приказом Рикмерса немецкие альпинисты находились в его подчинении, Шмидт поступил весьма дипломатично, возглавив предприятие, обреченное на провал, да и отчитался за него не менее дипломатично.

События неудачного штурма 6 сентября описаны им следующим образом:

«К двум часам дня достигли того бокового ледника (третьего после Кашал-Аяка), по которому предполагалось подняться (видимо, ледник Бивачный. — В. К.). Открывшийся вид обещал мало хорошего. Все же поднялись от устья ледника (3800 м) на 300 метров, через пологую часть ледника. Оказались перед стеной высотой в 400–500 метров, над которой грозно нависали серраки. Внизу же, рядом с нами, ледник весь был усеян свежими обломками. Вверх подняться можно было надеяться по узкой щели между выступами горы и обрывами ледника. Подъем, хотя и трудный, представлялся вполне возможным. Но… как раз по этой щели, судя по конусу снега внизу, спускались лавины и обвалы льда. Свежесть следов заставляла думать, что обвалы часты, вероятно, ежедневны. А нам предстояло в течение трех часов подниматься по щели (и потом спускаться столько же. — В. К.). Глыбы в один кубометр было бы достаточно для гибели всех нас…

Произошло длительное и горячее совещание. Я лично стоял за подъем, считая вероятность гибели весьма небольшой. Немцы же указывали на большую опасность и малую целесообразность подъема. Если бы была уверенность, что за серраками нас ждет Гармо, все бы полезли; но подвергаться столь несомненной опасности неизвестно ради чего, чтобы подняться только до 4800 метров, за которыми неизвестность и еще очень далеко до 7000 метров, попасть, быть может, совсем не к Гармо, а на несколько долин в сторону не стоит.

Я много раз видел немецких альпинистов в серьезной обстановке и не имел оснований упрекать их в отсутствии мужества. Мне оставалось только признать, что их большой опыт заставляет их быть осторожными и подчиниться большинству. Когда решение было вынесено и двинулись вниз, у одного из носильщиков, сопровождавших нас, вырвался возглас: «Спасибо!»

Ночевали под этим же ледником на морене ледника Федченко в довольно унылом настроении. Других подходов к Гармо не предвиделось. Гора в 7000 метров, а мы отбиты уже у порога 4300 метров. Вечером и ночью грохотали серраки, хотя и не совсем в месте нашего подъема» (1960, с. 25–27).

Для понимания значимости событий, описанных в его дневнике, стоит обратить внимание на три момента. Первый — вершина была взята только в сентябре 1933 года (причем в одиночку) известным альпинистом Евгением Абалаковым после поисков ряда лет. Второй — сам маршрут восхождения проходил совсем в ином месте, чем у Шмидта с немцами в 1928 году. Третий — для ученого отрицательный результат остается результатом, тогда как для спортсмена — это поражение. Являясь в качестве участника событий и тем и другим, Шмидт эту непростую диалектику испытал на себе, вместе с тем получив солидный опыт дипломатического общения, который также пригодился ему в ближайшем будущем. В этом плане весьма показательно его замечание об опыте своих немецких коллег и необходимости его учета при принятии окончательного решения, которое он, как руководитель, оставлял за собой, — эта принципиальная схема также пригодилась ему спустя год.