Ли Кэрролл - Взлет черного лебедя

• Название: Взлет черного лебедя
• Автор: Ли Кэрролл
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Мистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-65583-0

Двадцатишестилетняя Гарет Джеймс, дизайнер-ювелир, и ее отец Роман живут на Манхэттене. Им принадлежит художественная галерея, но финансовый кризис в мире искусства не обошел их стороной — им грозит полное разорение. Полная тяжких раздумий после встречи с адвокатом, Гарет случайно заходит в антикварный магазинчик, владелец которого просит девушку об услуге — открыть запаянную серебряную шкатулку. Гарет соглашается, но не тут-то было!.. Ведь шкатулка не простая, а с секретом.

Той же ночью галерею грабят, и вдобавок преступники похищают шкатулку. Полиция обвиняет Романа в том, что именно он подстроил ограбление для решения финансовых проблем.

Чтобы спасти отца, Гарет начинает сама вести расследование. Следы приводят ее… в мир магии и волшебных существ. Ее спутниками становятся король фейри Оберон и демонический красавец — вампир-миллионер Уилл Хьюз.

Но история начинается не здесь, а в далеком-далеком прошлом… Не зря же Гарет носит на пальце подарок матери — перстень с изображением черного лебедя…

---

— По-моему, как-то уж слишком…

— Совсем немного за вашу ювелирную работу. Мне повезло, что я познакомился с таким умелым художником, как вы… к тому же, я верю, что вас сегодня сюда привело провидение. Кто мы такие, чтобы отказываться от возможностей, предлагаемых нам судьбой?

Верно, кто мы такие? Да еще после тяжких утренних финансовых откровений… Почему бы мне не принять единственный подарок, который фортуна приготовила для меня именно сегодня? Конечно, сумма в тысячу долларов моих проблем не решит. Но разве я имею право отказываться от лишнего дохода?

— Хорошо, — согласилась я. — Договорились. Я открою ее вечером, а завтра утром верну вам.

Антиквар взял с прилавка шкатулку, стоявшую на лоскуте бархата… точнее, на мешочке для ювелирных изделий. Когда старик протянул мне вещицу, мне почудилось, что внутри ее что-то шевельнулось. Это был тихий шелест — вроде шуршания осенней опавшей листвы.

— Мне нужно также получить бумаги, которые лежат внутри, — заявил хозяин лавки, как только я взяла ларчик. Он оказался тяжелее, чем я предполагала. Я опустила глаза, и линии на крышке опять пришли в движение. Наверное, какая-то хитрость орнамента — оптический обман. На этот раз отметины не расходились кругами. Они вздымались и опускались, как волны в океане, гонимые к берегу силой притяжения луны. На миг комната наполнилась прерывистым дыханием негромкого прибоя. Я мотнула головой, чтобы прогнать иллюзию, а затем, пока старик не передумал насчет сделки со мной, быстро сунула шкатулку в синий бархатный мешочек и убрала в свою вместительную сумку. Моя подружка Бекки называет ее «сумкой Мэри Поппинс». Я поблагодарила антиквара и вышла из магазина под дождь.

Стоило мне ступить на тротуар, как к обочине подъехало такси. Огонек, возвещавший о том, что машина свободна, горел сквозь туман, будто маяк. Забыв о собственной клятве насчет строгой экономии, я остановила автомобиль и забралась на заднее сиденье. Назвав шоферу домашний адрес, я закрыла глаза. Может, я избавлюсь от зрительных иллюзий, сопутствовавших приступу мигрени? Лишь когда такси остановилось перед таунхаусом, я поняла, что не знаю ни имени антиквара, ни адреса магазинчика. Я ведь даже не удосужилась посмотреть, на какой улице он расположен. Как же мне вернуть шкатулку после того, как я ее открою?

ЗАСНЕЖЕННОЕ ПОЛЕ ВО ФРАНЦИИ

Несмотря на то что галерея была закрыта, Майя, наш администратор, находилась на месте. Теперь мы могли оплачивать ей работу лишь за три дня в неделю, но она трудилась дольше и энергичнее. Должность «консультанта» с небольшим процентом от каждой продажи вместо недельной зарплаты устраивала ее больше, хотя мы не делали секрета из бедственного положения галереи.

— Я хотела сообщить вам, что картины Писсарро вернулись с «Сотбис», — сказала Майя, надевая светло-серое парчовое пальто. Наряд выглядел так, словно его носила придворная дама времен Реставрации — вот только вряд ли бы модница той эпохи сочетала его с вельветовой мини-юбкой в индийских «огурцах» и угги. — Мистер Джеймс отнес их в дальний офис, но я не уверена, что он успел убрать их в сейф… Примерно тогда же зашел мистер Риз.

— С бутылкой «Столичной», не сомневаюсь, — вздохнула я.

Зак Риз, художник-абстракционист, являлся одним из самых старых и близких друзей отца. В начале восьмидесятых его работы отлично продавались. Картины и теперь имели успех, однако Зак почти не рисовал. Он предпочитал сидеть в задней комнате галереи своего друга и вспоминать о старых добрых деньках, когда творили Баския и Дэвид Хокни.[5]

— И по какому случаю? — осведомилась я.

— По случаю возвращения Писсарро домой, — ответила Майя, сделав большие глаза. — Как жаль, что полотна не продались, — добавила она. — Но вы же знаете, что говорят про зимние пейзажи…

— В кризис с ними ничего не сделаешь. Кстати, а посетители были?

— Пара матрон с Лонг-Айленда — они убивали время после распродажи у Марка Джейкобса.[6] Вдобавок сравнивали свою новую экономическую политику. Одна размышляла вслух о том, как заманить в дом колориста подешевле, а другая — как ограничить дочь в покупках, чтобы та приобретала за один визит только одну сумку от Джейкобса.

— Значит, дела у всех идут туго? — Я заставила себя рассмеяться, хотя от мысли о том, что матроны с Лонг-Айленда урезают свой бюджет, мне стало неуютно. Но, в принципе, я неплохо зарабатывала на изготовлении подвесок с монограммами в предпраздничные дни, в качестве подарков к шестнадцатилетию, конфирмации и бармицве на протяжении года. — Ладно, присмотрю за тем, чтобы работы Писсарро убрали в сейф. Спасибо, что дождалась меня.

— Нет проблем. Я собираюсь на шоу в «Швейной фабрике»,[7] так что время у меня было. Хороших вам выходных.

Я проводила Майю до парадной двери и заперла ее на два замка. Потом приглушила освещение и переключила систему сигнализации на режим «Ночь», при котором активировались датчики движения. Затем вышла в узкий коридор и потопала к лестнице, ведущей к жилым помещениям и дальнему офису. Закрывая дверь галереи, я услышала раскатистый, гортанный смех Зака.

— …а он и говорит: «Раз ты на нее помочился, значит, ты ее купил». И вручает ему счет.

Это была старая история. В молодости Зак трудился на фабрике Энди Уорхола,[8] и свою байку он рассказывал знакомым, чтобы развеселить их в самые тяжелые дни. Обычно в ответ мой отец взрывался громовым хохотом, но теперь из кабинета доносился лишь утробный смех Зака и его голос, приправленный акцентом уроженца Среднего Запада.

Когда я вошла к ним, папа молча и напряженно посмотрел на меня. «Он либо плохо питается, — подумала я, заметив его запавшие щеки и лихорадочный блеск глаз, — либо мало спит». Я никогда не имела ничего против того, что мои родители были, что называется, «в возрасте». (Когда я родилась, Роману исполнилось пятьдесят восемь, а матери — сорок пять.) Отец был всегда полон жизни, а мама… она и в день своей смерти, в шестьдесят один, не выглядела старше тридцати. У нас постоянно гостили художники и писатели, которых моя мать холила, лелеяла и всячески привечала. Но с тех пор как десять лет назад она погибла в автомобильной аварии, я начала отчетливо осознавать проблемы здоровья отца. Почти все родственники Романа умерли в Польше в годы войны, а моя мать рассталась со своей французской родней примерно в то же время. Роман стал моей семьей — и кроме него у меня никого не было. Мне стало совестно за то, что я заставила его запастись терпением до самого вечера. Почему после встречи с юристом я сразу же не поехала домой? Зачем я слонялась без дела по городу, да еще забрела в антикварную лавку и болтала с полубезумным антикваром? А Роман, между прочим, ждал новостей, какими бы ужасными они ни были.

— Приветствуем возвратившуюся героиню! — Зак Риз поднял стеклянную стопку с прозрачной жидкостью. Рюмка подрагивала в его старческой руке. — А мы боялись, что тебя сожрали боги Мамоны. Или тебя принесли в жертву на алтаре церкви Святой Троицы суккубу алчности и вторичных закладов.

— Как долго ты отсутствовала, — произнес Роман с натянутой улыбкой и провел заскорузлой рукой по лысине. Я знала: его жест означал, что отец сильно нервничает. — Мы решили, что банк оставил тебя в качестве заложницы за неуплату долга.

— Увы, я не представляю особой ценности, — бросила я, отмахнулась от предложения Зака выпить и подошла к плите, чтобы поставить чайник.

Дальний офис — в отличие от ближнего, где мы принимали клиентов, — был раньше обычной кухней. Но в шкафчиках вместо тарелок и блюд хранились папки и канцелярские принадлежности, а кладовку мы превратили в огнеупорный стальной сейф с превосходным замком и системой сигнализации. Я заметила, что его дверца открыта и снежные пейзажи Писсарро все еще стоят на сиденьях двух кухонных стульев. Картины заслоняли собой окна и застекленную дверь, выводившую в сад. В результате дождливый вид Манхэттена заменили собой кристально-чистые просторы зимних полей. «Почему в кризис не продаются подобные пейзажи?» — удивилась я. Будь я при деньгах, обязательно купила бы Писсарро. Будь у меня такая возможность, я бы прямо сейчас шагнула в безмятежные голубоватые снега.

Свист чайника вывел меня из детских фантазий, которым я частенько предавалась — о том, что могу попасть в любимую картину. Прежде я часто мечтала, что брожу по лугам, поросшим подсолнухами Ван-Гога, и по уютным голландским улочкам. Я насыпала в заварочный чайник рассыпного черного чая, залила его кипятком. Осторожно понесла посудину к столу, придерживая донышко сине-белой полосатой салфеткой. Потом водрузила на стол две чашки.

— И насколько все плохо? — спросил Роман, когда я налила ему чай.

— Позже поговорим, — вымолвила я, скосив глаза на Зака.

— Ой-ой-ой, я мешаю семейным секретам. Пожалуй, мне лучше удалиться. Сегодня у одной из моих учениц открытие выставки. Надо бы туда заглянуть.