GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

Меж тем Луна продолжала, как ни в чём не бывало:

- Он, твой сиятельный граф, такая загадочная личность, ничего про него не узнаешь, даже живя с ним в одном Хогвартсе. А что узнаёшь, то оказывается полу-правдой. Теперь же совсем нет связи с ним. Поверь, Ремус, любимый, я не раз впадала в медитативный транс… там, в своей башенке, но всё, что мне удалось узнать о нём, так это то, что он полюбил мужчину, даже двоих, с одним из которых он спит, а вот с другим…

- Другой для меня - фигура в крайней степени загадочная, знакомая как бы и незнакомая в одно мгновение, а ещё он недавно и женился… Прости, прости меня, мой любимый волк, я вовсе не боюсь тебя, не думай, но я знаю, что делаю тебе больно своими словами. Ты ведь всё ещё любишь его, своего друга, неверного Северуса. И с каждым годом всё сильнее, так, что сердце рвёт на части, а тебе так тяжело хранить тайну, которую он, наверняка, знает, не сердцем, так душой чувствует.

Ведь есть же у этого неприступного, холодного, злого на весь мир, язвительного Северуса Снепа горячее, живое, человеческое сердце внутри, раз он сумел подружиться с тобой - человеком-оборотнем?

- Вуф.

- Из настоящего могу сообщить только, хотя ты, наверняка, знаешь… В общем, из уже такого недавнего прошлого, им я не занимаюсь в своих гаданиях и трансах, я знаю только, что убитый своими же охранниками - да-да! - министр магии хотел заполучить твоего друга к себе в кабинет, чтобы потом его министерские Ауроришки, известные своими способами дознания, выбили из него признания в том, что он замышлял дурное, как Пожиратель Смерти, обучающий невинных ха! - дети… А, впрочем, ты, наверняка, знаешь это и сам, правда?

- Вуф-вуф. Вуф.

- Как странно ты отвечаешь - и «нет» и «да». Должно быть, части рассказанного мной ты не знал ни сном, ни духом.

- Вуф.

- Ты ведь очень хотел, чтобы министр магии, к счастью, уже прошлый, а когда выборы нового, неизвестно, Скримджер отцепился от мистера Снейпа, сэра? Ну, я уже задаю глупые вопросы, должно быть, устала. Прости пожалуйста мою слабость.

- Вуф-вуф.

- А что я сказала не так?

Зверь, животное каким был сейчас Ремус, хранил молчание. Его покоробило то, что Луна назвала графа Северуса Ориуса Снейпа не положенным ему «сэром», а «мистером», будто обычного, нетитулованного мага, не отличающегося чистотой крови. Такой кристальной, чистой и древней, как у сиятельного графа Северуса Ориуса Снейпа.

Ремус не мог высказать этого неприятия доброй, но болтливой Луне, он простил её за вкравшееся недоразумение. Ведь Ремус впервые с одной памятной ночи поистине доброй Полной Луны, проведённой с любимым Северусом в его замке летом теперь уже позапрошлого года, был не одинок. После той ночи Сев ещё несколько суток ходил совсем больной - еле ноги переставлял и отказывался есть - от горя за друга, который съедал по две нехилых порции вкуснейшей еды, изготовленной домашними эльфами Гоустл-Холла. Больше Сев Ремуса в полнолуния не навещал. Ни разу, как отрезало.

Огромный волк легко, будто был невесомым, запрыгнул на очень аккуратно застеленную постель и мотнул Луне большой головой.

Она с некоторой опаской присела на самый краешек кровати, а после… после привалилась к тёплому боку любимого оборотня и залезла на постель с ногами, предварительно сняв туфельки.

…Они ещё долго «беседовали» таким же вот образом, но Луна уставала всё больше, видно, не привыкла не спать ночами. Конечно, мисс Лавгуд, о, простите, профессор Лавгуд говорила сначала много больше, не забывая, впрочем, обращаться к любезному вервольфу.

Луна рассказывала и не могла остановиться, несмотря на всё усиливавшуюся сонливость, о себе и своей любви ещё со студенческих лет к Ремусу. Она говорила о любви столь чисто и красиво, что человеческому, не потерявшемуся в потёмках звериного, сознанию волка - оборотня её слова очень понравились. Никто, кроме мамы и папы в далёком детстве, не говорили ему столько ласковых, нежных, щемящих душу слов о любви. Но то была родительская любовь, теперь же разговор, вернее, монолог мисс Лавгуд был посвящён вполне себе созревшей, девичьей, ну, пусть, и женской любви.

Вот бы Луна догадалась позвать хоть какого-нибудь домашнего эльфа с кухни и накормить Ремуса мясом, тогда ему не так хотелось бы поесть её нежной, девственной плоти… Но хотелось не то, чтобы особенно сильно, а потому Ремус - волк, он же ликантроп, прислонился тёплым шерстяным боком к спине девушки и обвил её хвостом в знак благодарности, нет, не за пустую болтовню или режущие сердце сведения о Севе, но за отсутствие одиночества, наконец-то пришедшее и в его апартаменты.

Под конец ночи оба заснули - Луна, повернувшись, уткнулась носом в уютную, ничем, на её удивление, не пахнущую шерсть на спине зверя. Рем - на собственной постели, которую согревала своим теплом в холодной комнате - камин Луна за страхом, что может напугать зверя - Ремуса открытым огнём, позабыла или же не захотела разжечь - свернувшаяся в клубочек от озноба и сопутствующего ему бессилия мисс Лавгуд.

Трансформация застигла Ремуса в глубоком сне, но боль её была столь сильна, что он тотчас оказался на ногах, не понимая дажке, где находится. Сначала на четырёх, а потом - двух обычных, человеческих, абсолютно голых ногах.

Луна только поворочалась во сне, когда у неё из-под бока устранили «тёплую, мягкую подушку», но просыпаться явно не собиралась. Она ведь так много пережила и высказала этой беспокойной и для оборотня, которому зверски хотелось откусить ну, хоть пол-бедра, такого аппетитного бёдрышка мисс Лавгуд, но он покуда не заснул голодным, от одной только болтовни Луны, не успокоился, так и для самой мисс Лавгуд, рассказывавшей всё больше о своей неземной любви к обездоленному ликантропу, ночью!

Ремус выскочил в гостиную, где его вчера застала заместитель, сейчас так похожая на простую деревенскую девчонку, а не на всемогущую почти что Прорицательницу, и быстро натянул трусы и брюки из гардероба, стоявшего именно в этой комнате, чтоб недалеко было бежать голяком. Он успел даже одеться полностью, как всегда, за время отсутствия Сева, в полностью маггловскую, такую удобную и любимую одежду, даже набросил сверху потрёпанную мантию.

Это Северус, его коварный возлюбленнный, заведший шашни аж с двоими мужчинами и при этом женившегося, очевидно, на женщине, уламывал, или лучше сказать, приказывал Рему носить мантию застёгнутой, чтобы, как он выражался : «Не позориться своим отвратительным, маггловским, затрапезным тряпьём перед студентами. Высмеют ведь, Рем, особенно мой Дом! Вирши препохабнейшие сложат в честь тебя!»

Проснувшаяся в одиночестве мисс Лавгуд потянулась, позевала и наконец-то раскрыла глаза. Над ней на чрезвычайно почтительном, рыцарском расстоянии склонился её любимый, Ремус Люпин, господин Директор этой грёбанной школы волшебства и магии, хоть бы век её не знать! Да, невинная Луна тоже могла выразиться, только… про себя и редко, ну очень редко.

- Профессор Лавгуд, простите, что мешаю Вам прийти в себя после недолгого сна, но… Вам лучше покинуть мои апартаменты до того, как проснутся эти невозможные студенты. Я очень, чрезвычайно, необычайно обязан Вам. Тебе, Луна, только тебе. Но подростки наши столь невоздержаны на язык, уж поверьте мне, господину Директору сей замечательной школы! Я бы очень не хотел, чтобы о Вашем пребывании у меня ночью по столь замечательной школе волшебства и магии, Хогвартсу, пошли бы ненужные нам с Ва… тобой слухи.

Вставай, добрая, чистая!..

… Родители даже не допрашивали виновную об имени недостойного, опозорившего их дщерь, дабы предать его казни злой, ибо понимали, что бесполезным было занятие сие.

Все-все, до единого, рабы в доме Сабиниусов были в своём роде ручными. Это значит, они приучены были ничего не разбалтывать рабам чужих Господ о секрете, истинной, нерушимой тайне - владении магией своими. Грубых дикарей Сабиниусы на торжище не покупали, а уж со своими рабами, множащимися в предостаточном количестве друг от друга и от Господ, чтобы содержать их не совсем впроголодь, Господа расправлялись очень просто.

При рождении очередной говорящей скотины кто-то из Господ, чаще этим делом занимался сам Сабиниус Верелий, уж больно он любил это дело, накладывали на неё, новорожденную вопящую скотину, пожизненное Silencio. Вот и не могли проговориться рабы жестоких Господ не только об их волхвовании, но и за жизнь поболтать с другими рабами на специальных стоянках, которые были, разумеется, и в Ницериуме. Даже и словом перемолвиться друг с другом или милушкой своей хоть где-то в обширном поместии, во саду ли, в огороде Сабиниусов не могли.

И не вскрикивали, не стонали, не кричали вовсе рабыни под Господами своими, будь они ласковы или грубы, но все хранили пожизненное молчание от кудесничества Господского.

И не могли сыновья ослушаться отца своего Верелия, дабы услышать словеса молчащего, а не говорящего, как у всех, скота, ибо хотелось им сего, особенно тем, кто помоложе. Ни в чём, кроме значительного внешнего да и внутреннего отличия, не было разницы у Господ Сабиниусов меж двумя сортами скотов. Только вот скот, пасшийся у колонов и на господских пастбищах обширных вельми, мог издавать свои, подобающие каждому роду животных, звуки и имели, по поверьям ромеев, подобие душ…