GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

Или всё же есть? Это ведь врождённая способность - стихийная магия, и Квотриус ей обладает, ведь он, безоружный, отразил тот, первый мой Stupefy, да и от сотрясения сам исцелился, просто сильно пожелав этого, а слова, которые он, странно даже представить - подумал… были излишни.

Но он же не силён в магии Стихий, иначе, призвав любую из них, попросту сдёрнул бы меня с него, когда я… Да он даже трещинки на анусе не додумался залечить, призвав стихии Огня и Воздуха, столь необходимые ему для теперешнего исцеления от одержимости.

Одержимость… Странно представить, что сегодня ночью меня… так ласкал почти что инфери…

Мертвец, одержимый Волде…

Нет, надо, чтобы Квотриус постарался призвать Стихии, тогда и Небесное заклинание не пойдёт лазилю под хвост.

- Квотриус, положи руки на сердце и думай только одно слово, как в тот раз, когда исцелил ты себя сам: «Enervate». Всё остальное, если тебе удастся очистить разум от посторонних - любых мыслей! - кроме этого слова, запомни это, Стихии сделают за тебя сами…

… И Квотриус изо всех сил стал мысленно повторять, как мольбу Венере Светлокудрой и сыну её Амурусу, Стреляющему Метко, заветное Оживляющее Слово, что подсказал ему возлюбленный брат.

И пришёл порыв ветра обжигающего, и сорвал он шатёр и ещё несколько, находившихся поблизости, так велика была мощь ветра. И ужаснулись солдаты видению такому, будто всадник Снепиус Квотриус поднимается в воздух, словно бы на ложе невидимом, и закрыты глаза его, а из сцепленных на груди ладоней произрастает язычок пламени. Но не кричит чародей от боли, словно не чует ничего вокруг… Лишь Снепиус Северус восхищённым взором словно бы поглощал невероятное действо.

И чародейство столь великое, никогда не виданное, застало легионеров врасплох. Кто-то застыл в изумлении на месте, как библейский соляной столп. Кто-то прикрыл руками глаза, чтобы не ужасаться боле. Кто-то даже нашёл в себе силы бежать прочь, подальше, спрятавшись в перелеске.

И вмиг всё закончилось - Квотриус опустился, всё также лёжа на невидимом глазу одре, на землю. И пламя исчезло в его руках, не оставив даже дымка. И только разбросанные в беспорядке шатры напоминали о случившемся у легионеров на глазах чуде - человек летал без крыльев, вознёсся высоко и не разбился, а просто лежал теперь, открыв глаза, но черты его лица, особенно выдающийся отцовский нос, заострились, как у покойника…

… - Что же, профессор Люпин, Вам и отвечать на письма ж, пришедшие в редакцию, а кому ж ещё-то, кроме как не Вам, миленькому?

Я покраснел - ведь «миленьким» я звал своего нового постельного друга. А вдруг Дамблдор за нами подсматривал, когда я плотно, так сказать, общался со своим миленьким дружком?

Не-э-т, господин Директор выше такого - он почти святой в моих глазах.

Он не может, просто не может опуститься до подсматривания через камин, хотя… В прошлый раз мне показалось, что… Нет, на самом деле такого не бывает! Но из неразожжённого камина, словно из унитаза, на меня смотрели чьи-то внимательные, голубые глаза. Кто-то невидимый, незримый, словно бы присутствовал в наших постельных игрищах с другом, а я-то, как раз, так разошёлся, и этот третий постанывал и кряхтел от удовольствия.

Неужели господин Директор - вуайерист?

В его-то годы?

Но хватит об этом - мне, наверняка, просто почудилось всё это. А, может, этот третий возник в моих сексуальных фантазиях?

Вернёмся лучше к делу…

…Альбус, разумеется, случайно, обходя дозором, то есть, внимательно глядя в камин, который таки пришлось затопить, несмотря на жарищу и кинуть в него особого порошочка, попал на эту милую оргию и не смог отказать себе в небольшом удовольствии. От того, что вытворял профессор Люпин со светящимся в темноте - да! Вот чудо-то! - дружком своим постельным, у него, впервые за последние лет пятнадцать, встал. Вот же чудеса в решете! И он немного, ну совсем малость, подсмотрел за Ремусом просто для того, чтобы кончить, но у Дамблдора, потерявшего навыки, всё никак не получалось. Когда же он увидел голого Ремуса с машинкой удовольствий в заднице, при этом активно онанирующего, то и сам стал делать то же самое и… кончив, прервал связь.

Больше Альбус в тот день не за кем не присматривал, а отправился, усталый от непривычного занятия, спатики…

- Ну что же Вы отпиратесь, уважаемый профессор? Нихто кроме тэбэ, как говорят шотландцы.

Вы незаменимы, у Вас авторский стиль замечательный.

Ну хорошо ж, даю Вам мистера Муди в помощники - он будет отбирать для Вас из вороха корреспонденции наиболее ж, скажем так, смачненькие писульки, а Вы на них отвечать же ж будете.

Так Вас устроит? Нет? Мистер Муди не справится? Ох, капризничаете ж Вы, Ремус, вот ведь, как есть, говорю.

Ладно уж, даю Вам в помощники нашего славного мистера Доджа, моего однокурсника ж. От он хорошо разбирается в письмах - сам же любит их писать, да и ему ответы от многочисленной родни приходят, а он всем снова ж отвечает.

Так что он Вам ещё и письма поможет писать.

Да знаю я… Предполагал, простите ж, что с мистером Элфиасом Доджем тяжело работать, но Элфиас - лучший вариант для всех нас, всего Ордена! Ради Ордена потерпите ж, правда же ж?

Ну вот и договорились, от и ладушки…

… Я аппарировал в переулок, выходящий на Темзу, грязную, всю в каких-то радужных - для красоты, что ли? - разводах и пятнах. А кто этих магглов разберёт?

Мне срочно нужно было выпить крепенького - к скотчу я привык, и нужен был зелёный, ароматный, сладко-жгучий абсент со жжёным сахаром. Поэтому я добрался из безлюдного в это время суток переулка на широкую, проезжую улицу, Хэксон-стрит. Здесь надо немного пройтись и встретиться вновь с рестораном с идиотским названием «Жирная утка» - как будто можно в ресторане подавать синекур! В нём подавали исключительно дорогую выпивку и жрачку. Последняя меня не то, чтобы не интересовала, но просто денег на неё не хватит, а нужно выпить две порции абсента.

Я себя хорошо знаю - у меня после такой заливки всегда вдохновение появляется, за тем и припёрся сюда.

На меня внимательно смотрит метрдотель - узнаёт, наверное, хотя я бываю здесь крайне редко - обычно, когда хочется пофантазировать на темы игр с другом, получив жалование. Сейчас я выдоил из Дамблдора жалование за октябрь - не знаю, как и жить буду - надо же ещё книг подкупить, а то вышел трёхтомник «Жизни против существования». Интересная книженция, судя по аннотациям и по тому, что я успел посмотреть во «Флориш и Блоттс», пролистав первый том.

Но да ладно, как-нибудь уж выкручусь - например, ботинки покупать не стану, хотя по такой слякоти ноги в туфлях мокнут. Обойдусь. Дай Мерлин, не простужусь, а коли и простужусь - у мадам Помфри завсегда Перечное зелье в наличии. Абсент для вдохновение на написание этих дементоровых ответов и трёхтомник - вот мои планы.

Тем временем приносят заказ, спрашивают, не желаю ли я сигару.

- Нет, благодарю Вас. Я не курю.

- Тогда, может быть, лимон?

- Да, спасибо. И принесите ещё стаканчик абсента, чтобы мне Вас не загонять попусту.

- Ну что Вы, сэр, я же - официант, и моя обязанность - обслуживать клиентов так, чтобы не было порицаний со стороны руководства. Благодарю Вас за беспокойство о моих ногах - никто ещё ни разу не вспомнил о них.

Симпатичный парень, и явно клеится. А глаза-то, глаза-то какие красивые! Может, попробовать хоть разочек по-настоящему? Но он же - маггл!

А тебе не всё ли равно, Рем? Ведь не ты выбираешь - тебя выбирают.

- А… Есть ли здесь кабинеты или место, где можно уединиться?

- Простите сэр, но моя смена закончится тольо через два часа. Вы вряд ли будете ждать так долго.

- Я подожду, мистер…

- Меня зовут Джейкоб, Джейкоб Питкин, сэр. Можно просто - Джек. Для Вас, сэр.

- Спасибо, меня зовут Ремус Люпин, я профессор одной из частных школ для… очень одарённых подростков.

Я выпаливаю всё это без единой запинки - абсент пошёл, да и ещё обещание… такое, интимное. По недомолвкам об ожидании я понимаю, что меня хотят.

… Впервые в жизни…

… - Finite incantatem!

Северус прервал действие Небесного исцеляющего заклинания, увидев, как изменился в лице его Квотриус.

Да пройдёт ли эта восковая желтизна лица его, возлюбленного моего, сменившись на белоснежную, с румянцем, кожу? Округлится ли лицо или так теперь и останется сухою, покойницкой маской?

Появится ли в тусклых сейчас, не от мира сего глазах звёздный блеск, который я успел полюбить так сильно и горячо? Или пусть хотя бы вернётся матовая глянцевитость, только не этот сухой, пронзительный, пронзающий, кажется, все миры и окрестности их, невыносимо яркий, излишне неживой какой-то, пробирающе язвительный, ярящийся в своей немоте взгляд!