GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

Его тотчас скрутили, связали руки за спиной потому, как раб был с уже зажившими ранами, раз мог так долго бежать, оставили только плащ в старой, впитавшейся крови, и загнали на место, отведённое всем рабам, понахватанным солдатами и всадниками в племенах гвасинг.

… А Северус в это время не обращал внимания ни на кого, только молча, исподтишка наблюдая за поведением брата своего, но не находил ничего странного в его движениях и жестах, лишь только тело его оставалось всё ещё неправильно, неприятно худым, а лицо имело землистый оттенок, с неестественно яркими красными мазками на выступивших из-за худобы лица скулах, да ещё губы его, ставшие в одночасье тонкими, словно из них выжали все соки, оставались неприятного цвета - кроваво-красными. но вовсе не напоминали прежний оттенок - «как кровь на снегу».. Скорее, их цвет напоминал оттенок губ знакомых вампиров - графа Влада Цепеша и его мертворождённого сына Лукаша, так налиты они были кровью, что казались даже грубо накрашенными у живого-то человека.

Сейчас Квотриус вовсе не походил на кельтского красавца - он стал немилосердно, до отвращения, до подкожной дрожи, по непонятной причине уродлив, и Северус осознавал это. Но знал он вместе с тем и, что, если Квотриус останется таким, и Стихии не смилостивятся над полукровкой, вернув ему отобранное - плотное, но гибкое тело, красивую внешность, всё, что было выжженно и сдуто, он, Сев, будет любить… такого Квотриуса ещё крепче. Он же обречён на свадьбу совсем уж с дурной бабой… Сейчас даже отец Квотриуса смотрит на сына с плохо скрываемым отвращением и пренебрежением. Любил он в Квотриусе, видимо, не личность самого сына, но черты Нывх`э в его чертах, а теперь их не стало. Так за что теперь продолжать любить уродливого бастарда, коли в доме найдутся более красивые его единокровные братья от хорошеньких рабынь? Ещё не поздно взять мальчика посимпатичнее - своего сына да заняться воспитанием из него воина, впоследствии станущего всадником, обязательно, при таком-то отце и таких покровителях, как у отца. Да что б недюжинно красив мальчонка был, что б забыть об уроде Квотриусе, прежнем любимчике. Да что б так забыть, что пусть, хоть и живёт в доме Господина своего, но... А вот эти ограничения на появление среди домочадцев дожен ввести лишь Господин дома, мын его законнорожденный Севкерус. А как Северус с Квотриусом лобызаться-то начали, словно после долгого разлучения да не по собственной воле, а, словно, под насилием.

Северус помнил только обжигающий, прокравшийся до костей и сковавший мышцы, холод, а после - он лежит на земле, ему до странности хорошо и тепло, и рядом лежит Квотриус… Потом объятия и поцелуи. И это всё, что запало ему в душу.

Да, вот ещё - Квотриус, которого до приступа холода он помнил уже более здоровым и нормальным на вид, после снова обрёл восковое, плотно обтянутое кожей, лицо, и тело его было, как у изнемогшего от хлопот и тягостей жизни раба, а не налитого мускулами, как прежде.

Северус догадался, что брат его младший призвал Стихии какие-то или какю-то одну из Них вновь. Но вот какие - он, впервые в жизни… боялся спросить, дабы не повергнуть Квотриуса в неприятные воспоминания об исцелении его, Сева. Это исцеление, несомненно, от того самого пробирающего насквозь, вымораживающего даже разум, холода. Снейп побоялся ранить чувствительную душу молодого полукровки, которого он любил, как самое ценное, что имел - радость своей души, такое редкое чувство. Потому и умолчал о произошедшем, самостоятельно задумавшись, какая из Стихий была вызвана Их неумелым ещё Повелителем для него, Северуса Снейпа.

Шатёр поставили очень быстро. Квотриус возлёг на покрывале, прикрывшись овчиной и всё смотрел на Северуса влажным, сияющим, зовущим взглядом, оставшимся красивым, но казавшимся неуместным на желтоватом, сухом лице со вкраплениями жутковатого ярко-красного, почти алого цвета., «накрашенного», неестественного до крайности, до невозможности, до уродства.

Северус вспомнил прежний облик прекрасного в мягкой красоте черт Квотриуса, и перед ним, как по мановению невидимой волшебной палочки какого-то доброго, поистине всемогущего чародея, предстал тот, прежний прекрасный молодой человек. Северус приблизился к брату, лёг рядом с ним, прижавшись всем телом, и поцеловал, сначала несмело, вопрошающе, но, получив головокружительный в своей страсти ответ, углубил поцелуй, проникнув в приоткрытые, как прежде, пухлые, алые, как кровь на снегу, губы Квотриуса, прекрасного сейчас, как маггловский юный мученик, только что без нимба над головой, ибо в глубине глаз брата переливалась… некая святость.

- Ты стал иным, брат мой возлюбленный Квотриус, - произнёс Снейп, когда они прервали затянувшийся поцелуй.

- Да, я стал уродлив и не понимаю, как находишь ты в себе желание целовать… такого страшного урода, как я. Ты очень сильный духовно человек, раз не отказываешься столь страстно поцеловаться со мною.

- Нет, Квотриус, посмотрись в зерцало своё, ты прекрасен, как и прежде! Стихии смилостивились над тобою! О, радость и счастье! О, благослови же Их, вернувших прекрасный твой лик тебе!

- Боги! Или же это волшебство Стихий?! Вы вернули мне прежний облик ради любви лампады души моей, крови живого сердца моего, светоча разума моего, брата моего возлюбленного пыче жизни - Северуса!

Теперь только могу я, могу, осмеливаюсь называть тебя именами ласковыми, кои согревают душу не хуже света солнечного и искрятся не хуже света лунного на снегу в ночи месяца двенадцатого! Да, зачастую не спал я ночами, прислушиваясь, но тщетно, к дыханию сонному, безмятежному возлюбленной тогдашней моей - Вероники Гонории, мужеским вниманием обойдённой. И если бы не ты, о Северус мой, так и жить сейчас паре супругов, без сомнения, любящих друг друга в отдалении и постоянными прелюбодеяниями со стороны отца мое… нет, нашего, нашего!

Северус сначала ликовал вместе с братом, но потом призадумался, пропустив слова любовные Квотриуса, к нему обращённые:

-О Северус, северный ветер мой, прохладный и пронизывающий, наполненнный запахом диковинных трав и цветов нездешних! Как страдал я, думая, что не прикоснёшься ты более ко мне, недостойному даже взгляда твох прекрасных, словно безлунная ночь, отданная любви и взятая любовью, глаз!

- И всё же, стал ты словно бы незнакомцем для меня - загадочным, ещё не познанным, великим чародеем. Это я недостоин тебя. Что я есть? Простой маг, умеющий творить заклинания, да, многие и многие, но только с помощью " ручного костыля» - волшебной палочки. Она же есть проводник моей чародейской мощи из мира чистого волшебства в наш, столь грешный мир.

Ты же обладаешь невиданной мною никогда прежде в… том мире могуществом и силой призывать Стихии. Любые же по твоему зову служат тебе, исцеляя и помогая всячески, даже без Стихий можешь ты…

- Северус! Я снова стал… тем, страшным уродом, схожим с лежалым мертвецом, ещё не преданным сожжению! Смотри! Да смотри же!

- Этого я и ожидал, сам не зная, как, наверное, сердцем предчувствуя надвигающуюся беду, - подумал с благоговейным ужасом перед столь жестокими и могущественными Стихиями, Северус.

Но Северус видел перед собой, в нескольких дюймах от себя, прекрасное лицо Квотриуса.

Отдалившись немного, чтобы увидеть «зеркало» («Интересно, сколько времени эта сложнонаведённая галлюцинация будет преследовать меня?») и в нём увидел… того, худющего до выпирания костей из-под восковой, истончившейся до пергаментной кожи, Квотриуса.

Ни один мускул на лице Северуса не дрогнул, он не подал вида, а снова поцеловал возлюбленного, думая: «Что бы с тобою не приключилось, звезда моя нездешняя, звезда моя путеводная, я не покину тебя, покуда либо отец не найдёт тебе подходящую пусть и не по происхождению тебе, расчудесный мой маг Стихий, но, хотя бы худородную патрицианочку - девицу, либо Поттер не найдёт способ покинуть всё время это вдруг за счёт ресурсов, которыми Мерлин всеблагой не обделил его, как ты думаешь. Они просто спят под рабскою личиною этого великовозрастного дитяти, ты всё поймёшь... потом, после нашего исчезновения, такого необходимого, чтобы «не прервалась нить времён», а она такая тонюсенькая, словно паутинка, такая, каких множество сейчас на нескошенных луговинах диких бриттов. С собою и Поттера, ненавистного тебе, как я посмотрю, прихвачу. Всё сделает он, чтобы пришло время такого нежеланного, но… в той же мере и необходимого расставания с тобой. Брат мой несчастный, за меня, считай, сожёгший или предавший земле красу всю свою несказанную»

Земле... Так была это Стихия Земли, внезапно набросившаяся в ярости своей на меня, как на слабейшего. Та, которая высосала всё тепло тела у меня, та, которая иссушила плоть Квотриуса, превратив его на вид в непохороненного вовремя мертвеца. А начиналось всё… Я вспомнил - с моего Небесного исцеляющего заклинания из разряда «светлых», просто немногие знают о нём, а потом… потом ветер, туман и снег, нет, конечно, как обычно, светило солнце, но я думаю о том, что в тот момент творилось в моей душе, тех сумерках, что были в ней, как в ночь промозглого ноября. А потом - «исцели себя сам»* * , вот, чего я хотел от Квотриуса, тот его полёт и «тёмное» заклятье моё, давшее ему в обмен на моё замерзание вторую жизнь, в которой он оклемался бы и стал прежним красавцем. Но он не выдержал моего медленного засыпания от мороза, сковавшего меня. Кто же подсказал ему, что мне холодно? Опять... Поттер? Уж он-то насмотрелся, как гибнут рабы х`васынскх`… Да, это Поттер не дал мне спокойно умереть, а теперь нам с братом обоим мучаться.