Богдан Сушинский - Французский поход

• Название: Французский поход
• Автор: Богдан Сушинский
• Жанр: О войне

Сюжетно этот роман является продолжением романа «На острие меча».

После успешных переговоров, во время которых не обошлось без интриг, Б. Хмельницкий и И. Сирко возвращаются в Польшу и Украину. Здесь они формируют отряд казаков-добровольцев, которые во главе с князем Одаром-Гяуром и полковником Сирко на судах отправляются из польского Гданьска во Францию. В это время французские войска во главе с принцем де Конде предпринимают несколько штурмов крепости Дюнкерк, но все они оказываются безуспешными. Вовремя прибыть к месту назначения, чтобы, высадившись, по суше идти к Дюнкерку, казаки не смогли. Наткнувшись на испанскую эскадру, они в ночном бою берут ее на абордаж, а затем принимают смелое решение: прорываться ночью по каналу в порт Дюнкерк, чтобы с ходу штурмовать крепость со стороны моря. Такого нападения испанский гарнизон, не ведавший о прибытии казаков, никак не ожидал…

---

20

Проснувшись утром, Сирко первым делом обратил внимание на площадь перед постоялым двором. Там происходило нечто необычное: собралась толпа, появились конные стражники, из переулка вышла целая гурьба монахов, вслед за которыми потянулись калеки, юродивые и просто нищие.

– Что там творится, сотник? – спросил он. Однако из соседней комнатки, в которой должен был находиться Гуран, никто не ответил.

Полковник окликнул его еще раз, заглянул в опочивальню: Гурана не было.

«Очевидно, уже на площади», – решил Сирко, снова возвращаясь к окну. Только теперь, всмотревшись в туманную серость влажного варшавского утра, полковник разглядел, что посреди площади сооружен небольшой помост.

«Без виселицы, – отметил про себя Сирко. – Значит, под мечом или секирой… Хотя бы здесь дали отдохнуть от мечей, секир и крови!»

Через полчаса, когда Сирко уже оделся, привел себя в порядок и собрался спуститься вниз, чтобы перекусить в трактире, в комнату неожиданно заглянул хозяин постоялого двора армянин Изаарян. Во французской купеческой миссии, куда казаки обратились сразу же по прибытии, им посоветовали остановиться именно в этом, заселенном армянами, квартале, где были армянские торговые лавки, мастерские и два постоялых двора.

Тот, в котором остановились они с Хмельницким, явно был рассчитан на шляхту, богатых купцов и офицеров. Так что условия казаков вполне устраивали.

Пан ясно-очень-вельможный, полковник Хмельницкий ждет вас в трактире, – улыбнулся Изаарян. Невысокого роста, полнолицый, с густой копной черных волос, которые и в пятьдесят лет все еще не покрыл осенний туман седины, он казался воплощением здоровья и умиротворенности. – Время у вас, ясно-очень-вельможный, еще есть. Лучше посидеть за кружкой хорошего пива, чем смотреть на то, что будет происходить на площади, – кивнул он в сторону окна, у которого и застал Сирко.

– Кого это поляки на сей раз?

– Украинца, конечно. То ли разбойник, то ли бунтовщик – кто скажет правду? Говорят, схвачен был польскими драгунами после долгого боя. Все погибли, одного его взяли. Не поленились, до Варшавы довезли.

– Вот оно что. Кто бы это мог быть? Имени его, прозвища не слышал?

– Слышал, но… Фамилия такая, украинская. По правде сказать, я и свои, армянские, не всегда запоминаю. А вы что, тоже хотите пойти на площадь?

– Надо пойти, если действительно казнят казака.

– Это произойдет часа через два, когда солнце поднимется достаточно высоко и соберется побольше народа. Почему, чтобы казнить, надо народ собирать? Они думают, что, увидев казнь, народ от страха добрее станет? Но от страха народ только звереет.

– Так здесь у вас что – площадь для казни?

– Какая «площадь для казни»? Что вы говорите, пан ясно-очень-вельможный полковник? Сколько здесь живу, сколько трактир мой стоит на этом месте, никогда никого не казнили. В первый раз такое происходит. Для казней в столице сразу три площади приспособлены, однако все они далеко отсюда, в центре. На одной казнят воров и убийц, на другой – повстанцев, на третьей – провинившихся шляхтичей, которые изменили данной королю присяге. Три площади. Разве мало? А если мало, то кому? Площадь, которую вы видите, торговая. Зачем на торговой площади казнить?

– Значит, говорите, никогда раньше здесь не казнили, потому что?…

– Зачем раньше? – упредил его Изаарян. – Разве когда-нибудь раньше в моем постоялом дворе жили сразу три казачьих полковника?

– По-вашему, они устроили эту казнь специально для нас? – удивленно спросил Сирко. – Для нашего устрашения?

– Один армянин сказал бы: «Да, специально». Другой сказал бы: «Что ты, добрый человек? Так получилось». А вот Изаарян молчит. Разве Изаарян может знать, что думают те, кто устраивает подобные казни под окнами постоялого двора армянского еврея Изааряна сразу после того, как в нем поселились три казачьих полковника? Да еще и казачий сотник.

– Сотник? Да, и сотник – тоже. Но почему тогда вы говорите, что три полковника? Я думал, вы принимаете за полковника моего сотника Гурана.

– А, так, значит, пан ясно-очень-вельможный полковник пока не знает. Поздно вечером у меня поселился еще один полковник. Офицер, который сопровождал его, говорит, что он большой князь. Казачий полковник и князь. О! Никогда такого не слышал. Или князь, или казачий полковник – это да.

– Может быть, речь идет о полковнике князе Гяуре?

– Точно угадываешь: Гяур! Князь Гяур! Никогда не встречал такого имени и такого князя, но он все-таки есть.

– Как же князь Гяур оказался на вашем постоялом дворе?

– Потому что его тоже сюда направили. Только уже из канцелярии коменданта Варшавы.

– Но почему он в Варшаве? Неужели и его пригласили к канцлеру?

– О канцлере не знаю. О себе знаю. Почему всех троих сюда, к Изааряну, направили? Как думаешь?

– Потому что у Изааряна остановился полковник Хмельницкий.

– Правильно. Вот он и ждет тебя внизу, в трактире… – не стал дальше уточнять Изаарян. – А князь Гяур поселился в том, правом крыле. Его слуга уже ускакал с поручением – разыскивает одну известную в городе француженку, мадам Оранж, которой Гяур должен передать письмо. Но если у него есть письмо к этой даме – все дальнейшие дни его в Варшаве пройдут, как сон юности, можете поверить старому армянскому еврею.

– Неужели он примчался из далекого Каменца только ради свидания с дамой? – Однако никто об этом не догадывается. Все считают, что это он по службе, – хитровато улыбнулся Изаарян. – Пока что юный полковник выпил кварту хорошего вина, приняв ее из рук лучшей моей служанки, и приказал не будить.

– Счастливый он человек. Но я уверен, что настоящая дама его сердца осталась в Каменце. Что-то здесь не то, господин Изаарян, что-то не сходится.

21

В город Кафу [10] Карадаг-бей прибыл под вечер. Смертельно уставший, запыленный, он въехал в ворота дворца коменданта крепости и, приказав появившемуся слуге немедленно вызвать хозяина, не раздеваясь, а лишь отстегнув саблю, забрел в бассейн, с огромным наслаждением подставляя пылающую голову под холодные, оживляющие струи небольшого фонтана.

Хотя он очень торопился в Тавриду, однако не было ни одного лимана, озерца или речки, в которые бы не окунулся. Степняки-татары из его разведывательного чамбула, привыкшие месяцами мириться с тем, что вода выдается лишь для питья и приготовления пищи, поражались почти детскому восторгу, с которым обычно сдержанный, грозный Карадаг-бей мчался к любому встречавшемуся на их пути водоему. А затем с удивлением наблюдали, как, погрузив лицо в воду, этот воин преодолевал большие расстояния и долго обходился без воздуха.

Точно так же сам Карадаг-бей поражался тому, что татары, живущие даже на берегах моря или перекопских лиманов, относятся к ним с совершеннейшим безразличием. Если в селе и были лодки, то хозяевами их оказывались местные турки или омусульманенные славяне.

Он никогда не слышал, чтобы кто-либо из татарских юношей мечтал стать мореплавателем. А все его намеки на то, что пора создать свой, крымский, флот и напомнить миру, что Таврический Татарстан – могучая морская держава, хан встречал благодушной ухмылкой: «Нельзя одновременно сидеть в лодке и в седле. Татарин, истинный татарин, – добавлял он, окидывая начальника охраны насмешливо-подозрительным взглядом, – рождается в седле и умирает в седле. Наши предки появились в этих краях не с моря».

Это упрямство хана оставалось для Карадаг-бея загадкой. Но все же он не терял надежды уговорить правителя создать татарский флот, а его, Карадаг-бея, назначить командующим.

Замечтавшись, он не сразу заметил появление Гадаяр-Керима. Увидев в бассейне громадного воина в европейском мундире, развалившегося на мокрых камнях под фонтаном и с блаженством подставлявшего рот под жиденькие родниковые струи, комендант крепости опешил.

Оглянулся на слугу: «Кто это?!» – возопил его разъяренный взгляд.

– Это… он, – только и смог вымолвить слуга, дрожащей рукой показывая на великана с явно нетюркской внешностью. – Он приказал позвать вас.

– Что тебя так взволновало, Гадаяр-Керим? – насмешливо спросил Карадаг-бей, – блаженно разбросав руки по позеленевшим камням. – Не узнаешь начальника охраны Ислам-Гирея?

– Так это вы, почтенный Карадаг-бей?! Как вы там оказались? Вы только что прибыли? Я знаю, хан ждал вашего возвращения.

– Весь Крым ждал моего возвращения, – бравируя, произнес Карадаг-бей. Коменданту был хорошо знаком этот самоуверенный, вызывающе насмешливый тон. Любую шутку Карадаг-бей произносил так, словно зачитывал мудрейшую суру Корана. Или приговор. Самое сложное в разговоре с ним как раз и заключалось в том, чтобы понять, когда он шутит, а когда говорит всерьез. Не забывая при этом, что шутка Карадаг-бея – это шутка повелителя. – Или, может быть, в Кафе мне уже не рады? Нет, ты говори, говори, Гадаяр-Керим.