Ефим Гольбрайх - Былой войны разрозненные строки

• Название: Былой войны разрозненные строки
• Автор: Ефим Гольбрайх
• Издательство: Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-98575-166-X

Автор настоящих записей, — свидетельствовал Василь Быков, — безыскусно, но очень правдиво, со скрупулезной точностью участника и очевидца повествует о пережитом, тем самым внося свой благородный вклад во всенародную копилку памяти о тех героических днях, примет которых все меньше остается в нашем сегодня… Ефим Гольбрайх прошел всю Великую Отечественную войну. Был рядовым солдатом пехоты, комсоргом батальона и полка, командиром стрелковой роты, заместителем командира штрафной роты. Участвовал в обороне Москвы, Сталинграда, освобождении Севастополя, Украины, Прибалтики. Был ранен, награжден четырьмя орденами и многими медалями. После войны много лет работал в искусстве. В бывшем СССР и в Израиле вышли его книги «Солдатские судьбы», «Записки театрального администратора»; «Последние участники» и другие.

---

Тяжело на войне всем, а девушкам особенно. С первых дней войны девушки осаждали военкоматы, записывались добровольцами, подделывали документы, добавляя себе возраст, да их не больно и проверяли, нужда была большая. Вскоре и призывать стали.

Большинство из них имело о войне героико-романтическое представление, и первое соприкосновение с действительностью, с неприукрашенной правдой войны, действовало отрезвляюще. Но они быстро привыкали к фронтовому быту и безропотно несли нелегкую службу.

Большая часть девушек направлялась в медицинские учреждения: госпитали, санитарные поезда, дивизионные медсанбаты, подразделения связи. Штабные роты корпусных батальонов и армейских полков связи, а также служба ВНОС воздушное наблюдение, оповещение, связь почти сплошь состояли из девушек, а банно-прачечные отряды целиком из женщин, только командир пожилой или после тяжелого ранения офицер.

Командовать ими было не просто, и офицеры женских подразделений зачастую просились на передовую уже через неделю…

Некоторые девушки прорывались на передний край санинструкторами батальонов или на полковой коммутатор. Были девушки летчицы, снайперы. Об их подвигах написано много.

И везде трудно.

Тяжелораненые в госпиталях несамостоятельны, за ними нужен уход, в палатах тесно и душно. Молодые выздоравливающие настойчиво ухаживают за сестрами, им передовой не пригрозишь.

Полегче было в частях ВНОС. Бывалые солдаты, добродушно посмеиваясь, расшифровывали эту аббревиатуру по первым буквам: Война-Нас-Обошла-Стороной. Так-то оно так, все не передний край, но когда эти части перешли в Прибалтику, Западную Украину, Польшу на одиночные посты ВНОС стали нападать националисты.

Банно-прачечные отряды назывались у солдат мыльно-пузырными комбинатами, в этой грубоватой солдатской шутке не было злословия, скорей скрытая солдатская нежность. Этим девушкам приходилось особенно тяжело. И воды натаскать, и дрова заготовить, и белье прокипятить, и простирать его, и просушить, и все вручную. О стиральных машинах и порошках никто и представления не имел. Корыто, мыло и руки вся техника. Электричества на фронте нет, гладили угольными утюгами, а большей частью просто катали. Если представить, какое белье приходит с передовой, где солдату по неделям, а то и по месяцам не приходится переодеваться!.. Надо до костей стереть пальцы, чтобы выстирать солдатское белье.

Никто о них не пишет. А сами они стесняются признаться.

Низкий поклон этим безвестным труженицам войны.

А быт? Отсутствие элементарных условий, необходимых женщине для ухода за собой? Хорошо, как в лесу. А в степи куда деваться? Утром встанут, соберутся в кружок… Кругом одни мужики, что в тыл, что на флангах на десятки километров мужчины, мужчины, мужчины. Еще и ухаживаниями прохода не дадут. Хочешь не хочешь, надо найти себе покровителя, как правило, офицера. Чаще всего им становится ее же командир. Он и во времени свободней, и в средствах передвижения и доппаек у него, и землянка поудобнее, и одет лучше, и… командир.

Белье, как правило, выдавалось мужское: кальсоны и нательная рубаха. Для ухода за собой девушки отрывали от рубахи рукава…

Бич девушек на передовой отсутствие воды.

…Шел с переднего края в политотдел. На КП полка ко мне бросилась девушка-связистка, стриженная, после тифозного госпиталя: «Увези меня отсюда хоть на один день! Здесь воды нет!» Меня в жар бросило.

Что-то такое я смутно слыхал, но не только знать, думать об этом не решался. А ведь мы были только знакомы. И телевидения еще не было…

Как же ей должно было быть плохо!..

Когда возвращался, она лежала возле землянки своего коммутатора, прикрытая шинелью… КП бомбили, и она не успела добежать до укрытия. И все эти годы я думаю: если бы она ушла со мной, может, осталась бы жива? А как уйти? Кто отпустит? На войне это не причина.

Часто женское и даже детское проявлялось у девушек неожиданно. Проходя мимо землянки, в которой жили наши связистки, услышал крик. Из землянки пулей выскочила, едва не сорвав плащ-палатку над входом, хорошенькая девушка и с криком бросилась мне на шею. Она была так взволнована, что я чувствовал, как бьется ее сердце. Вспомнил Маяковского: «И лучшие девушки нашей страны сами бросятся вам на шею». Но лучшие девушки нашей страны даже тогда бросались мне на шею не каждый день. Я осторожно спросил: «Ты чего? Там она испуганно покосилась на землянку, мышонок!»

Объясняться девушкам с командирами, как правило, молодыми офицерами, не всегда удобно. Существовал неписаный и, говорят, еще с первой мировой войны, заведенный порядок: если девушка сутра накрасила губы ее в наряд не ставят, она нездорова. Трогательно.

Все помнят, и никто об этом не написал.

А вообще-то наши девушки не красились. Нечем было, да и незачем. Большинство девушек, особенно зимой, ходило в мужском обмундировании. К холодам выдавали телогрейки и стеганые шаровары. Одна из женщин, постарше, повертела их в руках и, с сомнением покачав головой, сказала: «Я для этого совершенно не оборудована!»

При всем этом, девушки зачастую сохраняли наивность, простодушие и целомудренную чистоту. В связи с этим вспоминается такой эпизод.

Одна из наших артиллерийских батарей стояла в глухом Полесье, куда за всю войну не ступала нога ни советского, ни немецкого человека. И сама деревня называлась Великая Глушь. Наступала весна, пора наступления и любви. На батарею стали приходить девушки. Здесь уместно вспомнить афоризм Шкловского: «если бы Адам был солдатом, он съел бы яблоки еще зелеными»… Приходила девушка и к молодому лейтенанту. В полном соответствии с приведенным афоризмом, он очень скоро обнаружил, что на ней нет такой детали туалета, которая тогда называлась простым и понятным словом лифчик. И он ей об этом сказал. В ее глазах отразилось недоумение, она прижала руками свои груди и испуганно спросила: «Хиба малы?» (Что маленькие? — белор.) Он понял, что она не только никогда не видела ничего подобного, но и не подозревает, что такое может существовать. Достал две артиллерийские салфетки, они выпускались из льна и предназначались для проверки чистоты канала ствола после стрельб, и он, которому подворотничок подшивал ординарец, сшил нечто отдаленно напоминающее эту деталь. И подарил девушке третью салфетку, чистую. И эта третья салфетка через какое-то время вернулась к нему, и на ней было крестиком вышито: Миша + Настя=Любовь.

Мы были молоды и ортодоксальны, и нам было обидно, когда наши сверстницы любили людей постарше, за тридцать, у многих из которых в тылу оставались семьи. Через некоторое время на груди у этих девушек нередко появлялась медаль «За боевые заслуги», сокращенно именовавшаяся «БЗ», и это только усиливало наше ворчание.

Теперь бы я им всем ордена давал. Разрывы мин и снарядов были неизменным аккомпанементом их фронтовой любви. И если одаривали они командира или солдата любовью великое им за это спасибо, немногие из них вернулись с войны. А что выбирали постарше и в мирной жизни так: возраст и опыт казались им надежной опорой. Но нередко и на сверстника падал их выбор, что, быть может, не вернется завтра из боя, не изведав женской ласки.

А тогда появилась и прочно вошла во фронтовой быт аббревиатура ППЖ полевая походная жена, по аналогии с аббревиатурой автоматов ППД и ППШ пистолет-пулемет Дегтярева и пистолет-пулемет Шпагина. Некоторые девушки оставались верными своим довоенным возлюбленным. По прошествии нелегкого для них времени, когда они подвергались не всегда деликатному обращению товарищей и презрению подруг, считавших, что война все спишет, их начинали уважать и даже охранять.

Что должна девушка ответить солдату, который завтра идет в бой, и из которого вряд ли вернется, и который, к тому же, ей симпатичен? Встретимся после войны? Сейчас легко рассуждать. А тогда за спиной у нас наготове стояла смерть.

Да и жизнь брала свое. Даже на войне. Можно было и зарегистрироваться. Подавались рапорта командиру полка, приказом по полку молодые объявлялись мужем и женой, жене присваивалась фамилия мужа и в красноармейскую книжку ставилась полковая печать. (Которая в мирное время ничего не значила.) Случалось, что фронтовые мужья не возвращались к своим прежним семьям. И появилось еще одно тяжкое слово: «брошенка». Еще одна страничка трагедии войны.

В медсанбатах разрешалось делать аборты, повсеместно в те годы в тылу запрещенные, а тех, кто хотел родить, демобилизовывали, давали пособие, продукты, обмундирование и отправляли домой с сопровождающим. Тогда не было высоких платформ и ей, беременной, а иногда уже и с ребенком и вещами, самой было ни взобраться в вагон, ни выбраться. Некоторые матери писали на фронт: «Доченька, приезжай! Как-нибудь воспитаем». Но большинство девушек так прирастали к своей части, к своим товарищам, даже если возлюбленный погибал, все равно возвращались из медсанбата в родной полк.