Олег Ларин - Первопроходец

• Название: Первопроходец
• Автор: Олег Ларин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Андрей Журавский… Запомните это имя: по необъяснимым причинам оно выпало из истории русской науки XX века. Ученый-мыслитель и исследователь Европейского Севера, руководитель около тридцати экспедиций в Большеземельскую тундру и на Северный Урал, биогеограф, ботаник, геолог, зоолог, этнограф, экономист, общественный деятель, литератор… «Работы Андрея Журавского составляют эпоху в исследовании Печорского края и глубоко затрагивают задачу познания Севера вообще», — скажет в 1911 году академик Ю. М. Шокальский. И патриарх географической науки П. П. Семенов-Тян-Шанский поддержит это мнение: «Печорский край все увидят таким, каким Андрей Журавский видит его сегодня, но для этого нужны полвека, а то и век».

---

Оратор замолчал, припоминая, не забыл ли чего важного, и пошел к карте снимать красный шнур. Вслед ему катились аплодисменты.

— Господин Журавский, — окликнули его из президиума, — а что прикажете делать с вашей капустой?

— Щи, — сразу нашелся Андрей Владимирович под одобрительный смех зала.

* * *

Симпатизировавший Журавскому, но отнюдь не разделявший его биогеографических взглядов о «потеплении Севера», Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский добился для него приема у председателя Совета министров Столыпина. Журавский доказывал ему необходимость дальнейшей разведки печорских углей и ухтинской нефти, настаивал на строительстве железной дороги через Котлас к Обдорску (Салехарду), предлагал запретить продажу северных территорий иностранным концессионерам, так как сегодняшняя малоценность этих земель завтра может обернуться сказочными богатствами.

— Русские предприниматели если и являются на Печору, — с горечью говорил он первому министру России, — то непременно с наполеоновскими амбициями. Нефть, руда, уголь — это все нипочем. Им нужно по меньшей мере напасть на жилу алмазов, золота и серебра и при этом не где-нибудь в болоте, а на самом берегу Печоры, вблизи уездного центра и без каких-либо разведок и исследований… Считаю давно назревшим вопрос о постоянно действующей, многоцелевой экспедиции в глубине Большеземельской тундры и Северного Урала…

Кажется, фортуна наконец-то стала улыбаться Журавскому: он был утвержден в должности специалиста сельского хозяйства при департаменте земледелия, а вскоре получил назначение начальником Северо-Печорской экспедиции, на которую правительство ассигновало 50 тысяч рублей в течение первых двух лет работы. Никогда еще не возвращался он на Печору с ворохом таких добрых вестей!

* * *

Экспедиция, которую возглавил Журавский, приступила к разведке ископаемых богатств Северного Урала и Припечорья, к поискам новых земель для сельскохозяйственного использования и рациональных путей сообщения. Успехи Журавского в высших сферах произвели сильное впечатление на Матафтина, Кириллова и других местных воротил, и на какое-то время они прикусили языки.

Весну и лето экспедиция провела у кочевников, перебираясь от выселков к становищам и собирая цветковые растения, мхи, насекомых, образцы почв. Только по совокупности множества признаков, по сумме годовых температур и жизнедеятельности тундры, а главное — многолетними фенологическими наблюдениями можно было подтвердить гипотезу, которая возникла при виде хорейворского леса, остановившегося у порога Ледовитого океана: юг медленно, но неуклонно наступает на север, тайга теснит тундру, выбрасывая хвойные десанты, а ледяная броня океана постепенно отходит к полюсу.

На 309-й версте от устья Колвы, в зарослях дикой гречихи Никифор подобрал какие-то странные глиняные черепки со следами кабалистических знаков. Журавский уже видел такие прежде, но отбросил в сторону, как не заслуживающие внимания. Но теперь… теперь черепков было слишком много, чтобы не задуматься об их происхождении: ведь ни кочевники, ни зыряне глиняной посуды не держали.

Через несколько дней на песчаной косе им попались кремневые наконечники стрел, грубо обточенные каменные ножи, копья, скребки для выделки кож. Сомнений не было: здесь, в центре Большеземельской тундры, жит человек древнейшей культуры!..

Они перешли на Адзьву и там нашли еще девять самых северных в мире стоянок древнего человека. Это были находки высочайшей научной ценности!

По возвращении домой Журавский был срочно вызван в Архангельск на «особое совещание при его превосходительстве г-не губернаторе И. В. Сосновском». Пока шла экспедиция, тот проехался по Печоре, увидел «миражи больного воображения господина Журавского» — угрюмые берега с жалкими остовами елочек и, обработанный свитой недоброжелателей ученого, принял жестокое решение. Большинством голосов совещание постановило «дальнейшую деятельность Северо-Печорской экспедиции прекратить, так как затраты на шестилетнее исследование Печорского края не могут оправдаться возможными их результатами».

Андрей Владимирович бросился за помощью в Петербург, но Ученый комитет Главного управления земледелия оставил в силе архангельское постановление. Авторитетные ученые, группировавшиеся вокруг комитета, выразили недоверие исследованиям Журавского и всему Печорскому краю, еще раз подчеркнув живучесть гофмановских концепций. Не пожалел красок выступивший а печати приват-доцент Петербургского университета Питирим Сорокин, якобы заявивший от лица своих соплеменников — ижемских зырян, что «…нет почти исследователя, который, ознакомившись с нашим, вечно мерзлым Печорским краем, не поражался бы ложным уверениям и химерам господина Журавского. Благодаря тому, что для многих этот край терра инкогнита, ему даже удалась затея с опытными станциями».

Журавскому говорили:

— У вас, господин исследователь, слишком пылкое воображение. Оно восполняет вам недостаток наглядности…

— О какой наглядности вы говорите?! — как всегда, взрывался ученый. — Все мои доводы могут быть легко проверены… Лен, подсолнечник, кукуруза, цветная капуста, кольраби, выращенные на 66-й параллели, — разве это но аргументы? («А как насчет ананасов?» — раздавался издевательский голос.) Многолетние температурные графики, анализы почв, диаграммы роста урожайности — разве этого мало? А травы выше человеческого роста на линии Полярного круга? А раковины морских моллюсков, найденные на Тимане? А соленые озера Хайпудырской губы — разве это не доказательства постепенного отступания океана к полюсу?.. Вот вам, наконец, официальные источники: «Общедоступная энциклопедия всемирной географии» Э. Реклю (том 6, стр. 549), работы полярных исследователей Эрмана, Миддендорфа, Врангеля. Здесь данные об обмелении Ледовитого океана…

Все доводы наталкивались на прочную броню недоверия.

* * *

За крушением надежд, связанных с Северо-Печорской экспедицией, и непризнанием его научной гипотезы последовали крушения и в личной жизни. Вера Алексеевна Рогачева, жена Журавского, не выдержав злорадства мелочной среды, навсегда уехала из Усть-Цильмы, оставив его с тремя маленькими детьми… Одна беда потянула другую: из наследственных документов, которые так тщательно скрывали от него родственники в Петербурге, Андрей Владимирович случайно узнал, что он вовсе не дворянин, не сын генерала инженерных войск Владимира Ивановича Журавского, а просто подкидыш, которого взяли из сиротского приюта.

Не имея возможности заниматься исследованиями, ученый впал в тяжелую меланхолию. Ему, правда, шла зарплата старшего специалиста управления земледелия, за ним сохранялась должность заведующего сельскохозяйственной опытной станцией и звания действительных членов Географического и Русского вольно-экономического обществ, он пользовался прежним уважением и среди сотрудников, и среди угрюмых усть-цилемских старообрядцев, но, лишенный государственных субсидий, он не мог уже отправиться в длительную экспедицию, хотя от Никифора почти каждый месяц приходили напоминания.

И хотя на Царскосельской юбилейной выставке станцию наградили золотой медалью «За развитие овощеводства в арктической зоне», это было слабым утешением для Журавского и его помощников. Первый научный стационар в Приполярье, по существу, держался только на их энтузиазме. Ассигнования, как всегда, опаздывали, а того, что поступало в уездную казну, хватало лишь, чтобы залатать дыры в хозяйстве. Чтобы купить лес и выстроить новые здания для станции, коллектив единодушно отказался от зарплаты: жить стали «общим котлом». Выезжая по делам в Архангельск или Петербург, Журавский надевал свой единственный, ношеный-переношеный костюм с тщательно заглаженными заплатами, хотя его годовой оклад, соответствующий довольно высокому чиновному рангу, позволял купить сорок таких костюмов. Люди, не понимавшие его натуру, но искренне желавшие ему добра, нередко восклицали:

— Неужели эта вонючая дыра — предел твоих мечтаний, Андрей? Первооткрыватель целого хребта, месторождения каменного угля, обладатель золотой медали имени Пржевальского — да любая лаборатория сочтет за честь иметь такого сотрудника! А ты копаешься в земле, как навозный жук…

— «И мы когда-то, как Тиль-Тиль, неслись за Синей птицей, — смешком отвечал Андрей, цитируя сатириконовского поэта-пересмешника Сашу Черного. — Когда нам вставили фитиль — мы увлеклись синицей».

* * *

Журавский писал книгу «Печорский край — его формулы и проблемы», которую считал главным трудом своей жизни, венцом десятилетней исследовательской работы, готовил ее к изданию в Академии наук… Но обстановка на Печоре была неспокойной. Почуяв запах близкой наживы, к Ухте тянул руки нефтяной король Нобель. Через совладельца шведской фирмы «Стелла поляре» («стерва полярная», как называли ее рабочие) Королевская Академия наук зондировала почву для ведения разведки каменного угля в районе хребта Адак-Тальбей. Англичан привлекали рудные богатства Северного Урала, и через своего консула в Архангельске они закидывали удочку к Журавскому, обещая ему баснословную сумму, если он возглавит концессию. Но тот заявил, что в его лице они встретят самого непримиримого врага…