Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера

• Название: Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера
• Автор: Алексей Шерстобитов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-8041-0668-4

Продолжение скандального автобиографического романа легенды преступного мира Алексея Шерстобитова по прозвищу Леша Солдат. Общественное мнение об Алексее Шерстобитове разделилось. Одни считают «киллера номер один» жестоким убийцей, другие — чистильщиком, поскольку его жертвами становились криминальные главари и олигархи, третьи убеждены, что Шерстобитов действовал по заданию спецслужб.

Присяжные заседатели постановили Шерстобитову обвинительный вердикт, но при этом выразили ему снисхождение, что спасло «Солдата» от пожизненного заключения. В итоге, Шерстобитов за двенадцать доказанных убийств получил 23 года лишения свободы. Он получил призрачное право на свободу, но реальное право на раскаянье и исповедь, которую вы и держите в руках. Это жестокая, откровенная книга, написанная кровью и страстью к жизни.

«Киллер номер один» — именно так окрестили Алексея Шерстобитова по прозвищу «Солдат». Десять лет его преступления сотрясали новостные ленты. Все знали о его убийствах, но никто не знал о его существовании. Мишенями киллера были крупные бизнесмены, политики, лидеры ОПГ: Отари Квантришвили, Иосиф Глоцер, Григорий Гусятинский, Александр Та-ранцев… Имел заказ Алексей Шерстобитов и на ликвидацию Бориса Березовского, но за секунды до выстрела последовала команда «отбой».

---

Поднявшись чуть выше, мы все втроём, даже приподнялись на сиденьях — в углублении стоял небольшой лапландский сруб с двухскатной покатой крышей с трубой, из которой валил дымок, и, казалось, пахло чем-то тёплым и сладко-ягодным.

Мы стояли и мялись, не решаясь зайти. Первым не выдержал Илюшка (я уже снимал на видеокамеру), дверь открылась, иии… мы даже сняли шапки, приподняв брови от удивления. Сначала увидели огромный, с пляшущим огнём очаг и шипящий паром здоровенный чайник, висящий на рогатине. Справа, за мощным дубовым столом со скамьями, сидел в могучей, ярко-красной поярковой шубе, с белой, из настоящих волос, бородой, с алыми щеками, настоящий дед и, уж точно, настоящий Мороз. Рядом не хватало только что спасённой Алёнушки.

Мама слегка подтолкнула мальчика, и общение завязалось, дедуля «угадал» желание сына и подарил то, что он хотел. Илюшка не отрывал глаз от финна, владеющего, хоть и с акцентом, русским языком, мы пили вкусный, цветочно-ягодный натуральный чай и через полчаса раскланялись, более чем довольные исполнением общей мечты, о которой мы в своём детстве и думать не могли.

По приезду в отель — отдельный трёхкомнатный домик, — разжигая камин, я спросил у помогающего мне сына, чувствовавшего здесь себя как дома (эта хорошая привычка помогать осталась у него и сейчас, во взрослом возрасте), как ему Дед Мороз? Как видно, уже отойдя от сказочности поездки, отрок констатировал, показывая наблюдательность и невозмутимость, узнав мужчину, который вёз нас, сразу после прилёта, в гостиницу: «Нормальный. Я не знал, что Дед Мороз нас и в аэропорту встречал». Не то, чтобы вся поездка пошла насмарку — отдых остался отдыхом, но сказка стала более реальной жизнью, а незатуманенной мечтой с «алыми парусами» надежд.

Да, реальность пробиралась в каждую клеточку не только тела, отогреваемого огнём очага, но и разумом, занятого у каждого из нас троих своими мыслями. Этот Новый Год для нас — мужчины, женщины и ребёнка, — пока ещё семьи, был последним, проведённым вместе.

Сегодня, вспоминая тот день и вечер, пытаюсь понять, чего же мне не хватало, что же мне ещё нужно было, что заставило меня скоро «пропасть» почти на три года, кроме требований безопасности? Ответ прост и банален, хотя вряд ли что-то объяснит постороннему: большее.

Сын — мой отпрыск, рождения которого я ждал с нетерпением, мало того — многие решения были приняты ради его спокойной жизни, нормального питания и комфортного существования. Его и, конечно, жены. Он появился на свет сыном офицера, внуком двух полковников и правнуком третьих. Я был уверен, что он продолжит традицию, но сам сделал первый шаг, чтобы этого не случилось. В год поступления в Суворовское училище, он узнал, кто его отец, но очень расстроился не этому, а внезапно оборвавшейся между нами связи. Я написал письмо, где довольно подробно описал, за что и почему меня постигла такая участь-арест. И ребёнок, достойный лучшего и большего, ответил, что считает: если я так поступил когда-то, значит, не было другого выхода. Фамилию он менять не собирается, и его совсем не смущает, что об этом скажут другие, а карьера и будущая жизнь зависит не от указанных в автобиографии родственников, а от личных качеств, стремлений, связей и стечения обстоятельств.

Гены хорошие — спору нет, но в хорошем воспитании заслуга полностью его матери. Всё, что я мог для него сделать, кроме квартиры (которая сама собой разумеется), — это с десяток поездок на охоту и рыбалку, где мы проводили по одной-две недели вместе совершенно одни, как два увлечённых хобби мужика. Чем больше я уделял ему времени, тем меньше хотел расставаться. Он вёл себя так, словно с самого рождения мы всегда были вместе, хотя и называл, и меня, и отчима — отцами. Я не заметил в нём ни одного качества или черты характера, не желаемого родителями в его возрасте, и сын удивительно напоминал меня самого в мою бытность школьником, правда, совсем не увлекался спортом. На редкость разумный мальчик, затем юноша, а сейчас уже мужчина, с трезвыми оценками и нестандартным для сегодняшнего дня мировоззрением, я бы сказал, как и у меня, старомодным — не думающий о своей выгоде и тщеславии, но рассчитывающий только на себя. Я убеждён, Илья никогда не пойдёт по моему пути, по одной простой причине — он никогда не попадёт в те ситуации, которыми изобиловала моя жизнь, он как будто мудрее меня, не только в сравнении с днями начала этого пути, но и, кажется, с сегодняшним днём тоже. Конечно и я, в свою очередь, не позволю ситуации развиться до критической и смогу вовремя ее остановить.

В основу наших отношений была заложена правда, это было оговорено ещё в детстве и очень всё облегчало. Мы не часто общаемся сегодня, по понятным причинам, и нечасто переписываемся, но я чувствую, когда он думает обо мне, и знаю: верит мне беспредельно. Сегодня я могу немногое, от финансовой помощи он отказывается принципиально, считая, что достижение цели только своими усилиями есть настоящая победа, которой можно гордиться и к которой необходимо стремиться. Думаю, что смогу возместить «сэкономленное» на его воспитании его детям — своим внукам, и кто знает, может, и правнукам.

Ныне я помню каждый день, проведённый с ним, от первого до последнего, и очень надеюсь, что тот последний не будет крайним и далеко не самым лучшим из ещё предстоящих.

История отца и ребёнка продолжается и с моей дочерью. Появление на Божий свет твоего чада в конце четвёртого десятка это не то же самое, что стать отцом в 24 года. Рождение девочки для папы — событие очень его меняющее, но и здесь я не смог воплотить все желания и мечты. Ещё долго она останется для меня маленьким порхающим ангелочком, с щебечущим смехом и отдельными забавными словечками, с выписыванием смешных па, со взглядом, в котором я утопал и был абсолютно счастлив, хоть и предчувствовал надвигающуюся беду. До сих пор в памяти остались её глаза ещё полуторагодовалого ребёнка, но с проницательностью взрослой женщины, после беспричинного плача, от которого она успокоилась лишь у меня на руках. Я просто прижал её крепко к себе и, не зная, что делать, долго ходил из угла в угол, пытаясь напевать какой-то мотив в низких тонах и без слов. Со временем всхлипывания превратились в улыбку, пальцы теребили мои волосы, и казалось, что в её взгляде просматривалось большее понимание происходящего внутри меня, чем я мною самим.

Мы стояли у окна 11-го этажа, был вечер, зима, тишина: отец- профессиональный убийца, и дочь, его маленькая девочка, — возможно, воплощение всего хорошего, что во мне осталось. Всё, что я хочу — чтобы моя жизнь не бросила тень на её судьбу, я очень люблю дочь и сделаю всё для её счастья, вплоть до исчезновения из её жизни навсегда, если потребуется.

* * *

Просматривая сериал, можно вернуть запись назад, разглядеть более подробно и внимательно происходящее, сделать вывод, возможно, правильный и своевременный, а в жизни происходящее сегодня воспринимается иначе, чем будет воспринято завтра, а через 1од, под спудом происшедшего, вообще по-другому. И в очередной раз принимая решения, конечно, учитываешь прошедшее, но не думаешь о том, что оно когда-то тоже было будущим, которое тоже зависело, в своё время, от делаемого выбора.

Жизнь — не сериал, который можно перематывать, а прожитое мною далеко не однозначно. Мало кому выпало пережить столько сколько мне, и именно «пережить», а не перенести.

О многом можно рассуждать и осуждая, и оправдывая, читая эту рукопись, но точно следующее: это пример жизни человека, на котором возможно понять, а на основе осознанного сделать для себя вывод неустойчивости и размытости грани между плохим и хорошим; не ясности противления зла и добра; отсутствия в мире справедливости, как категории присущей обществу в целом, но все же существующей субъективно, завися от действия каждого человека по отношению к другим; о лжи и правде, постоянно занимающих места друг друга, начиная от самого человека в нем же самом, отталкивающиеся и притягивающиеся самооправданием гордыни; о неправде поселившейся в каждом из нас и вызывающей положительные чувства, особенно когда сам человек начинает в нее верить; и обмане, сквозящем ото всюду, что окружает раба Божьего, кроме очевидного, но почему-то не заметного, где даже правду люди умудряются обратить в выгоду.

Лишь пройдя в след в след, с тем же попутным, боковым или встречным «ветром», там же споткнувшись и там же упав, так же поднявшись и так же претерпевая боль, с такой же помощью или, наоборот, перебарывая невзгоды и одиночество под ударами недругов, в те же дни и с тем же настроением, и в том же возрасте можно обрести право рассуждать и осуждать, правда, не забывая о своём (а имеешь ли ты сам право бросить камень)

Если убрать оскомину ужасности, налет некоторого романтизма и кажущейся свободы, то здесь можно разглядеть то, чего необходимо избегать, но главное — понять как! Именно на этом заострив внимание, позволю себе продолжить, в надежде, что делаю это не бесполезно для читателя…