Залман Шнеур - Шкловцы

• Название: Шкловцы
• Автор: Залман Шнеур
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7516-1062-3, 978-5-9953-0153-0

---

У старого холостяка, о котором теперь все говорят, действительно голубые глаза! Синие. Точно такие же, как у Зельдочки. Раньше Файвка даже не знал, что у курчавых и черноволосых могут быть синие глаза. Кроме того, те же толстые губы, короткий нос! Зельдочка на него похожа…

С чуткостью молодой ищейки Файвка принялся наблюдать за Зельдочкой: как она садится и как встает, как смеется и как хмурится. До чего же странно! Косички у Зельдочки темно-русые, в маму, но волосы вьются как у часовщика.

Эта греховная тайна окутывала Зельдочку, ее туповатый носик и веснушки, и придавала ей особую пикантную прелесть. Файвку тянуло к ней как магнитом. Он рассматривал Зельдочку со скрытым детским вожделением, как рассматривают запретную, украденную, но дорогую вещь… Ему все время хотелось сесть к ней поближе.

Как-то во время урока он под столом дотронулся до ее теплой коленки. Совсем не нарочно дотронулся и тут же отдернул руку, как ошпаренный. Сердце его билось.

К Башеве Файвка совершенно охладел. Тому поспособствовала Башевина рассеянность. Она ни на кого больше не смотрела. Ее теплое дружелюбие почему-то угасло. В то же время нельзя сказать, чтобы она так уж близко к сердцу принимала болезнь Лейбы-горбуна. В походке Башевы, в том, как она заходила в комнату мужа и выходила из нее, в том, как отдавала распоряжения прислуге насчет еды для хозяина, чувствовался некий холодный расчет. Пусть видят, как она заботится… Но горбун ей не верил. Он злобно ворчал, когда Башева заходила к нему с холода свежая и притворно улыбающаяся… Файвка замечал, и не раз, что она появлялась из-за ситцевой занавески бледная, прикусив губу. Такого отчаяния на лице Башевы Файвка никогда прежде не видел. С тех пор, как он ее знает, не видел.

В самом каменном доме давно ощущалась заброшенность, которая наступает, когда хозяин болен, дети малы, хозяйка занята в лавке, а вернувшись домой, рассеянна и очень мало беспокоится о домашних делах.

Скоро и это дало пищу для злословия:

— Собственно говоря… между нами… зачем ей хлопотать по хозяйству? Если уж она и о муже не хлопочет… Так и так выйдет за часовщика сразу же после смерти Лейбы-горбуна. Тогда уж наведет порядок. Подвал поправит и мебель починит… за те же деньги.

От прислуги стало известно, что муж с женой живут как кошка с собакой. Эта тихоня Башева просто со свету его сживает… Подумать только, даже прокляла его, сказала, что пришло ему время помереть злой смертью… Злой смертью — не больше и не меньше.

Но молва просватала Башеву слишком рано. Проклятие перекинулось и на Алтера-часовщика. Всё, что в ту зиму соприкасалось с Лейбой-горбуном и его семейством, было проклято.

Как-то сырым утром прошла молва, что часовой мастер не чинит больше часов, его мастерская закрыта. В чем дело?

— Он простужен. Он очень сильно простужен.

И чуть погодя:

— У него сильный жар.

— У него воспаление легких.

А что Башева?.. Да, видели, как Башева вчера вечером говорила о чем-то с доктором Кролем и при этом терла глаза. И доктор Кроль теперь целых два раза в день ездит к часовщику…

Только тут Файвка заметил, что щеки у Башевы впали, платье в беспорядке, под глазами — синие круги. Не поймешь, где начинается синева ее глаз. Также он заметил, что ест она без аппетита, кричит на своих детей, а на него, Файвку, вообще не обращает внимания.

— Э… Нет, — думает Файвка, — когда Лейба-горбун заболел, она так не выглядела.

Видно, правду говорят, что Башева больше сидит у постели часовщика, чем у постели мужа, мечется, как угорелая, между двух больных «Алтеров»… Она и сама не знает, кто из двух «Алтеров» помрет, а кому суждено жить…

В конце концов случилось так, что все эти «милые» разговоры дошли до Лейбы-горбуна, который, как больной хорек, закрылся в комнатке с залогами и не выходил оттуда неделями. Кто донес реб Лейбе — неизвестно. Но ему все же донесли. Потому что однажды, субботним утром, Меер-переплетчик, ближайший сосед Лейбы-горбуна, сообщил в любавичском бесмедреше жуткую новость.

Среди ночи, часа через два после субботнего ужина, прислуга реб Лейбы постучала ему, переплетчику, в ставень. Он распахивает дверь: «Что такое? Что случилось?» И тут же слышит вопли и шум из каменного дома. Прислуга в слезах: «Хозяин хочет зарезать Башеву! Быстрее, спасите!» Он вбегает в каменный дом — там черт-те что творится!.. Башева плачет, дети плачут. Горбун сидит на полу без ермолки, среди разбитых тарелок, рядом валяется острый кухонный нож…

— Тьфу, тьфу, тьфу! — набожно сплюнули добрые люди, услышав такую новость от переплетчика.

— Как Башева меня увидела, — рассказывает дальше Меер-переплетчик, — так и припала ко мне, бедняжка: «Спасите меня от старого разбойника! Никто не знает, что я вынесла от этого… скупердяя». А тот, горбун, воет, как зверь: «Блядь! Шлюха!.. Потаскуха! Все дни просиживает у любовника! Я для нее — пустое место! Я уже в собственных детях не уверен…»

— Тьфу, тьфу, тьфу! — набожно сплюнули добрые люди.

— Прислуга, — закончил переплетчик, — ушла из каменного дома. Ей страшно там оставаться.

Тетя Фейга, услышав о таких делах, постановила:

— Ну, Файвеле, чтоб ты мне больше в этот нехороший дом не ходил!

— А урок? — удивляется Файвка.

— Пусть Гершка-умник учит тебя в другое время и в другом месте! А нет — и не надо.

С того времени над «нехорошим» домом опустилась завеса. И Файвка больше не знал, что там происходит. Он только иногда встречал Хаимку, Зельдочку, Башеву и видел, что они ходят понурые, задумчивые, неряшливые. И Клима-плотника с его цыгановатой мордой Файвка тоже встретил однажды вечером возле каменного дома, когда тот крался со свертком под мышкой… Значит, Лейба-горбун еще шевелится, еще обделывает дела.

Но бывший солдат, старый холостяк Алтер-часовщик оказался-таки слабее горбуна. Как-то утром, когда уже наступил месяц одор, когда потекло с застрех и солнце заблестело в лужах, разнеслась весть, что часовщик Алтер «не жилец». Воспаление перекинулось из легких в мозг. И доктор Кроль от него отказался.

В тот же день вечером часовщик умер.

Целуются на сене пер. А.Френкеля

1

Беспокойная зима прошла, лето красное настало. Файвке исполнилось десять. Он уже учит Гемору.

В месяц ов ударил солнечный жар, зажелтил огурцы в шкловских огородах, раздул тяжелые брюшки тыкв, подкрасил щечки груш на ветках, распахнул глазки диких ромашек. У того новорожденного котенка, который уцелел в доме дяди Ури, тоже давно открылись глаза. Когда тетя Фейга вяжет чулок, котенок учится ловить мышей с помощью ее клубка… Даже проводит тренировки на крыше прошлогодней сукки, птичек ловит… И тетя Фейга, и котенок надеются, что вырастет из него неплохой мышелов.

Файвка за год тоже повзрослел. Губы у него сделались толще и плотнее, взгляд сосредоточенней. После истории с Лейбой-горбуном, когда тот хотел зарезать среди ночи Башеву, не ходит больше Файвка в желтый каменный дом. Папа с мамой строго-настрого запретили. Русскому языку он теперь учится у другого учителя. Без Зельдочки. Видит ее лишь издали. Но Зельдочка по нему сохнет. Она высматривает его, зовет. Приходится ему, Файвке, делать вид, что он не слышит. Файвка боится матери.

Алтера-часовщика уже давно похоронили. Даже перестали злословить о нем с Башевой. Но образ его, его грешный дух витает над Зельдочкой и придает особую приманчивость ее короткому носику, ее конопушкам… Поэтому Файвку тянет к Зельдочке, как к запретному плоду в чужом саду. Так же тянуло его когда-то к яблокам в темном подвале каменного дома… Но связываться с матерью Файвка не хочет, да к тому же побаивается Лейбы-горбуна, который уже скоро год как засел, словно злой дух, в своей комнатушке с залогами и придумывает, кому бы какую сделать гадость. Не сегодня — так завтра… но уж он-то сделает. Ни одна служанка не выдерживает в «нехорошем доме» дольше двух-трех месяцев. Реб Лейба ругается по ночам с женой. И частенько пропадает большой кухонный нож. А находят-то его у Лейбы-горбуна в изголовье или же под сундуком с залогами. Вот служанки и боятся. Файвка слышит про этакие дела и тоже боится.

Этим летом Тишебов выпал на особенно жаркий день. Стоял изнуряющий зной, разлив парил. На краю неба, с западной стороны, притаились синеватые, остроконечные холмики облаков, затянутые не предвещавшим ничего хорошего маревом. Ослабевшие, измученные постом евреи плелись по улицам в шерстяных чулках, вялые и безмолвные, как осенние мухи. Те, кто покрепче, пешком, в одних чулках, как Закон велит, отправились в Рыжковичи, на кладбище. Когда отец дома, Файвка ходит вместе с ним на кладбище и набирает там полные карманы недозрелых, кисловатых орехов. Но на этот раз дядя Ури в отъезде — разъезжает пароходом между Гомелем и Киевом, скупает по дешевке товары. И тетя Фейга ни за что не хочет отпускать Файвку в Рыжковичи «одного-одинешенька», то есть с другими мальчишками. Кто знает, куда они его заведут, дружки эти его распрекрасные. Наверняка ведь будут топтать старые надгробья да по свежим могилам прыгать. Нет! Не смей ходить на кладбище, раз отца дома нет!