Томас Бергер - Маленький Большой человек

• Название: Маленький Большой человек
• Автор: Томас Бергер
• Издательство: Паритет
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 1993

Из предисловия: «Мне выпала честь знать покойного Джека Крэбба — пионера дикого Запада, переселенца, прибившегося к Шайенам, следопыта, ганфайтера, охотника на бизонов…С февраля по июнь 1953 г. я, за редким исключением, каждый день садился рядом с ним, настраивал магнитофон, старался подбодрить старика, если он был не в духе, время от времени задавал наводящие вопросы, чтобы ему легче было восстановить в памяти события вековой(!) давности, и вообще старался быть ненавязчиво предупредительным. В конце концов, это была его книга…»

Джек Крэбб, десятилетний мальчик, попадает в плен к индейцам, жестоко убившим его родню. Легко привыкнув к примитивной жизни индейцев, он становится одним из них. Но судьба швыряет его обратно к белым людям, затем вновь к индейцам и так до конца дней.

---

Надо ли говорить, что после выполнения этого долга я едва волочил ноги, зато в душе моей воцарился величайший покой. Мне не спалось по-прежнему, но больше меня не мучили ни горести-печали, ни заботы. Я опять надел набедренную повязку и ноговицы — рубашку я так и не снимал — завернулся в одеяло и вышел на улицу.

Меня обдало ледяным воздухом. Стоял такой трескучий мороз, что от стужи нельзя было вздохнуть всей грудью. Из стойбища Младшего Медведя, за милю от нашего, донёсся гулкий собачий лай. Луна уже скрылась и было темным-темно. Наступила предрассветная пора.

Итак, почти всю ночь я провел за исполнением своих мужских обязанностей. Теперь не могло быть ни малейшего сомнения в том, что я раз и навсегда заделался стопроцентным Шайеном, по крайней мере настолько, насколько это вообще зависело от тела. В результате этих моих ночных трудов вполне мог зародиться новый человек, а то и два; а ведь тогда мне и в голову не приходило, каково бы им пришлось в этом мире, который с каждым днём становился все хуже и хуже даже для чистопородных созданий. Да, об этом тогда я и не подумал, ибо в тот момент меня посетило то редкое чувство, когда все вокруг кажется удивительным, ясным и слаженным. В тот миг мне казалось, что мир устроен правильно и справедливо. Духи помогали мне, иначе и не скажешь. Я ОЩУТИЛ СЕБЯ ЦЕНТРОМ МИРА. И это чувство ни с чем не сравнить: чувствуешь как время сворачивается кольцами вокруг тебя, а ты стоишь посередке и властен над всем сущим, что принимает форму линии, угла или квадрата. Словно Старая Шкура над теми антилопами, которых он околдовал, и они, как зачарованные, двинулись туда, куда он хотел, прямо к нему, а кругом, и ближе и дальше, выстроились Шайены, нынешние и прошлые, живые и духи, потому как все и вся в этом мире связано и Тайна сия велика…

Это был прекрасный миг. И тут, прямо из ночной тьмы, вдруг появляется Солнечный Свет. Я её скорее почуял, чем увидел, до того была кромешная тьма.

— Тебе не спится? — спрашиваю я, полагая, что она вышла из типи.

— Я ходила в лес, — говорит она, протягивает руки и передает мне крохотный сверток в одеяле: внутри — как будто теплится уголек. Но то был не уголек, а новорожденный младенец. Пока я выполнял свой долг, она тихонько встала, вышла в лес и родила.

— У тебя теперь ещё один сын, — говорит она. — Он будет голосистым. Разве ты не слыхал его могучий крик?

Но, конечно, там с сёстрами, я ничего не слушал и ничего не слышал. Я вообще не заметил, что она вышла.

— Я надеюсь, наши враги далеко, — добавила она, — потому что он громко кричал, когда пришёл.

Ну, это нисколько не повредило этому ощущению мира и покоя у меня в душе, а наоборот — усилило его. Я прижал малыша к груди, а Солнечный Свет склонила голову ко мне на плечо — и тут случилось вот что. На тёмном горизонте появился пылающий золотистый шар и, медленно вползая на небо, он стал переливаться чудными цветами: багровым, яично-жёлтым, изумрудным, бирюзовым, густо-синим, потом черно-фиолетовым, ярко-синим — и опять засиял голубизной словно глазок в крыше мира, а за ним огромная радуга, та самая, по которой, как по мосту, там, в Другой жизни, проезжают вожди в праздничных одеждах. Наконец, когда этот шар подняли достаточно высоко, на какое-то мгновение от превратился в перламутровый, после чего все цвета сменились ослепительно белым.

— Вот ему имя, — сказала Солнечный Свет, — Утренняя Звезда.

Я передал ей сына и она пошла в типи его кормить.

И так уже получилось, что в этот самый миг, по ту сторону холмов за долиной Уошито, это чудо наблюдал ещё один человек — и он тоже получил своё имя в честь этой звезды. Мне кажется, что он воспринял его как перст судьбы, тот самый, что сделал его генералом в возрасте двадцати трёх лет. И, может, он был прав, потому как через несколько мгновений ему суждено было помчаться навстречу величайшей своей победе.

Через пару лет индейцы-Вороны, что служили у него в разведчиках, назовут его Сыном Утренней Звезды. А на самом деле его звали Джордж Армстронг Кастер.

Глава 18. ВЕЛИКАЯ СИЛА ДЛИННОВОЛОСОГО

Вскоре восток озарился первыми лучами света. Заходить в типи я не торопился — меня переполняло счастье, я был настолько счастлив, что подумывал, а не пробить ли мне на самом деле лед на реке и не бухнуться в прорубь, как это делают Шайены. Но моему пони, привязанному рядом, не терпелось поутру попить воды. И тогда он, не поверите, смотрит на меня так своими большими лучистыми глазами и говорит:

— Родимый, своди меня к реке попить воды. — Я не говорю, что он это выразил словами, но он это сказал. Л потом добавил, — Нас ждёт горячая схватка.

И мне плевать, верите вы в это или нет. Он так сказал. И я тому свидетель.

— А-а-а, это ты слышишь, как в верховьях долины хрустит снежный наст, — отвечаю я ему, — Это всего лишь табун лошадей, твои братья и сёстры.

— Нет, — говорит мой пони, упрямо качая головой, пока я освобождал его от привязи. На холоде и его, и моё дыхание вздымали густые клубы пара.

— Поехали, — говорю я, — и ты сам увидишь!

Я сел на него верхом и стал выезжать из тополиной рощи, среди которой расположилось наше стойбище. Мой типи стоял у самой опушки, вдали от больших деревьев, которые могли бы привалить его в случае бури, поэтому мы проехали всего каких-то сорок шагов, и, оказавшись у открытой поймы речки, стали всматриваться в сторону луговины, где был табун. И в это мгновение у себя за спиной я услышал отдаленный выстрел, он доносился с дальнего конца селения. И я не оглянулся лишь потому, что прямо на меня, вытянувшись цепью, через всю заснеженную пойму неслась лавина животных. Но утренний воздух бывает обманчив, особенно когда он так прозрачен — он увеличивает предметы, поэтому на расстоянии человека можно принять за лошадь, а лошадь — за бизона. Вот потому-то я принял эту лавину за табун наших пони, обращённых в паническое бегство нападением Поуней-конокрадов. Я развернул пони, чтобы ехать за ружьём, но тут грянул духовой оркестр в полном составе: флейты, барабаны, трубы. Мне показалось, я схожу с ума — звучала ирландская мелодия под названием «Гарри Оуэн», которую мне как-то доводилось слышать на воскресном концерте в Ливенуорте в исполнении гарнизонного оркестра. При первых звуках музыки мой пони встал на дыбы и сбросил меня на землю.

— Я же говорил тебе, — пронзительно заржал он и рванул в бешенстве навстречу лаве, промчав эдак футов 50, прежде чем его передние ноги надломились в коленях и он рухнул в снег, — и заскользил, оставляя за собой длинный красный след. Ему угодило в шею ещё когда я на нем сидел верхом, — дело в том, что вся эта кавалерийская лава при первых звуках музыки открыла огонь. Я был весь в крови своего коня. Стоило поднять голову и казалось, что воздух насквозь пропитан звенящим свинцом. Но я всё же вскакиваю и бегу, целый и невредимый, к своему типи. Должно быть, при этом я что-то кричал, но утверждать не стану — из-за этой музыки я ничего не слышал: ни топота копыт, ни ружейных выстрелов, а только грохот этого оркестра.

Тем временем из типи с моим ружьём и кожаной патронной сумкой выскакивает Роющий Медведь. Шагов за десять до меня она бросает мне винтовку и для замаха отводит руку, чтобы с силой бросить и патроны, но внезапно у неё на виске проступает маленькое черное пятнышко, словно туда села муха, и она замертво падает в снег. А ещё дюжина пуль полоснула сзади нее по покрышке типи; вбежав вовнутрь, я увидел юную Вунхэй; платье на груди у неё было просто изрешечено, половину этих пуль вобрала в себя её смуглая грудь, которую я ласкал всего лишь несколько часов назад…

Солнечный Свет сидела в дальней части хижины и кормила грудью Утреннюю Звезду.

— Ложись! — закричал я. — Ложись на землю!

Она калачиком свернулась вокруг ребёнка, и я прикрыл её сверху бизоньими шкурами. Кинулся сделать то же самое с Лягушкой и оставшейся в живых Женщиной-Кукурузой, и её детьми, но тех в типи уже не было.

А когда я вновь метнулся к выходу, синие мундиры были совсем близко и стреляли уже из-за нашего типи по другим, расположенным в глубине рощи. О том, чтобы выскочить, не могло быть и речи, я бы угодил прямо под конские копыта. Тогда я в задней стене пропорол ножом дыру и пролез в неё. Индейцы выскакивали отовсюду: одних вскоре сражали пули, другим удавалось укрыться за деревьями, и оттуда они стреляли в ответ, в основном из луков, но было ещё довольно темно, а кроме того между ними и солдатами метались свои.

А кавалерия теперь гарцевала посреди стойбища, и оркестр, открыто расположившись посреди долины, гремел по-прежнему. И эта музыка сводила меня с ума. Я плюхнулся на брюхо за дерево. Из ружья я так ни разу ещё и не выстрелил, но двойственность моего положения была тут ни при чем. Нет, я бы в этих вояк палил бы без всякой жалости, было бы только чем; они разрушили мой дом, убили двух моих женщин; из-за них моя любимая жена и малютка-сын подвергаются смертельной опасности… В такие минуты нет жалости к врагу, будь он хоть брат, хоть сват.