Эйтан Финкельштейн - Пастухи фараона

• Название: Пастухи фараона
• Автор: Эйтан Финкельштейн
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-469-1

Описываемые в этой книге события начинаются в первый день девятнадцатого века, а заканчиваются — в последний двадцатого. Исторические главы в ней перемежаются жизнеописанием главного героя, родившегося в России, жившего в Литве и Польше, участвовавшего во всех войнах Израиля, объездившего весь свет, но в конечном счете заблудившегося где-то в небесных коридорах. Все это происходит на фоне русской и еврейской истории, где действуют политики (от Екатерины Великой и сенатора Державина до Бен Гуриона, Хрущева и Ельцина), а также раввины, революционеры, жандармы, ученые, адвокаты, чекисты, аферисты и разные прочие персонажи.

---

— Как это, осуществлять? — растерялся Абраша.

— А так и осуществлять. Я назначаю вас старшим технологом. Приступайте.

С этого дня Абраша на заводе дневал и ночевал. Дело, однако, двигалось с трудом. Мешали нескончаемые митинги и бесчисленные комитеты, от которых шла одна неразбериха. И все же к лету конвейер заработал: времени на изготовление орудийного ствола уходило теперь меньше, чем прежде.

События, меж тем, развивались стремительно. В ноябре в Петрограде сменилась власть. Потом германцы перешли в наступление, разбили армию, захватили всю Украину. Только с Германией договорились, началась гражданская война. Уральский Исполком потребовал от завода отправить пушки и снаряды Красной гвардии. Генрих Иванович заупрямился. Его в ВЧК. Вернулся бледный, руки тряслись, и синяки под глазами выступили.

— Отгружайте, выхода нет.

Еще через год, в декабре 18-го, в город ворвалась конница белого генерала Гайды. Началась охота на большевиков. Комиссары, понятно, удрали с Красной армией; белые злились, цеплялись к людям по всякому поводу.

Вызвали в военную контрразведку и Генриха Ивановича: «Это вы распорядились орудия и снаряды Красной армии поставлять?» Что там Генрих Иванович ответил, никто не знал, только из контрразведки он вернулся лишь через неделю. Лица на нем не было. Между тем завод — «красную цитадель» — наводнили шпики и офицеры, вынюхивали и выспрашивали. Заводские ходили мрачнее тучи, многие и вовсе на заводе перестали показываться.

Абраша не на шутку испугался. Не за себя, за печи. Если печи в сталеплавильном цехе остановят, кричи караул — восстановить их будет невозможно. Каждое утро начинал с визитов к сталеварам, проверял, все ли на месте. Однажды утром столкнулся нос к носу с мастером Бокаревым, старым своим знакомым.

— Ты че, Борисыч, все еще здесь, не боишься?

— Чего мне бояться, я в политику не мешаюсь.

— Так-то оно так, да только всякое люди говорят. Может, тебе на время сховаться?

— Как же я завод оставлю, такого наделают!

— Как знаешь, Борисыч. Надумаешь — приезжай. А то бабу с ребятишками привози.

Насчет «бабы с ребятишками» Абраша надумал. Позвал Мину — собирайся! Мина заупрямилась.

— Это от большевиков прятаться надо, а адмирал Колчак — человек образованный, он не допустит…

Тут Абраша вспомнил, кто в доме хозяин, сказал пару нелитературных слов в адрес Колчака и белых вообще, повернулся к двери.

— Иду за подводой, детей одевай.

Заросшие травой пустыри сменялись неглубокими оврагами, черные лужи перемежались серыми валунами, дорога петляла, изворачивалась, но через час привела в поселок под названием Черная речка. Дома здесь походили на инвалидов — один покосился, другой врос в землю, третий отсвечивал дырявой крышей. Кругом заросли дикой малины вперемежку с крапивой, всюду пыльно, заброшено, неподвижно.

Мина впервые увидела заводчан вблизи, впервые переступила порог рабочего дома. И поразилась. Имена Кортева, Фокина, Бокарева Абраша произносил с придыханием. «Великие мастера», «кудесники», «чудодеи». А вот теперь оказывается, что эти «чудодеи» живут под одной крышей с козами и курами, живут скудно, убого, зло. Чуть не каждый получку пропивает, в дом ни копейки не дает, зато жену и детей отлупить норовит и в пьяном виде и в трезвом. Жены при том побои сносят, хозяйство ведут и детей кормят. Тоже чудодейки.

Бокарев считался непьющим. Не потому, что не пил, а потому, что, выпив, не буянил, не дрался и не сквернословил. Жена его, тощая морщинистая татарка, каждый вечер ставила на стол бутылку. Бокарев — поначалу злой и неразговорчивый — выпивал первый стакан, закусывал огурцом, потом пропускал второй и начинал оттаивать. Бывало, и улыбнется, и частушку промурлычет, а потом исчезнет за занавеской, чтобы утром, чуть свет, снова отправиться на завод.

Два месяца провела «инженерша» у Бокаревых, сама стирала и готовила, сама детей купала, кормила и учила. Учила своих и бокаревских.

Абраша на Черной речке не показывался — только давал знать, что жив-здоров. Появился он в начале июля, когда красные вернулись в Пермь. Мине очень хотелось домой, извелась она без Абраши, устала, но на всякий случай спросила:

— Может быть, подождать, вдруг белые вернутся?

— Не вернутся, — твердо сказал Абраша, — нынче красные совсем не те, что год назад. Теперь они — сила! А белые… — Абраша махнул рукой.

Новая власть о заводе не забывала. Только теперь вместо офицеров из контрразведки здесь появились люди в кожаных куртках. Вопрос задавали один: кто распорядился снаряды и пушки Белой армии поставлять? Расспрашивали, разнюхивали, кое-кого в ЧК уводили. Некоторых выпустили, а насчет Генриха Ивановича и еще шести инженеров слух пошел — расстреливать будут. Тут Абрашу словно подменили: «Поеду в ЧК», — сказал сухо и твердо. Собрался и поехал.

Народу в «Большом доме» толкалось видимо-невидимо, но слово «Мотовилиха» открывало Абраше одну дверь за другой. Из кабинета в кабинет, от одного начальника к другому, дошел он до главного.

Председатель УралЧК Федор Лукоянов одет был в пиджак и косоворотку, выглядел мирно, но разговор начал жестко.

— Значит, пришли за контрреволюционеров ходатайствовать?

— Заверяю вас, никакого отношения к Белой армии…

— О Белой армии говорить не будем, теперь главные враги советской власти — кадетско-эсеровская банда. Они пытаются взять нас измором. Саботаж, диверсии, вредительство — половина заводов Урала стоит. А ведь война продолжается. Вы что, не понимаете, за кого хлопочете?

Сначала Абраша растерялся, потом испугался, потом ему вдруг стало легко и спокойно. Откуда-то взялись нужные слова.

— Заводы, говорите, стоят? И будут стоять. И Мотовилиха встанет. Из механического цеха вы семерых забрали: начальника, обоих сменных мастеров и контролера. Теперь инженеры и мастера на заводе не показываются, вас боятся. А без инженеров завод — не завод.

Разошелся Абраша и давай цифрами бить. По механическому подсчет показал, и по инструментальному, и по электроцеху. Теперь уже председатель оторопел — бить он привык словами, перед цифрами пасовал.

— Хорошо, хорошо. Я понимаю. Но и вы поймите, время сейчас такое — война! Сюсюкаться с врагами мы права не имеем. Но разобраться — разберемся. На ком вины нет — пусть идет и работает. — Лукоянов сделал паузу и совсем уже другим тоном спросил: — Скажи-ка, товарищ технолог, ты когда Мотовилиху в строй вернешь?

— Я? — Абраша поперхнулся.

— Ты, а кто же.

— Месяца через два, минимум.

— Значит так, через две недели начинай отгружать снаряды. Отвечаешь головой.

Лукоянов замолчал, давая понять, что разговор окончен. Абраша встал, вытер пот со лба, направился к двери.

— Вот еще что, пришли мне список, кто тебе из этих контриков нужен, — бросил вслед Лукоянов.

Всех заводских из ЧК отпустили. И Генрих Иванович вернулся. Только на заводе больше не показывался — исчез куда-то. Так что до конца 19-го Абраша на заводе за главного оставался, долг отрабатывал.

Отгремела гражданская война, жизнь хоть и со скрипом, но все же возвращалась в нормальное русло. Быстрее других возвращалась она на Мотовилихе — оборонке советская власть уделяла особое внимание. Так что и сырье, и оборудование поступали сюда в первую очередь. И пайками заводчан не обижали — все вокруг лапу сосут, а мотовилихским каждую неделю хлеб, картофель, горох. Бери, радуйся!

Всем Абраше был доволен, только вот приставать стали — вступи в партию и вступи, главным инженером сделаем. Абраша уклонялся: не дорос, мол, еще. От партии отговорился, но делу был предан, работал с полной выкладкой.

А дела пошли серьезные. Из наркомата что ни день — новые планы, проекты, приказы. «Дальнобойность увеличить, угол стрельбы расширить, приступить к разработке новых образцов…» И пошло, и поехало. Сначала научились стволы удлинять, потом затворы-полуавтоматы освоили, потом — снаряды новой конструкции. Запустили в производство противотанковую пушку. Потом — зенитную. Одновременно бились над гаубицей, а когда стало получаться, взялись за мортиру.

Не хватало людей и металла, инструмента и оборудования, знаний и опыта. Но работали и учились, делали и переделывали, сами дерзали и внимательно подсматривали, что за рубежом делается. Абраша отдавал работе все время и силы: изобретал, разрабатывал, предлагал. И о нем не забывали — назначили главным технологом, а уж орденами и грамотами просто завалили.

Дома тоже было чему радоваться. Сын Боря учился хорошо, увлекался техникой, а как школу окончил, взяли его в Ленинградский политехнический. Дочь Фаня играла на рояле, готовилась поступать в консерваторию. В общем, жили нелегко, но интересно. И главное, верили — будет лучше.